Историческая Немезида жестоко отплатила Англии и Франции за мюнхенское предательство. Чемберлен и Даладье попались в свой собственный капкан. Развязав вторую мировую войну, гитлеровская Германия обрушила свои первые удары не на СССР, а на Францию, Англию и тесно связанную с ними в то время Польшу.
Агония и смерть комитета по «невмешательству»
Пожар, полыхавший на Пиренейском полуострове, чем дальше, тем больше становился досадной помехой для правительства Чемберлена. С того момента, как оно твердо взяло курс на сговор с фашистскими державами и задалось целью повернуть острие гитлеровской агрессии на восток, британский премьер больше всего хлопотал о том, как бы поскорее потушить этот пожар. Лучше всего, с его точки зрения, было бы ликвидировать войну в Испании путем какого-либо компромисса (пусть гнилого по существу, но приличного по форме). А если невозможен компромисс, то пусть уж скорее побеждает Франко…
При таких настроениях в руководящих кругах Англии (да и Франции) весь британский план, имевший целью создать какое-то равновесие между сторонами, борющимися в Испании, становился для «умиротворителей» опасным анахронизмом, а дальнейшее обсуждение его в комитете, всегда вызывавшее острую полемику и за столом заседаний, и в мировой печати, теряло для них всякий смысл. Вот почему уже 3 февраля 1938 года Плимут просил членов подкомитета не фиксировать срок следующего заседания, а предоставить это на усмотрение председателя, который будет действовать «в зависимости от обстоятельств». Плимут ссылался на то, что ему необходимо время для разрешения некоторых спорных вопросов путем личных переговоров с отдельными членами комитета.
Пауза затянулась почти на два месяца. Новое заседание подкомитета состоялось лишь 31 марта. Однако спорные вопросы по-прежнему оставались неурегулированными.
Для разрешения важнейшего из разногласий – как понимать «существенный прогресс» в эвакуации из Испании иностранных комбатантов – Плимут внес новое предложение. Он рекомендовал считать, что «существенный прогресс» будет налицо, если сторона, имеющая меньшее число иностранных комбатантов, эвакуирует 12–15 тысяч человек, а другая – пропорционально такую же часть, какую эти 12–15 тысяч составляют у первой.
Произошли краткие и не очень оживленные дебаты, в результате которых большинство членов подкомитета высказались за то, чтобы в качестве исходной была взята несколько меньшая цифра, а именно 10 тысяч человек. Плимут, конечно, не возражал. Я держался на этом заседании очень осторожно и почти не принимал участия в прениях. Ход моих мыслей был таков:
«Численность интернациональных бригад не превышает сейчас 12–13 тысяч человек. Стало быть, если за исходную будет принята цифра в 10 тысяч человек, то это составит 75–80% от общего количества интернационалистов. Соответственно и Франко лишится трех четвертей иностранного войска. Что ж, это не так уж плохо!..»
Казалось, что по самому трудному пункту британского плана наметилась возможность соглашения. Подкомитету оставалось лишь всячески активизировать свою работу. Но это не совпадало с истинными намерениями правительств Чемберлена и Даладье. Им меньше всего улыбалась перспектива какого бы то ни было облегчения условий борьбы для республиканской Испании. Они страстно желали так или иначе снять с порядка дня проклятый «испанский вопрос», путавший их карты в большой игре с Гитлером и Муссолини, Жизнеспособность Испанской республики, продолжавшей несмотря ни на что героическое сопротивление фашистам, приводила англо-французских лидеров в отчаяние, и в меру своих возможностей они стремились поскорее уложить ее в гроб. Не удивительно поэтому, что с окончанием прений в подкомитете 31 марта Корбен при явном со» чувствии большинства осторожно дал понять, что и на этот раз установление даты следующего заседания лучше всего предоставить Плимуту. В результате все снова замерло почти на два месяца. Новое заседание подкомитета, посвященное британскому плану, состоялось только 26 мая.
К этому времени ситуация в Европе вообще и в. Испании в частности приняла очень грозный характер. 12 марта 1938 года Гитлер захватил Австрию и занес меч над Чехословакией. 16 апреля Чемберлен подписал с Муссолини договор о дружбе и сотрудничестве. Окрыленный легкими успехами, фашизм повсюду подымал свою отвратительную голову и отравлял своим дыханием политическую атмосферу Европы. Такой ход развития укреплял в лагере Франко надежду на близость окончательной победы, тем более что Германия и Италия стали совершенно открыто посылать в Испанию целые армии и огромное количество вооружения. С начала 1938 года фашистские агрессоры перешли на испанской земле в широкое наступление, и уже 21 февраля республиканцы потеряли Теруэль, с таким блеском взятый ими за два месяца перед тем.
А через две недели после оставления Теруэля испанских демократов постигла новая неудача. Собрав кулак в 10.дивизий с тысячами орудий, сотнями танков, под прикрытием 800 самолетов фашисты нанесли сильный удар по Арагонскому фронту. Главную массу среди наступавших составляли итальянцы (50 тысяч), марокканцы (30 тысяч) и немцы (10 тысяч). Оборонявшиеся здесь республиканские части значительно уступали им и в силах, и в средствах борьбы. Достаточно сказать, что против 800 вражеских самолетов они могли выставить лишь 60.
В течение десяти дней фашисты продвигались вперед, почти не встречая сопротивления. Только к концу марта полковнику Модесто и некоторым другим республиканским командирам, переброшенным сюда с иных направлений, удалось несколько замедлить наступление врага. Однако приостановить его совсем было уже невозможно. 15 апреля 1938 года фашисты прорвались к берегу Средиземного моря между Тортосой и Валенсией. Испанская республика оказалась разрезанной на две части: к северу лежала Каталония, к югу и юго-западу – центральный четырехугольник, включавший Мадрид, Валенсию, Картахену и ряд других важнейших пунктов. Коридор, который держали фашисты, был неширок, но все-таки он значительно осложнял положение республики.
Арагонский прорыв имел большие политические и военные последствия. Все реакционные силы Европы, все сторонники «невмешательства» сразу воспрянули духом. Им казалось, что теперь-то окончательная гибель республиканской Испании – дело немногих дней, в самом крайнем случае – нескольких недель. Помню, как раз в то время мне пришлось разговаривать с Плимутом, продолжавшим свои бесконечные «индивидуальные консультации». Закончив деловую часть беседы, он доверительно сказал:
– Надеюсь, мне уже недолго придется затруднять вас испанскими делами… События в Испании идут к концу, к быстрому концу…
– Вы думаете? – усомнился я.
– Ну конечно, – убежденно ответил Плимут, – Республике нанесен столь тяжелый удар, что ей больше не встать.
И затем добавил с облегчением:
– Скоро я смогу отдохнуть… Уверяю вас, никогда в жизни у меня не было на руках такого беспокойного дела, как комитет по невмешательству… Но теперь баста!
Я усмехнулся и напомнил:
– Итальянский посол Гранди уже в ноябре тридцать шестого года предрекал гибель Испанской республики через несколько дней. Сейчас апрель тридцать восьмого, а Испанская республика еще живет и сражается.
Мое напоминание явно испортило настроение Плимуту. Он провел рукой по голове, как бы отгоняя от себя неприятные мысли, и уже более неопределенно бросил:
– Будущее покажет…
Корбен, с которым я беседовал тогда же на каком-то приеме, высказывался в том же духе. Он оказался только более искренним.
– Я прекрасно понимаю, – говорил французский посол, – что гибель Испанской республики ничего хорошего Франции не сулит… С точки зрения дальнего прицела… Но сейчас… Сейчас нам так трудно, мы так запутались, так полны внутренних противоречий, что готов приветствовать, не задумываясь о будущем, любой конец «испанского вопроса»… Может быть, тогда хоть на время мы получим передышку и сможем что-то придумать для спасения Франции.
