На украинские группировки за рубежом и на их руководителей население советской Украины смотрело ставшими привычными за много лет советскими глазами. Гетмана Скоропадского считали марионеточной фигурой, какого-то полуопереточного типа в руках германского правительства, а Петлюру, Коновальца[396] и прочих деятелей Украинской Центральной Рады вспоминали по еврейским погромам и их предательской политике по отношению к Деникину и Врангелю и отождествляли их с такими бандитами, как Махно, Зелёный и прочие. Да, по правде говоря, особенных причин для изменения такого мнения у нас и не было. В таком положении был национальный вопрос на Украине в момент прихода немцев.

Как уже говорилось выше, вместе с немцами на Украину прибыли в довольно большом количестве украинцы из Галиции и главным образом из Закарпатской Украины. Часть из них работала в германской армии в качестве переводчиков, а часть предназначалась немцами для занятия разных постов в оккупированных ими областях. Все эти люди более или менее свободно говорили на немецком языке и многие из них имели долголетние связи с немцами или даже проходили специальную подготовку в разных немецких политических и полувоенных школах. По всем этим причинам они пользовались несравненно большим доверием у немецких властей, чем местное население, и многие немцы смотрели на все их глазами. Насколько мне теперь известно, большая часть из них примыкала по своим политическим убеждениям и личным связям к последователям Петлюры и Коновальца, и лишь весьма небольшая группировка состояла из сторонников гетмана Скоропадского. Всех этих тонкостей наше население вначале не заметило, нам бросилась в глаза только одна их общая отличительная особенность, а именно — непримиримая ненависть к русским и ко всему тому, что носило отпечаток русской культуры.

Эти люди, с благословения германских властей и, в частности, СД, возглавили почти во всех украинских городах местную украинскую полицию, заняли командные должности почти во всех органах местного самоуправления и полностью получили в свои руки всю местную прессу. Таким образом, они сконцентрировали у себя всю власть и все средства воздействия на общественное мнение. Представители местного населения в первое время были совершенно бессильны им противодействовать, так как они не пользовались доверием немцев и из-за незнания немецкого языка не могли им как следует объяснить положение и настроение местного населения и вредного влияния на все стороны жизни приехавших из-за границы украинский деятелей или вернее, как это выяснилось позже, преступников-авантюристов. Вред, нанесенный этими NN, еще в значительной степени усугублялся той страшной деятельностью, которую развернули приехавшие из Галиции и Польши некоторые священнослужители разных вероисповеданий.

Центрами политической активности этих украинских экстремистов явились Ровно как место, где был размещен рейхскомиссариат Эриха Коха, и Киев как историческая столица Украины. Кроме того, они завладели очень сильными позициями во Львове, Кракове и, наконец, в Берлине, где они имели наиболее сильные связи в министерстве Розенберга и в Главном управлении СС, хотя достаточно сильна была их позиция также и в кругах Верховного командования германской армии. Они принимали участие во многих закулисных интригах и знали много секретов и разных течений, враждовавших между собой группировок в германских высших сферах. В этом была их сила и причина их непонятного влияния. Немалое значение имела также суровость внутренней дисциплины их организации, разветвленность их низовой сети, особенно в областях бывшей Польши и в Германии, и достаточно крупные средства, собранные за ряд лет украинскими организациями. Всего этого мы тогда не знали, и нас удивляла тайна их непонятного влияния на немцев.

В Киеве украинские экстремисты не ограничились подобными эпизодическими листовками, какая была упомянута в начале этой главы, а занялись немедленной обработкой общественного мнения при помощи местной украинской газеты, которую они полностью захватили в свои руки. Эта газета под названием «Украинське слово» была единственной на Украине при немцах ежедневной газетой, и издавалась она в помещении бывших центральных советских украинских газет «Коммунист» и «Советская Украина». За многие годы жители Украины привыкли видеть в этих двух последних газетах официальных выразителей политики и намерений внешних органов власти на Украине. Обычно материалы, напечатанные в этих газетах, являлись директивными, критике и обсуждению не подлежали, и все местные органы власти и провинциальная пресса принимали указания этих газет как обязательные для себя. На газету «Украинське слово» сразу стали смотреть, как на законного преемника этих двух советских газет со всеми их функциями и правами. Ведь, несмотря на смену власти, население еще не успело изменить своей психологии и на все смотрело советскими глазами, так, как нас приручили смотреть в течение долгих лет.

Редактор газеты, по нашему мнению и по нашему долголетнему опыту, являлся человеком, облеченным большими правами и полномочиями, пользующийся полным доверием вышестоящих властей и вполне посвященный в их цели и намерения. С таким именно мнением я переступил в первый раз порог кабинета главного редактора новой газеты. Первое впечатление от кабинета только подтверждало заранее сложившееся мнение. Большая и прекрасно обставленная комната была вся застлана огромным ковром, а стены ее были отделаны панелью под карельскую березу. Мягкая удобная мебель из того же материала, всюду цветы, посередине два больших стола, составленные «по-наркомовски» в виде буквы «Т», и на них последние номера разных немецких и украинских газет. Над креслом редактора — два больших портрета. На одном Гитлер в шинели с поднятым воротником, на другом — Петлюра. В первый момент я не поверил своим глазам: слишком диким и непонятным казалось это сопоставление. Гитлер и Петлюра. Что могло быть общего у этих двух людей и как могли их портреты находиться в кабинете редактора издаваемой немцами газеты для местного, еще так недавно советского, населения?

Навстречу мне поднялся из-за редакторского стола маленький человек лет тридцати на вид в пиджаке и брюках, заправленных в сапоги (так почему-то одевались все приехавшие с немцами украинцы). Это был редактор газеты Иван Рогач[397], в прошлом секретарь словацкого деятеля Волошина[398], а в то время, о котором я пишу, глава всех украинских экстремистов в Киеве и один из самых влиятельных людей на Украине (если, конечно, не принимать во внимание немцев). Он был чрезвычайно любезен и даже как-то непривычно для нас, советских людей, подчеркнуто предупредителен, и не верилось, что этот маленький, любезный человечек может пропускать и благословлять весь тот поток грязной клеветы, который переполнял страницы его газеты. А между тем газета писала возмутительные и гнусные вещи. Почти каждый номер и, во всяком случае, каждая передовая статья, принадлежавшая нередко перу самого Рогача, были наполнены оскорблениями и циничной руганью по адресу русского народа, его языка, истории, культуры и великих людей его прошлого. Основной мишенью этого, с позволения сказать, органа печати были такие священные для каждого русского человека имена и личности, как Пётр I, Пушкин, Суворов и Толстой.

В то время, как население ждало от газеты ответа на целый ряд самых насущных вопросов, она занималась только передергиванием и искалечиванием исторических фактов, прославлением никому не нужных, неизвестных и явно второстепенных деятелей эпохи гражданской войны на Украине и возвеличиванием разных украинских гетманов XVI и XVII столетий. Газета так беззастенчиво ставила все исторические факты вверх ногами, что при чтении ее невольно возникала мысль, что либо редактор ее сошел с ума, либо все читатели этой газеты всю свою жизнь были идиотами и не умели отличать черного от белого. Но редактор этой газеты был человеком отнюдь не сумасшедшим, а, как показали последующие события, весьма практичным и оборотистым. Единственно, в каком пункте он, как и все его коллеги, страдал некоторыми навязчивыми идеями, это в своей неистребимой ненависти ко всему, что носит название русский.