Начальник восточного отдела министерства пропаганды доктор Тауберт[900], маленький, неприятный, но очень энергичный человек, не знал русского языка, не читал никогда большинства произведений Ленина и Сталина, не говоря уж об остальных руководителях советского правительства, совершенно не знал особенностей советской пропаганды и свои действия базировал на опыте борьбы национал-социалистов против германской коммунистической партии, хотя это, конечно, имело очень слабое отношение к политическим особенностям внутри Советского Союза. Остальные его сотрудники были еще слабее в теоретическом отношении и также в своем большинстве не знали русского языка. Все они питались только сведениями, полученными из вторых рук, и относились к ним крайне поверхностно и невнимательно.
Всю германскую антикоммунистическую пропаганду в Европе координировало и направляло дочернее учреждение восточного отдела Министерства пропаганды, носившее громкое название «Антикоминтерн». Может показаться смешным, но руководители этого учреждения не читали устава Коминтерна и постановлений его конгрессов и имели очень смутное представление о том, какие занимают должности и какие выполняют функции такие люди, как Мануильский[901], Жданов, Щербаков[902], Шверник[903], Маленков, Андреев, и каковы юридические взаимоотношения между секциями Коминтерна и между советским правительством и Исполкомом Коминтерна, то есть не знали таких вещей, на которые в Советском Союзе может ответить каждый школьник. Фактически вся работа этого учреждения держалась на одном начальнике его отдела прессы Г. К. Домбровском[904], человеке большой эрудиции и громадной трудоспособности. Но он не был членом национал-социалистической партии, и поэтому к мнению его далеко не всегда и не все прислушивались. Да, кроме того, что может сделать один человек против целой толпы сановных невежд, не сознающих своего невежества и не интересующихся ничем, кроме карьерных соображений?
Кроме этих организаций пропаганду на Восток вели еще Главное управление СС и Верховное командование германской армии, через отдел полковника Мартина[905]. Все эти ведомства работали совершенно самостоятельно, не координировали своих действий друг с другом и часто даже не знали, что делает параллельная пропагандная инстанция. Русским сотрудникам каждого из этих ведомств было даже строжайше запрещено иметь какую-либо связь с такими же сотрудниками других параллельных ведомств или обращаться туда по каким-либо вопросам. Все немецкие центральные пропагандные и политические организации жесточайшим образом конкурировали одна с другой, и ничто не могло доставить их начальникам такого удовольствия, как зрелище провала очередной акции соперника. Особенно сильна была вражда между Министерством пропаганды и Восточным министерством, а также между Главным управлением СС и Верховным командованием. Склоки, интриги, клевета и взаимная подсидка — вот обстановка, в которой творилась германская политика и пропаганда в Берлине вообще, а на Восток в особенности.
В результате, вместо серьезной работы по изучению политики советской власти и разоблачения теории и практики большевизма, к чему были все возможности, немецкая пропаганда прыгала с одной темы на другую и ни в одном вопросе окончательно большевизма не разоблачила и ни в чем не смогла убедить тех, кто сомневался. Геббельс был сторонником сенсаций и дешевых эффектов в пропаганде, и в угоду ему во всех немецких пропагандных органах прочно утвердился принцип, что правда — это не пропаганда. Стремясь выслужиться перед начальством, чиновники всех пропагандных ведомств наперебой изобретали самые невероятные фальшивки и поставляли для печати самые фантастические толкования действительных фактов, приплетая к истине ложь в любых пропорциях и заботясь только о том, чтобы начальству эта версия не показалась скучной.
Дело усложнялось еще тем, что немецкая пропаганда имела несколько совершенно разных направлений и основных линий: одну на Запад, с основной задачей запугать Европу большевизмом, другую для Германии, и здесь установки менялись в зависимости от момента и общего положения, но в общем наиболее откровенно говорилось об истинных захватнических устремлениях германского руководства, третью — для занятых восточных областей, с единственной целью показать благородство Германии и изобразить ее освободительницей народов Советского Союза от большевизма; четвертую — для советского тыла, с основной задачей доказать, что западные союзники предают своего советского союзника и совершенно не стремятся ему помогать. Наконец, была еще пятая — секретная линия, и пропаганда по этой линии велась при помощи разных засекреченных радиостанций, работавших от имени несуществующих политических группировок и направлений. Были такие секретные станции на английском, немецком, французском, шведском и русском[906] языках. Никаких пределов вранья этим станциям не ставилось и от них только требовалось, в целях большей правдоподобности, чтобы они примерно на 40 % ругали немцев, а на 60 % ту страну, к которой были обращены.
Эфир был всегда наполнен потоком лжи на всех европейских языках, особенно на коротких волнах. Все это создавало такую путаницу, в которой теряли ориентацию даже сам Геббельс и его ближайшие помощники, а рядовые сотрудники Министерства и его учреждений зачастую вообще не могли понять, какое сообщение соответствует истине, а какое придумано в этом же Министерстве, и, боясь ошибиться, реагировали на все, как на вранье, то есть врали сами еще больше. Усложнялось дело еще тем, что при постоянных перетасовках в аппарате Министерства одни и те же сотрудники по нескольку раз перебрасывались с одного направления на другое и официальной линии на секретную и при этом совершенно запутывались.
Насколько терялись в этой сплошной лжи даже ответственные сотрудники Министерства, показывает следующий анекдотический эпизод. Когда осенью 1944 года советские войска впервые вторглись в пределы Восточной Пруссии, Геббельс дал распоряжение всем органам пропаганды поднять шум и треск по поводу советских зверств в этих областях[907]. Восточному отделу Министерства было предписано поставлять для печати ежедневно не менее пяти случаев зверств, причем таких, от которых бы у читателей застывала в жилах кровь. Узнать действительных фактов доктор Тауберт и его сотрудники не смогли прежде всего потому, что гарнизонная армия отступала и сведений через фронт проникало мало. С большим трудом нашли одну изнасилованную советскими солдатами женщину, но и она с таким оживлением рассказывала об этом факте, что ее только после длительной предварительной обработки смогли показать представителям прессы.
Как и в большинстве случаев, стали на путь измышлений. Сотрудники Министерства перерывали в памяти все известные им способы зверских казней и пыток, и ценным пособием для них служили старые номера «Правды» с описанием таких же вымышленных немецких зверств. Но приказ министра был выполнен, и несколько недель подряд все немецкие газеты были заполнены сообщениями о самых невероятных советских зверствах. В конце этой кампании заместитель Геббельса статс-секретарь Нейман[908] задумал издать белую книгу о советских зверствах, но для этого требовались уже истинные факты. Он предложил взять для этой книги ряд фактов, опубликованных в немецких газетах, и был чрезвычайно удивлен и раздосадован, когда ему сказали, что все эти факты явились плодом фантазии его же сотрудников. Идею белой книги пришлось предать забвению.
