— А я хочу есть. Я со спорта.

— Ух ты! — В ее голосе появилось уважение. — Но мне сейчас нельзя. Я активно пытаюсь забеременеть. Я уже купила штук двадцать тестов. Чтобы потом не бегать.

Катина домработница накормила нас картофельной запеканкой. С филиппинкой я научилась ценить простую человеческую еду.

— После секса я по десять минут держу ноги задранными вверх, — рассказывала Катя, — и вообще мы занимаемся этим, только когда доктор разрешает: меня смотрят на ультразвуке и там видно, есть ли вероятность зачатия. Конечно, никакой романтики, — сокрушалась она, — но, я думаю, ему романтики и без меня уже хватило.

Я вдруг начала сомневаться, можно ли мне с моим пиелонефритом ходить в бассейн.

— У тебя нет, случайно, ста двадцати тысяч? — спросила я Катю за десертом.

— В долларах? — уточнила она.

Я кивнула.

— Нет, нету.

— Жалко.

— Мне тоже, честно говоря. Но, я думаю, скоро все изменится.

На десерт был вафельный торт «Причуда».

Одноклассник Олежека погиб в авиакатастрофе. Вместе с ним разбился летчик. Частный самолет рухнул вниз через десять минут после взлета.

«В квартире Шпака — магнитофон, у посла — медальон», — вертелась у меня в голове фраза из фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Я ведь раньше не доверяла Олежеку. Я даже бриллианты снимала в машине. Почему я решила, что он должен измениться после того, как перестал быть бедным? Ведь все равно всегда есть деньги, которые тебе не принадлежат. Пока.

Как он сказал? «Я не могу сейчас засветиться в таком деле».

Я набрала его номер. Автоответчик.

— Олег, я хотела выразить тебе соболезнования. Но, конечно, слава богу, что ты не полетел с ним. Пока.

«В квартире Шпака — магнитофон…»

Если бы можно было запереться в своем доме! С книгами и телевизором! И ров с водой пустить вокруг. Только чтоб кто-нибудь к завтраку икру свежую приносил по перекидному мостику. И маракуйю. Впрочем, скоро приносить будет некуда. Банк заберет дом.

Кате купили джип Cayenne. А на Восьмое марта она ждала цветы от Van Cliff. В уши и на палец.

Лена рассталась со своим женихом. И одновременно — с надеждой когда-либо выйти замуж. Теперь, когда она хотела охарактеризовать какую-либо девушку, она просто почтительно декларировала, сколько лет та в браке. Например: «Вон идет Оля. Посмотрите на ее юбку. Она уже девять лет замужем. У нее двое детей». Это означало, что юбка хорошая.

Муж Вероники пришел домой в девять утра. В семь утра им надо было выезжать в аэропорт. Они летели в Египет нырять с аквалангами. В полдевятого Вероника велела домработнице разбирать чемоданы, а детей отправила спать.

Олеся никак не могла придумать, как ей заставить мужа венчаться. Последняя идея — лечь в больницу, как будто при смерти, и сказать, что только венчание поможет. Мы отказались обсуждать этот вариант.

Муж Киры ушел к другой. Странно, что она не покрасила Блонди в черный цвет. Они прожили вместе одиннадцать лет. И все одиннадцать лет он терпел Кириных любовников так же покорно, как Кириных собак. Пока не нашел в себе силы влюбиться в другую.

Мы сидели на стеклянной веранде «Марио» и ели макароны с белыми трюфелями (по тридцать долларов грамм), запивая их мартини со льдом в бокалах, похожих на перевернутую пачку балерины.

— Можно кого-нибудь нанять, и ее покалечат, — предложила Кира после четырех мартини.

— Смотрите, Искандер идет! Говорят, он с женой развелся. — Олеся быстро достала пудреницу из сумочки и подкрасила губы.

— Да, а в списке «Harper's Bazaar» десяти самых завидных женихов Москвы его не было, — уверенно сказала Лена.

— Он отдал свою страничку Соркину. «Кто мо-о-ожет сравниться с Матильдой моей…» — пропела Катя.

— Да просто ему это не нужно, — вздохнула я, — он может жениться на любой в этом ресторане и в этом городе. И даже не жениться.

— Ну конечно! — упрямо возразила Кира.

— Конечно! Если тебе утром к подъезду подгонят Bentley с откидным верхом в розовых ленточках — ты устоишь? А он это может запросто. А если устоишь, то назавтра он купит тебе дом в Марбелье. И что?

Кира мечтательно вздохнула. По ее улыбке я поняла, что она согласна.

— И все так, — произнесла я. — Так что ему можно только посочувствовать. Представляете, какая скукотища ему с нами общаться?

— Девочки, давайте проучим эту суку, — вернулась Кира к реальной жизни.

— Как? — спросила Лена.

— Можно ее припугнуть, — предложила Катя.

— Можно в лицо серной кислотой плеснуть, — сказала Олеся.

— Нет, тогда он догадается, что это я, — возразила Кира.

— Ну и пусть догадается. — Вероника заказала всем еще по мартини. — Главное, чтоб она его стороной обходила.

— Девочки, — Лена огляделась вокруг, — давайте больше трех не собираться, а то нас мужчины боятся. Никто даже шампанское не пришлет.

— Надо в Нью-Йорк ехать, — предложила Лена. — Смотрели «Секс в большом городе»?

— Да, это в Нью-Йорке, — вздохнула Кира, — а у нас «Отсутствие секса в большом городе». Пора сериал снимать; все, кто в этом ресторане, будут главные герои.

— Девочки, а помните, пятнадцать лет назад… — Олеся мечтательно закатила глаза.

— Пятнадцать лет назад секс был, — твердо сказала Лена.

— Но не было денег, — заметила Катя.

— А кого можно попросить ей позвонить и припугнуть немного? — Кира заказала себе тирамису. В «Марио» — лучшие тирамису в Москве. И лучшее общество.

— Я сейчас Борисыча попрошу.

Вероника полезла за телефоном, но не смогла его найти в своих карманах. Лена предложила ей свой. Вероника стала переворачивать содержимое Лениной сумки.

— О, — воскликнула она и замерла, — как это волнительно — носить в сумке презервативы. Давно забытое ощущение.

— Ты телефон лучше ищи, — поторопила Кира.

— Алле! Борисыч! Ну что, мой дорогой: или Игорь узнает, что я не поехала на эту встречу, потому что ты напился, или окажи услугу моей подруге.

Она объяснила ему, в чем суть. Попросила его быть ужасающе страшным.

— Ну что ты скажешь, например? — устроила она небольшой тестик.

Вероника сморщилась и отодвинула трубку от уха.

— Какой ты хам, Борисыч. Нет, нет — нормально. И как только дозвонишься туда, сразу набери мне.

Мы заказали еще мартини.

— Я продаю дом, — сказала я.

— Да ладно? — удивилась Вероника.

— Надоело жить на Рублевке. — У меня получилось не совсем так, как я планировала, но я постаралась исправиться и заговорила надменно и лениво. — Эти вечные пробки! И Путин все никак не переедет. К тому же мне дали очень хорошую цену.

— Сколько? — спросила Кира.

— Три с половиной.

— Я бы свой ни за что не продала, — сказала Олеся.

— Я бы тоже, — вздохнула Катя.

— А я отношусь к этому просто как к недвижимости — дали хорошие деньги, продам, куплю другой.

— Но только тоже на Рублевке, — посоветовала Олеся, — потому что ты уже нигде больше жить не сможешь.

Перезвонил Борисыч. Сказал, что она молча выслушала и положила трубку.

— Ну, ничего. Теперь призадумается, как чужих мужей отбивать, — угрожающе произнесла Кира.

— Дура! — сказала Олеся и рассмеялась.

Интересно, будет это так же весело завтра утром?

У Лены зазвонил телефон.

— Это мой, — сказала она, глядя на номер, — может, не брать? Пошел он… Пусть жене звонит.

Она ответила, высокомерно задрав подбородок:

— Алле… Конечно, меня нет дома… Меня срочно вызвали на операцию… Я не говорила тебе, что стала хирургом?

В дверях я столкнулась с Олежеком. Он входил, окруженный охраной, как дядька Черномор со своими богатырями.

— Какой обалденный красавец! — сказала я почему-то зло.

— А кто это? — спросила Катя.

— По-моему, у него есть никельная компания. Или какой-то завод на Урале. Не меньше, это уж точно, — ответила я.

Олежек улыбнулся мне как старой знакомой.

Я мило помахала в ответ рукой.