Кира мечтательно вздохнула. По ее улыбке я поняла, что она согласна.

— И все так, — произнесла я. — Так что ему можно только посочувствовать. Представляете, какая скукотища ему с нами общаться?

— Девочки, давайте проучим эту суку, — вернулась Кира к реальной жизни.

— Как? — спросила Лена.

— Можно ее припугнуть, — предложила Катя.

— Можно в лицо серной кислотой плеснуть, — сказала Олеся.

— Нет, тогда он догадается, что это я, — возразила Кира.

— Ну и пусть догадается. — Вероника заказала всем еще по мартини. — Главное, чтоб она его стороной обходила.

— Девочки, — Лена огляделась вокруг, — давайте больше трех не собираться, а то нас мужчины боятся. Никто даже шампанское не пришлет.

— Надо в Нью-Йорк ехать, — предложила Лена. — Смотрели «Секс в большом городе»?

— Да, это в Нью-Йорке, — вздохнула Кира, — а у нас «Отсутствие секса в большом городе». Пора сериал снимать; все, кто в этом ресторане, будут главные герои.

— Девочки, а помните, пятнадцать лет назад… — Олеся мечтательно закатила глаза.

— Пятнадцать лет назад секс был, — твердо сказала Лена.

— Но не было денег, — заметила Катя.

— А кого можно попросить ей позвонить и припугнуть немного? — Кира заказала себе тирамису. В «Марио» — лучшие тирамису в Москве. И лучшее общество.

— Я сейчас Борисыча попрошу.

Вероника полезла за телефоном, но не смогла его найти в своих карманах. Лена предложила ей свой. Вероника стала переворачивать содержимое Лениной сумки.

— О, — воскликнула она и замерла, — как это волнительно — носить в сумке презервативы. Давно забытое ощущение.

— Ты телефон лучше ищи, — поторопила Кира.

— Алле! Борисыч! Ну что, мой дорогой: или Игорь узнает, что я не поехала на эту встречу, потому что ты напился, или окажи услугу моей подруге.

Она объяснила ему, в чем суть. Попросила его быть ужасающе страшным.

— Ну что ты скажешь, например? — устроила она небольшой тестик.

Вероника сморщилась и отодвинула трубку от уха.

— Какой ты хам, Борисыч. Нет, нет — нормально. И как только дозвонишься туда, сразу набери мне.

Мы заказали еще мартини.

— Я продаю дом, — сказала я.

— Да ладно? — удивилась Вероника.

— Надоело жить на Рублевке. — У меня получилось не совсем так, как я планировала, но я постаралась исправиться и заговорила надменно и лениво. — Эти вечные пробки! И Путин все никак не переедет. К тому же мне дали очень хорошую цену.

— Сколько? — спросила Кира.

— Три с половиной.

— Я бы свой ни за что не продала, — сказала Олеся.

— Я бы тоже, — вздохнула Катя.

— А я отношусь к этому просто как к недвижимости — дали хорошие деньги, продам, куплю другой.

— Но только тоже на Рублевке, — посоветовала Олеся, — потому что ты уже нигде больше жить не сможешь.

Перезвонил Борисыч. Сказал, что она молча выслушала и положила трубку.

— Ну, ничего. Теперь призадумается, как чужих мужей отбивать, — угрожающе произнесла Кира.

— Дура! — сказала Олеся и рассмеялась.

Интересно, будет это так же весело завтра утром?

У Лены зазвонил телефон.

— Это мой, — сказала она, глядя на номер, — может, не брать? Пошел он… Пусть жене звонит.

Она ответила, высокомерно задрав подбородок:

— Алле… Конечно, меня нет дома… Меня срочно вызвали на операцию… Я не говорила тебе, что стала хирургом?

В дверях я столкнулась с Олежеком. Он входил, окруженный охраной, как дядька Черномор со своими богатырями.

— Какой обалденный красавец! — сказала я почему-то зло.

— А кто это? — спросила Катя.

— По-моему, у него есть никельная компания. Или какой-то завод на Урале. Не меньше, это уж точно, — ответила я.

Олежек улыбнулся мне как старой знакомой.

Я мило помахала в ответ рукой.

— Мы продаем дом, — сказала я Маше за ужином.

— Почему? — Она подняла на меня удивленные глаза.

— Так получается.

— Ура! — закричала она и подкинула вверх салфетку.

— Чему ты радуешься? — удивилась теперь уже я.

— Значит, мы уедем отсюда и мне не придется ездить с Никитой каждый день в школу.

— Я не знала, что это для тебя проблема.

Маша помолчала.

— Просто нас так учительница учит. Если случается что-то плохое, то надо постараться найти в этом хорошее. — Маша внимательно посмотрела на меня.

— А с чего ты взяла, что это плохо — продавать дом?

Я положила себе еще салата из свежей капусты и предложила дочери. Она отказалась.

— Потому что у тебя глаза грустные. — Маша была еще слишком мала и не умела одновременно есть и говорить на серьезные темы. Ужин на ее тарелке оставался нетронутым.

— Но ты не волнуйся, — прошептала Маша, — все будет хорошо. Я это еще у Деда Мороза попросила. Не тот настоящий фарфоровый сервиз для Барби, а чтобы все было хорошо. И чтобы все мы были здоровы.

Я ведь ничего не знала про сервиз. Я подарила ей от Деда Мороза новый магнитофон. Мне казалось, что она хочет его.

— Ты ничего мне не говорила. — Я даже представить не могла, что Маша могла попросить у Деда Мороза сервиз, а он бы ей его не подарил.

— Я в «Вини» видела. Но я сразу запретила себе о нем думать. Я знала, о чем попрошу Деда Мороза.

— А хочешь, я подарю его тебе на Восьмое марта?

Глаза Маши заблестели.

— Полный или только для чая? Я сделала вид, что задумалась.

— Ну, скажем — полный!

— Ура! — снова закричала Маша. — Я же говорила, что все будет хорошо! Там еще есть настоящая настольная лампа, — вспомнила она, — вот такусенькая.

— Я уверена, что там еще много чего есть, — улыбнулась я.

Я проводила Машу в школу. Сквозь огромные окна гостиной лучилось солнце. Это был первый день весны.

Есть что-то фатальное в том, что люди с одинаковым энтузиазмом поздравляют друг друга и с первым снегом, и с первым днем весны. Наверное, они радуются тому, что жизнь не стоит на месте. Хотя всем известен итог этого движения.

Я включила рэп через мощные колонки.

Эй, филиппинка, где ты там прячешься?

Я танцевала с солнечными лучами, потом со своим отражением в стеклах, потом со звуками барабанов, потом с голосом вокалиста. Потом я танцевала сама по себе, не нуждаясь в партнере.

Я чувствовала себя абсолютно свободной. Я была одна в огромном пустом доме. Я могла прыгать по диванам. Это я и делала.

Я могла снять майку и остаться topless.

Нет, все-таки где-то… Ерунда! Я сняла майку и, размахивая ею, вообразила себя поп-звездой на сцене.

Thank you very much, дорогая филиппинка, за это абсолютно пьянящее ощущение, когда никто на тебя не смотрит, не вертится у тебя под ногами, не разбрасывает тазики и не пристает с кулинарными рецептами.

Я сделала музыку тише и пошла принимать ванну.

На телефоне — три пропущенных звонка. Все от моего врача.

— Я звоню вам целое утро…

— У меня музыка была громко…

Ей необходима госпитализация. Кризис, конечно, прошел, но ей нужен правильный реабилитационный курс в стационаре. Или он ни за что не ручается.

— Спасибо, — сказала я.

Весной даже решения принимаются легче. Наверное, потому, что светло. А когда светло — не страшно.

Лежа в моей ванне, можно смотреть на деревья. Господи, как я не хочу отсюда уезжать!

Этот Вова не должен ходить по земле. Он не должен смотреть на деревья. Эти деревья — для избранных. Я ненавижу его.

Я ненавижу, если звонит телефон, когда я принимаю ванну. Вероника. Игорь устроил ей огромный скандал. Ему позвонил муж Киры.

— Представляешь, — всхлипывала Вероника, — эта дура Олеся все рассказала своему мужу. Видишь, говорит, какая я хорошая — все терплю. А некоторые бандитов нанимают и серную кислоту собираются в лицо лить.

— А он тут же позвонил мужу Киры, — догадалась я, — мужская солидарность?

— Ну конечно. А тот — моему. Он был в бешенстве. Но я Борисыча не выдам, пригодится еще.

— Вот дура, — согласилась я.

«Алекс, — подумала я. — Алекс может убить Вову. У нее такое волевое лицо. За деньги».