Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«И всегда у нее чистота, порядок, везде она успевает: и в доме, и в огороде, и скотину наблюдать, и в людях поработать, — с восхищением думал про мать Егор. — Вот Настя-то бы ей ко двору пришлась, уж она бы из нее сделала хозяйку!»

Платоновна угостила сыновей куриным супом с лапшой, творогом со сметаной, яичницей и молочным киселем.

— Сама-то, мама, садись с нами, — попросил Егор. — Хватит, не носи больше ничего, и так полный стол наготовила, как на свадьбу.

— У меня же все свое, кушайте на здоровье. — Поставив на стол тарелку с хлебом, Платоновна села, положила на колени себе полотенце. — Теперь бы можно жить, совсем бы выбились из нужды-то, кабы не служба эта анафемская. С ума она у меня не идет, а уж до свадьбы твоей, не знаю, доживу ли? — И, словно спохватившись, что сказала лишнее, переменила тон: —Ну да ничего, не мы первые, не мы и последние. Люди-то хуже нас живут, да не жалуются. Дал бы бог здоровья, все переживем и свадьбы твоей дождемся.

Егор, краснея, потупился, молча принялся за еду и, оправившись от смущения, заговорил о другом:

— Сено-то, мама, как будешь косить?

— Как люди, так и я.

— У тебя дома работы хватает.

— Утречком подымусь пораньше, управлюсь с домашней работой, литовку[15] на плечо — и на покос. Всегда так делаю.

— Тяжело тебе будет. Вечером придешь, устанешь, а тут надо и коров подоить, и поросят накормить, и себе еду приготовить, когда же спать-то будешь?

— Сон — дурак. Много спишь и мало спишь — зимой отоспимся.

Когда Платоновна поставила на стол кипящий самовар и чайную посуду, Егору вспомнился один давнишний случай.

Еще в пору раннего детства он разбил стакан, уронив его со стола. Платоновна не стала наказывать плачущего Егора, а расколотую надвое посудину снесла к деду Ереме. Дед сложил стакан и натянул на него берестяной обруч. С того времени прошло не менее десяти лет, а опоясанный берестой стакан служит исправно и до сих пор.

После ужина братья отправились на вечерку. Вернулись поздно. Платоновна еще с вечера постелила им в сенях. Сон борол Егора.

Быстро раздевшись, он лег, укрылся шинелью и, засыпая, слышал, как Михаил рассказывал ему деревенские новости.

— …Бо-ольшая драка была, — укладываясь рядом, продолжал Михаил начатый разговор. — Андрюшку Глазунова кто-то из верховских навернул кирпичом по ноге, до се ишо храмлет. А у Катюшки Уваровой ворота дегтем вымазали, должно быть, Петька Подкорытов обработал. Мы с ним осенью сети ставили на рябков… Ты уж спишь, кажись?

Егор не ответил: слегка похрапывая, он крепко спал.

Проснулся он, когда уже взошло над сопками солнце. Он не слыхал, как Платоновна рано утром разбудила Михаила, отправила его к хозяину. Она уже подоила коров, проводила их на пастбище, сходила на речку за водой и, брякая посудой, готовила, завтрак.

Надев брюки и сапоги, Егор засучил рукава нижней рубахи и вышел в ограду. Солнечный, ясный начинался день, безбрежное голубело небо, и лишь у самого горизонта на юге белыми барашками грудились маленькие пушистые облака. Легкий ветерок шевелил волосы Егора, ласкал обнаженную грудь. Свежий воздух мешался в поселке с горьковатым душком полыни и аргального дыма, так как многие сельчане-бедняки летом топили избы аргалом[16]. В сарае звонко кудахтали куры, десятка полтора их копошилось в ограде, клевали набросанный для них овес. Огненно-красного цвета, с черными и зелеными перьями в хвосте петух важно расхаживал среди своих домочадцев, косил на Егора черным глазом. Два бело-розовых поросенка растянулись около сарая, нежатся, греясь на солнышке.

Из ограды через маленькую калитку Егор прошел в огород. Тут, как и во всем маленьком хозяйстве Платоновны, чистота и порядок. Ровные линии грядок аккуратно прополоты, окучены, чувствуется заботливая рука трудолюбивой хозяйки.

В яркой зелени овощей радует глаз обилие цветов: тут и голубые, как летнее небо, незабудки, анютины глазки, малиновые шелковистые бархатцы, фиолетовые астры, розовые вьюнки густо оплели частокол, что отделяет огород от ограды. Но больше всего здесь маку — ярко-красные головки его рассыпались по всему огороду. Торчат— лицом к солнцу — подсолнухи, большие, отороченные желтыми лепестками шляпы их напоминают собою казачьи фуражки.

Сейчас все это: и цветы, и овощи, и все, что растет здесь, — обильно покрыто росой. Крупные капли ее блестят на солнце, переливаясь, играя всеми цветами радуги. Паром дымится пригретая солнцем земля.

Огород, полого спускаясь, уходил вниз, туда, где начинались вытоптанные телятами лужайки околицы. Еще дальше виднелось обрамленное камышом озеро, где всегда плавало множество домашних уток и гусей. За озером широко раскинулся зеленый луг, уходящий к северу долины, под горой расплавленным серебром блестела излучина Ингоды. Полюбовавшись ею, Егор побродил между грядками, сорвал несколько стрючков еще не дозревшего гороха, вспомнив при этом, как в детстве его, так же как и других ребятишек, взрослые пугали полудницей. По рассказам покойной бабушки, страшная, похожая на большую лягушку полудница все лето живет в огороде, больше всего в горохе, подкарауливает там ребятишек. Егор хорошо помнил, как, наслушавшись рассказов бабушки, он даже подойти боялся к огороду, опасаясь нарваться на полудницу.

После завтрака Егор наточил на бруске широкий плотничий топор и занялся хозяйством. Покосившиеся от времени плетни во дворе и в коровьей стайке были подперты обломками жердей неумело, по-бабьи, привязанными к кольям обрывками веревок. Разыскав в ограде десяток лиственничных кольев, Егор надежно вбил их на аршин в землю, а к плетню накрепко привязал свитыми в кольцо таловыми прутьями. Покончив с плетнями, наново починил ворота, а взамен подгнившей стойки под старым желобом поставил новую.

В этот день Егор впервые в жизни почувствовал себя хозяином. И радостна была ему эта работа «на себя», он так увлекся ею, что и не заметил, как пролетело время, солнце подвинулось к полудню. Он забыл даже про Настю.

— Эх, мать честная, до чего же хорошо на своей-то работе! — воткнув топор в березовый обрубок, Егор сел на перевернутое кверху дном корыто, закурил и, глубоко вздохнув, покачал головой. — Хоть с годик поработать бы дома, на своей воле!.. Привез бы к себе Настю, и зажили бы дома припеваючи. Мама дома бы находилась, а мы работали бы с Настюшей и нужды никакой не знали бы. Вот оно и было бы счастье, лучшего мы бы и не желали.

И все-таки после обеда он подавил в себе желание остаться еще на денек у матери, засобирался в дорогу. Все свое обмундирование вместе с сумами и шашку решил оставить дома и, распрощавшись с матерью, провожаемый ее взглядами, полными нежной грусти, выехал в Антоновку. В сумерки он надеялся уже быть там, где будет поджидать его Настя.

Глава XIII

Как и предполагал Егор, Настя ожидала его в условленном месте. Дождалась. Ночь пролетела как один час, домой она вернулась на рассвете. Сняв с ног ботинки, тихонько прошла она на веранду, потянула за дверную скобу. Дверь оказалась закрытой на крючок. Однако это не смутило Настю: каждый раз, уходя на свидание, она на всякий случай — открывала запоры в кухонном окне, которое выходило на веранду. Сделала она так и сегодня. Осторожно открыв окно, она почти бесшумно проникла на кухню, вышла в коридор и, чуть не вскрикнув, остановилась, схватившись рукой за кухонную дверь. Сердце ее усиленно заколотилось от страха, по спине побежали мурашки: дверь в комнату, где спали старики, была открыта. Насте показалось даже, что около нее кто-то стоит…

«Что же это я, господи! — опомнившись от страха, чуть не вслух сказала Настя. — Чего бояться-то? Пить ходила на кухню, только и всего».

И уже смелее пошла вперед, но у открытой двери из любопытства остановилась, послушала. Старики спали, слышно шумное, с похрапыванием дыхание Макаровны, тоненько высвистывал носом Савва Саввич.

вернуться

15

Литовка — коса.

вернуться

16

Аргал — кизяки, сухой скотский помет. В степных районах Забайкалья аргал является основным видом топлива.

34
{"b":"234208","o":1}