На одной из остановок, когда ели баранину и пили чай, спросил своего юзбаши:
— Хамдам, ты не знаешь, кто тот человек, который сообщил русскому капитану о казни в Базар-Тёпе?
— Говорят, он амбал и работает на русском пароходе. И тот, которого завалили камнями, тоже был амбалом на том же пароходе, — с готовностью ответил верный слуга.
Бек ухмыльнулся, задвигав сухими челюстями:
— Значит, говоришь, на русском пароходе… Ну, тогда мне понятно, почему его светлость Сейид-Абдул-Ахад-Богодур-хан придаёт такое значение какой-то ничтожной казни.
По прибытии в Керки, бек распорядился, чтобы немедленно позвали к нему начальника тюрьмы Касым-бека. Тот явился тотчас же, но долго ждал, пока бек смоет с себя дорожную пыль и наговорится с жёнами и детьми. Наконец, Касым-бека провели на айван, где хозяин, в полосатом шёлковом халате и домашних туфлях, полулежал на ковре и перед ним стоял фарфоровый чайник со стопкой пиал и ваза со сладостями.
Керкинский бек Мохаммед-Керим-оглы был всегда расположен к главному тюремному стражу. Да и с кем ему было бы состоять в близком знакомстве, если не с начальником тюрьмы? Они делали одно «богоугодное» дело. Глава бекства сажал в тюрьму, в основном, за неуплату налогов и податей, а начальник тюрьмы брал большие взятки с узников, вернее с их родственников, чтобы освободить тех из-под стражи.
Сейчас предвиделся особенно огромный барыш — пешкеш. Водь в тюрьме должны были оказаться самые именитые люди Базар-Тёпе: кази, правитель аула и главный надзиратель порядка. Мохаммед-Керим-оглы, едва Касым бек опустился на ковёр и взял в руки пиалу, сказал:
— Сегодня же пошли в Базар-Тёпе нукеров. Пусть схватят всех, кто повинен в убийстве тех двух и привезут в твою тюрьму.
— Но молла Ачилды произвёл умерщвление с соизволения самого… — попытался возразить Касым-бек.
— Вот и хорошо, что он молла Ачилды, — засмеялся довольный бек. — Хорошо, что богат и поплатится за свою свободу, если сумеет получить её, своим богатством. А насчёт ареста — не беспокойся, Касым-ага. Всех троих велел бросить в темницу сам Богодур-хан.
— Вах валла! Да будет исполнена его воля! — произнёс испуганно тюремный страж, заслышав имя эмира.
Вскоре он распрощался с хозяином, чтобы в точности выполнить повеление эмира.
Прошли сутки, другие, и правители Базар-Тёпе были доставлены в Керки. Каменное здание тюрьмы стояло у самого берега Амударьи. Два корпуса, разделённые между собой узким двором, куда постоянно вводили преступников и откуда выезжали стражники, наводили на горожан и приезжих страх. Тем более, что одной-стороной тюрьма примыкала к караван-сараю и по ночам сюда доносились вопли и плач узников и покрикивания надзирателей. К караван-сараю выходил как раз тот корпус, в котором в тесных многочисленных каморках содержались особо опасные преступники. В другом, противоположном корпусе, размещались надзиратели и начальник тюрьмы.
Касым-бек — злодей опытный, лишённый вообще какой-либо доброты, да к тому же непревзойдённый взяточник, допускал такую изощрённость, что узники, чтобы получить свободу, отдавали всё до нитки.
Едва привезли в тюрьму правителей Базар-Тёпе, он сразу рассудил: раз сам эмир повелел их посадить в тюрьму, значит только сам эмир и может освободить их. А из этого следовало, что какие бы подарки ни предлагали родственники богатых базартепинцев, всё равно Касым-бек не вправе выпускать арестованных на свободу. А чтобы не лишить себя удовольствия подработать на них, начальник тюрьмы решил всех троих рассадить таким образом: старосту Махматкул-Эмина — в камеру, где сидели воры, кази моллу Ачилды — к юродивым-попрошанкам, а блюстителя порядка Джафар-Махматкул-Эмина-оглы — к разбойникам — калтаманам.
Прошла ночь, а утром Касым-беку донесли, что кази моллу Ачилды ночью всего заплевали больные-юродивые и что он немедленно просит свидания с начальником тюрьмы.
Касым-бек велел, чтобы привели кази к нему. Того вскоре доставили, и кази, едва переступил порог канцелярии, упал перед ним на колени. Начальник тюрьмы с усмешкой в голосе, но довольно вежливо сказал:
— Вы делаете мне честь, молла Ачилды. Ещё ни один кази не становился передо мной на колени. Так, что вам не нравится в той камере? Это самое спокойное место у нас.
— Касым-ага, — произнёс кази, — завтра приедут мои родственники, и они сделают всё, что угодно душе вашей — переведите меня в другую камеру, от этих сумасшедших!
Касым-бек, уточнив сначала, когда именно приедут родственники кази, приказал посадить его в одиночную камеру.
Почти такая же история произошла и с двумя другими базартепинцами, которые также просили перевода в другие камеры.
Прошла ещё одна ночь, и действительно из Базар-Тёпе пожаловали ходатаи, которые за большие дари просили узникам даровать свободу. Касым-бек взятки, конечно, принял, обещая своё ходатайство перед эмиром через керкинского бека. Ходатаи ушли ни с чем, лишь унеся небольшую надежду на спасение своих близких.
Касым-бек уже собирался к Мохаммед-Кериму-оглы, чтобы посоветоваться с ним, как поступить дальше: подарки были приняты богатые, но разве отпустишь узников Базар-Тёпе без ведома эмира? Вдруг Касым-беку донесли, что из Базар-Тёпе прибыла ещё одна группа просителей с богатыми подарками для него. Начальник тюрьмы недоумевал: «Кто же эти и за кого они будут просить?» — и велел пропустить прибывших к себе.
В канцелярию вошли несколько аксакалов и с ними отец казнённого Арзы — Хаким-ага. Касым-бек усадил их на кошму у порога и приготовился благосклонно выслушать. Один из аксакалов сказал:
— Мы были у самого высочества Богодур-хана и добились, чтобы вершители расправы были осуждены!
— Воля его высочества выполнена, — угоднически улыбнулся Касым-бек. — Ваши правители сидят в темницах. Вы можете в этом убедиться, если желаете…
— Не стоит на них смотреть, Касым-ага, — ответил аксакал. — Мы верим, что они в надёжном месте… Но, Касым-ага, не нам вас учить священным законам адата, не нам вам подсказывать, что пролитая кровь оплачивается кровью…
— Яшули, — усмехнулся Касым-бек. — Так-то оно так… Неписаный закон существует, но существуют и иные законы, которые написал сам эмир при помощи русского царя: казни запретить, зинданы закрыть… Раньше мы злодеев держали в ямах, а теперь в камерах. Раньше бросали убийц с минаретов или отрубали им головы, а теперь они должны сидеть и ждать — какое наказание вынесет его высочество Сейит-Абдул-Ахад-Богодур-хан! Ведь эмир не сказал, что отрубит им головы… — многозначительно закончил Касым-бек.
Просители переглянулись, выпили по пиале чаю и после продолжительного молчания тот же аксакал сказал:
— Всё теперь в ваших руках, Касым-бек… Вот это должно убедить вас в том, что всем троим правителям Базар-Тёпе в этом мире больше делать нечего. — С этими словами аксакал достал тугой мешочек, набитый золотом, и передал его начальнику тюрьмы. Касым-бек, довольный, улыбнулся и заглянул в мешочек, а аксакал поторопился заметить, что в этом мешочке — просьба всех жителей Базар-Тёпе, чтобы тот не вздумал отказать им.
Уходя, базартепинцы сообщили начальнику о том, что они остановились в караван-сарае и не уедут до тех пор, пока не увидят трупы своих кровников.
В этот же день Касым-бек долго находился в гостях у Мохаммеда Керим-оглы. После долгих размышлений и рассуждении оба пришли к единому выводу — уничтожить базартепинских правителей. Ходатайствовать перед эмиром опасно, хотя вначале керкинский бек думал добиться милости эмира, чтобы самому не ехать в Келиф. Освободить наказанных эмиром без его ведома опасно вдвойне: можно лишиться головы, если не по милости эмира, то по милости ходатаев-дайхан из Базар-Тёпе. К тому же взятка простых дайхан не так уж мала — целый мешочек золотых монет…
В один из дней в одиночной камере, где находился молла Ачилды, обнаружили, что он мёртв. Через некоторое время был задушен калтаманами староста Махматкул-Эмин… С третьим Касым-бек поступил хитрее, чтобы отвести от себя подозрения. Подложив ему в пищу яда замедленного действия, он выпустил его ночью из тюрьмы, сказав на прощанье:
