Белый потолок внезапно исчез, вместо него Кадзи увидел перед собой болото. И Синдзе, исчезавшего во мраке ночи. Удалось ему добраться до «обетованной земли»? Сообщение о побеге неминуемо попало в официальное донесение. Конец честолюбивым мечтам капитана Кудо, так стремившегося выслужиться перед начальством! Кто знает, может, Синдзе и рассчитывал в худшем случае хотя бы на это?

— Видно, крепко вы к ней привязаны… — сестра понизила голос. — Жена или любимая?

— Любимая жена. — Кадзи улыбнулся. — Когда меня выпишут?

— После крупозного воспаления легких надо полежать. Бывают осложнения. А у вас к тому же было еще и воспаление брюшины…

— Кто ходил за мной?

— Об этом не стоит тревожиться, — лицо сестры сразу приняло строгое выражение. — И, пожалуйста, постарайтесь не волноваться.

Кадзи машинально кивнул. Конечно, это она ходила за ним. Он испытывал и неловкость и — сильнее неловкости — какое-то теплое чувство к ней, будто к близкому человеку.

— Спасибо вам…

— Что вам принести? Хотите чего-нибудь?

Кадзи закрыл глаза. На месте этой женщины он теперь представил себе Митико.

— Если можно, принесите духи. Немножко…

Какие духи? Все равно. Ему нужны не духи, а то неуловимое, что живет в их аромате, смутное, о чем он так стосковался.

— Хорошо, — поправляя одеяло, шепотом пообещала сестра. — Я принесу вам духи.

Кадзи лежал с закрытыми глазами. Ради того чтобы наслаждаться этим блаженным покоем, стоило очутиться на больничной койке.

2

Койки стоят в два ряда. Между ними проход метра в три. Для того чтобы преодолеть это пространство, приходится напрягать все силы. Ухватившись за железную спинку кровати и отирая со лба пот, Кадзи улыбается жалкой, беспомощной улыбкой. Просто не верится, что когда-нибудь ноги станут слушаться его, как прежде.

К спинке напротив привязана бирка: «Рядовой 1-го разряда Тангэ». Лицо бледное, но выглядит Тангэ бодро. Приподнявшись на койке, он некоторое время наблюдает за упражнениями Кадзи, потом тоже улыбается.

— Зря мучаешься. Придет время — поднимут. И на работу еще пошлют. Спешить некуда, себе же в убыток.

— Больных на работу? — удивляется Кадзи.

Тот со своей койки внимательно оглядывает Кадзи.

— Новобранец?

— Да. А вы?.. А вы, господин солдат первого разряда, — поправил себя Кадзи, — давно в армии?

— Третий год.

Третий год службы — и не ефрейтор! — думает Кадзи. — Определенно неспроста. Опять вспоминается Синдзе. Внешне Тангэ ничуть не похож на Синдзе. И все-таки он чем-то напоминает его.

— Третий год? Вы намного опередили меня! Чем вы болели?

— Аппендицит, перитонит… — махнул тот рукой. — Но теперь уж скоро вытурят.

Тангэ подвинулся, освободил место рядом.

— Садись, потолкуем.

Кадзи еще не знает, как себя вести с этим человеком.

В глазах Тангэ тоже мелькает настороженность.

— Сайпан сдали, слышал?

— Нет… — у Кадзи перехватило дыхание. Как что-то далекое, припомнились толки о высадке американского десанта на этом острове. С тех пор, оказывается, прошло всего три недели. Пока он, как безумный, кружил по болоту и валялся здесь в бреду, на фронте опять произошла катастрофа…

— Вот тебе и «нерушимая линия обороны», — горько усмехнулся Тангэ. — Теперь противник сможет спокойно бомбить Японию.

— Да, дело идет к развязке, — пробормотал Кадзи.

— Сказал тоже! — набросился на него солдат с соседней койки. — Наши нарочно заманивают противника к Окинаве! Понимать надо! — голос звучал бодро. Только растерянный взгляд не вязался с этой решительной интонацией.

Тангэ усмехнулся.

— Еще бы, в Японии на это и рассчитывают. А когда падет Окинава, станут говорить, что нужно заманить противника в Японию…

— Что ж, по-твоему, нас побьют?

— Поживем — увидим, — улыбнулся Тангэ. — Пока не даемся — драпаем.

— Черт бы вас побрал с такими разговорами! — Солдат резким движением откинул одеяло и уселся на койке. — Этим образованным забавно, когда их собственную родину бьют! Насмехаться готовы! Эй, ты, новенький, ты тоже из таких? — беспокойный взгляд остановился на Кадзи.

— Я и не думаю насмехаться. — Кадзи бросило в жар, на бледном лице выступили капельки пота. — Что же тут смешного? Части, расположенные в Маньчжурии, когда-нибудь тоже пустят в дело, и на нашу долю достанутся те же радости, что на Сайпане.

— Нет, оба вы насмехаетесь! — губы у солдата скривились, он вскочил и вышел.

Кадзи встревожено взглянул на Тангэ.

— Не обращай внимания. Плеврит он подхватил, ну и рассчитывает на отправку в Японию, демобилизоваться надеется. Так что, если американцев не остановят на Окинаве, это ему нож острый!

— Ну, до Окинавы пока еще далеко… А что, отсюда можно вырваться в Японию?

— Туберкулезных, кажется, иногда отправляют. Но только у этого ни черта не получится. Выпишут и как миленького отправят обратно в часть. Так же, как и меня.

— Нас всех теперь перебросят на Южный фронт.

— Ну что ж, — в голосе Тангэ не было уныния. — Перебросят — и там постараемся уцелеть.

— Это как же? — не понял Кадзи.

— А я почем знаю? — Ответ прозвучал резко, но в глазах Тангэ светилась улыбка. — Нет у меня привычки загадывать на будущее, ничего от моих загадок не меняется…

Кадзи посмотрел на узловатые пальцы Тангэ. Ростом Тангэ поменьше Кадзи, а руки крупнее. Рабочие руки.

— Вы до армии чем занимались, господин солдат первого разряда?

— Господина солдата ты оставь, — засмеялся Тангэ. — Токарь я, на токарном станке работал. Ничего, ремесло свое знал неплохо.

— Разве металлистам не положена бронь?

— Попадаются, брат, такие металлисты, которых спихнуть в армию, пожалуй, даже спокойнее…

Кадзи понимающе кивнул.

— Вас, выходит, тоже сплавили в армию? Мне поначалу изрядно досталось.

— Да уж это как водится, — Тангэ беспечно рассмеялся.

И тогда Кадзи почувствовал, что избавился от томительного одиночества. В палате военного госпиталя случайно встретились и сидели теперь рядом на покрытой белой простыней койке двое мужчин, шагавших, как видно, сходными дорогами. Это ощущение воскресило в памяти Кадзи долгие месяцы, когда он был так ужасающе одинок. С того самого дня, когда в снег и метель покинул Лаохулин, он только и знал, что огрызался, как дикий, затравленный зверь, и, как зверь, был одинок.

Ему захотелось поделиться пережитым, рассказать этому человеку именно о днях, полных горечи и гнева. Интересно было узнать, как этот бывший металлист оценит его поступки, всю его жизнь, приведшую на эту койку в армейском госпитале. Он уже собирался начать, но его снова бросило в жар, лоб покрылся липкой испариной.

— Тебе лучше лежать, — посоветовал Тангэ.

— Да, пойду лягу.

Кадзи поднялся с койки.

— Солдат! — раздался пронзительный голос от дверей. — Да-да, ты самый. Кто разрешил вставать?

В дверях стояла старшая сестра отделения, за ней санитар и знакомая Кадзи веснушчатая сестра.

По званию старшая медсестра приравнивается к унтер-офицеру. Она это хорошо запомнила.

— Кто такой? — спросила она у сестры, кивнув на Кадзи.

— Рядовой первого разряда Кадзи. Доставлен в тяжелом состоянии.

Старшая медсестра прошествовала на середину палаты.

— Мидзугами, почему не инструктируете выздоравливающих? — прикрикнула она на санитара. — Без разрешения господина врача или старшей медсестры вставать с койки запрещено!

Ухватившись за спинку кровати, Кадзи растерянно уставился на сестру. Впервые в жизни на него кричала женщина.

— Учился ходить, сестрица!

Жиденькие брови старшей сестры дрогнули.

— «Госпожа старшая медсестра», — поправил санитар, уловив взгляд начальницы.

— Виноват! Госпожа старшая медсестра! — отчеканил Кадзи со смешанным чувством протеста и привычной солдатской покорности. — Тренировался в ходьбе, госпожа старшая медсестра!

Из группы больных за спиной старшей сестры послышался приглушенный смех. Смеялись над растерянным видом новичка, но она, неожиданно круто повернувшись, молча двинулась к одному из нарушителей и влепила увесистую пощечину.