— Вот и свиделись… — шептала Митико. — Представляю, как удивится Ватараи, когда узнает, что я ездила к тебе. Все наведывается, расспрашивает…

Кадзи прижался к Митико, зарылся лицом в ее волосы.

— …требует твои письма. Так я ему и показала их! Прикидываюсь, что не понимаю. Отвратительный тип! С таким видом разговаривает, будто в дезертирстве тебя подозревает…

Кадзи глубоко вздохнул.

— А если я действительно убегу?

— Куда убежишь?

— На ту сторону.

— Нет, ты этого не сделаешь. — Митико улыбнулась. В лунном свете ее черные глаза засветились зелеными огоньками. — Ведь у тебя есть я. — Потом вдруг всхлипнула. — Кадзи, я все равно буду ждать. Подпоручик сказал, что ты здесь «заметная фигура», я так и думала, что они не оставят тебя в покое. Кадзи губами вытер ей слезы.

— Никуда я не убегу. Слышишь? До последнего буду держаться.

Ты не прав, Синдзе. Ты не испробовал все пути, ты хочешь выбрать самый легкий. Бежать только потому, что после истории с открытками тебе выписывают наряды вне очереди? Нет, Синдзе, что бы ты ни говорил, это малодушие, а не протест. Я не могу согласиться с тобой.

— Не надо, Кадзи, — шепнула Митико, — возвращайся домой!

Светало… За окном скрипели чьи-то шаги. Караульный. Скоро подъем. Кадзи поцеловал Митико.

— Не спишь?

В эту ночь они испили все: восторг, слезы, озарение. Пронзительная боль, боль желания по-прежнему сковывала тело, но в сердце пришла ясность.

Руки Митико гладили Кадзи. Их пронизывала мольба и жалоба, что вот-вот, очень скоро им придется оторваться от любимого.

— …пошлют на фронт. Поэтому и свидание разрешили. — неожиданно прошептала Митико.

Кадзи молча притянул ее к себе. Незачем посылать, фронт сам пожалует сюда. Он не прячет голову в песок, он все сознает. Пусть встреча с Митико будет для него последним приветом жизни.

Жизнь больше не подарит им таких мгновений. Они оба понимали это. Надо удержать их любой ценой. Удержать вопреки всему.

Если б взошло солнце, можно было бы увидеть ее всю, такой как хотелось запомнить.

— Митико…

Она поняла его молящий взгляд. Быстро, словно боясь потерять каждое мгновенье, она встала и подошла к окну. Она стояла нагая под белыми лучами рассвета, трепеща от нежной волны, зарождавшейся в теле.

В безмерной тоске Кадзи подошел и встал рядом. Он опустился перед ней на колени и прижался к ней лицом. Может, так в последний раз. Правда, женщине этого не говорят.

Митико вдруг заплакала. Дрожа, обняв голову Кадзи и осыпая ее поцелуями.

Вместе с рассветом приближался конец. Конец любви. Потому что любовь — это два человека, а с рассветом она снова останется одна.

— Что тебе отдать?! — всхлипнула Митико. — Возьми, возьми! Но у меня ничего нет!

Задыхаясь, Кадзи покачал головой. Он ничего не хочет. Ее объятия возвращают ему жизнь. Только это.

25

Вместе с утренней перекличкой солдаты утрачивают свою свободу. Безликую, мертвую свободу темного, как болото, сна. А в это утро Кадзи утратил радостную свободу, дарованную Митико.

— Фехтование на карабинах, всей ротой! — скомандовал дежурный офицер.

Унтер Сибата, глянув на Кадзи, съязвил:

— У нас тут у одного ноги подкашиваются.

— Еще бы, всю ночь в атаку ходить, — откликнулся кто-то из старослужащих.

Кадзи знал, что ему не простят. Еще не то придется вытерпеть. Он молча надевал фехтовальный костюм.

— Ну что, сразимся? — предложил Сибата и, не дожидаясь, пока Кадзи встанет в позицию, сделал первый выпад.

Кадзи покачнулся.

Кругом засмеялись.

— В атаку ходить мастер, а обороняться его не учили.

Новобранцы сражались друг с другом, и только Кадзи окружили старослужащие. Разумеется, это было не случайно. Хасидани сделал вид, что ничего не замечает. Сквозь маску Кадзи видел их не предвещающие добра улыбки. Судя по всему, они готовились к серьезному бою. Что ж, он готов. Кадзи встал в позицию. Не давала покоя мысль о Митико, которая сейчас в комнате за казармой собирается домой. Хино обещал распорядиться, чтобы ее отвезли на станцию.

Конечно, сегодня Кадзи не в форме, он не сомкнул глаз, и это сказывается. Раз, другой отбил выпад Сибаты и почувствовал, что ноги не слушаются. Он тут же получил прямой удар в грудь.

— Ну что, Кадзи, это потруднее, чем миловаться с женой? — не отставал Ёсида.

— Давай-ка я тебя научу! — Сибата отвел карабин.

Воспользовавшись остановкой, Ёсида нанес явно запрещенный удар. Кадзи пошатнулся и тут же получил второй, нанесенный уже по всем правилам.

Ах, вот вы как!

— Прошу еще раз. — И сам не узнал своего голоса.

Мышцы напряглись, грудь дышала легко. Кадзи перешел в наступление. Я не могу быть побитым тобой, Ёсида. Да и тобой, Сибата, тоже. Не могу дать себя победить сволочам, я помню ваши ремни, твой, Ёсида, и твой тоже, Сибата. Давайте-ка один на один. Так будет честно!

Расстояние между ними уменьшалось. Ёсида отступал. Подойдя почти вплотную, Кадзи отбил карабин Ёсиды и нанес противнику сокрушительный удар в грудь. Точно по форме.

Теперь Ёсида боролся за свой престиж. Ефрейтор не может уступить новобранцу. Кадзи решил экономить силы. Отступая, он забирал влево, рассчитывая, сманеврировав, развернуться и застичь Ёсиду врасплох. Ёсида завалил карабин — значит, легко будет дать сверху. Тут он споткнулся, успел еще парировать длинный удар Ёсиды, но упал, получив подножку. Кто-то ударил его карабином плашмя по спине. Кадзи вскочил. За одной маской в улыбке скалились зубы. Кадзи чутьем угадал, кто ему подставил подножку и с ходу нанес удар.

— Прошу прощения!

Противник полетел с ног. Это был настоящий таран.

Один за другим, не давая Кадзи передохнуть, на него наседали старослужащие. Кадзи, рассвирепев, как тигр, бил всех без разбора. В этой бешеной схватке Кадзи ощутил внезапное освобождение. Он бил, колол, отражал удары прикладом и возвращал их.

— Даешь, Кадзи! — услышал он за спиной. — Если так пойдет дело, станешь чемпионом полка. Сразимся?

Все отступили. Это был унтер Сога.

— Сразимся?

Он стал в позицию. Кадзи тяжело дышал. Ноги подкашивать. Сога был невозмутим. Он наступал уверенно и спокойно. Он подавлял Кадзи.

Кадзи начал задыхаться. Отступил, чтобы передохнуть. Опять отступил.

— Не отступать! — приказал Сога. — Отступая, не побьешь. Вперед!

Кадзи остановился. Сделав шаг назад, Сога открыл грудь.

— Вот сюда! Давай!

Но карабин Кадзи отбили. Почти в ту же секунду он получил удар, подался назад. Видно, он слишком запрокинул голову — удар пришелся в горло. Кадзи упал на колени, пытался еще встать, но потерял сознание.

— Принесите ему воды, — бросил Сога и повернулся к старослужащим: — Позор! Один новобранец всю команду разделал. Кончать фехтование! — приказал он.

Кадзи пришел в себя, приподнялся.

— Сделай на горло холодный компресс, — посоветовал Сога. — Одышки у тебя нет, обойдется. Рассчитывай движение, особенно при коротких ударах.

Митико еще издали увидела, как плохо выглядит Кадзи — него позеленело лицо. Он пришел как был, в нагруднике.

— Я не могу тебя проводить, Митико. Сейчас будет построение.

Он хотел сказать это как можно более спокойным, беззаботным тоном, но ничего не получилось. Из горла вырвался хрип.

— Мне уходить? Уже? — Митико с силой потянула его к себе за ремень нагрудника, потом отпустила.

— Уходи скорее, не могу!.. Спасибо, что приехала, — прохрипел Кадзи. — Не будем прощаться, хорошо?

26

— Еще чуть-чуть и остался бы инвалидом, — сказал врач дежурному по четвертой роте унтер-офицеру Исигуро, показывая на Кадзи. — Даю ему освобождение.

Исигуро хотел было так и записать, но Кадзи попросил разрешения обратиться.

— Господин врач, я не прошу освобождения, с меня достаточно лекарства.

— Откуда такой ретивый новобранец выискался! — засмеялся врач. — Ему не нужно освобождения от учений — слыхали? Видать, повышения вне очереди ждешь?