— Нет, негоже так, Капа. Ты вот тоже в колхозе была, и я, и Калистрат; а Минодора, вишь, даже кладовщица. Надо, чуешь, найти верного человека. Ты вот что, Капочка… Постучи в чье-либо окошко и спроси: где живут Лизавета и Николай, оба Юрковы…

Пока старик Коровин угощал полольщиц водою, а те ласково и весело благодарили его, Арсен соображал, что делать, если одна из женщин побежит искать Трофима Фомича? Оставалось одно: самому провести ее к колхозному амбару. «Хорошо, что я пошел поглядеть на крокодила сразу, — похвалил себя парень. — До него не дошел, так на других нарвался. Теперь надо глядеть в оба».

Расчеты Агапиты оправдались; успокоенный Прохор Петрович вернулся к соломе и тут же завернулся в тулуп — чего тревожиться, коль Агапита ни о чем плохом не сообщает, а девчонка, видимо, поумнела: не шалит, не насмехается, как прежде, разговаривает степенно и к каждому слову поминает Христа. Как только старик улегся, Агапита велела Капитолине снять платок и тотчас сама набросила его на кустик ботвы перед собою.

— Теперь беги, — приказала она девушке, — да бегом, бегом. Шибко жду тебя!

Капитолина выбежала к речке, лугами обогнула усадьбу Минодоры, перелезла через прясло и очутилась на улице. Арсен крался позади, пока девушка не достигла центра деревни. Видя, что она остановилась и беспокойно озирается по сторонам, парень тихонько окликнул:

— Гражданочка!

Девушка обернулась, увидела перед собою человека, сама не понимая для чего, медленно подняла руки и прошептала:

— В-вы… к-колхозник?..

— Так точно, азинец, а вы — Капа из секты?

— Ой!

— Не стоните глубоко — не отдадим далеко, хоть за курочку да на свою улочку! — желая подбодрить ее, быстро проговорил он. — Вам Трофима Фомича Юркова? Знаем, идемте, доставлю.

Пораженная всезнайством парня Капитолина будто застыла на месте; Арсен легонько взял ее под руку:

— Пошли, тетенька, вам надо бегом, бегом и назад.

— Ой, ну откуда вы узнали?!

— Не всяк спит, кто храпит!

Они близко взглянули друг на друга.

— Выходит, что вы еще не тетенька, — удивленно протянул Арсен.

Капитолина рассмеялась:

— А вы, наверно, кавалер…

— На весь свет: от девчат отбою нет!.. Мельник я колхозный, если без шуток.

— А я дома на колхозной круподерне работала.

— На крупорушке?!. Так вы же клад с несметным золотом, если поглядеть с точки зрения!.. У нас крупорушка на мази, а вот крупорушник воюет… Дело!

Они подошли к колхозному амбару.

— Черт возьми, — выругался Арсен, — Трофим Фомич не один!

Сквозь мрак между амбаром и пожарным сараем проступала одноконная подвода. Приблизившись к ней, Арсен узнал серую колхозную лошадь, запряженную в легкий тарантас. Увлекая Капитолину за руку, парень шагнул под навес, где, освещаясь огоньками цигарок, виднелись Трофим Фомич и его сын.

— Николай Трофимыч! — крикнул Арсен. — С приездом!

— Тсс, побереги голос, — предупредил Николай: только что вернувшись из района, он не доехал до конного двора, решив расспросить отца о новостях. — В чем дело, орел?

— Вечерняя находка, Николай Трофимыч: привел сектанточку из Минодориного огорода. Приказано опросить, записать и той же ногой представить в обратный огород.

— Кто приказал?

— Ее подружка.

Юрков позвал девушку из-под навеса на свет луны и всмотрелся в ее лицо. Подошел и Трофим Фомич.

— Как есть школьница, — сказал он, обдавая Капитолину запахом табака. — Эх вы, ягушки, ягушки!

Разглядев на Николае военную форму, девушка вообразила, что перед нею милиционер, растерялась и выпалила:

— Я дезертирка из фэзэо, товарищ милиционер.

— Страшно, — сказал Николай таким тоном, что ни Трофим Фомич, ни Арсен не поняли: в шутку это сказано или серьезно.

— Украла там комбинезон — один, простыню — одну…

— Жуть, жуть, ну, а про секту расскажете?.. Странника Агафангела знаете?.. Хотя вот что, зайдемте-ка сюда.

Он ввел девушку в сторожку и зажег свечу.

— Вот и мой кабинет за милу душу пригодился! — пошутил Трофим Фомич.

— Дядя Троша, почему Николай Трофимыч так долго в районе был? — спросил Арсен, заглядывая в оконце будки: парню не терпелось и о деле узнать, и получше рассмотреть новую знакомку при свете огонька.

— По отделам, слышь, мытарили, — ответил старик с явным раздражением. — Один не верит, что в нынешние годы скрытники завелись: мол, кулаков давно вывели. Другой сумлевается, что дезертир летом в дому прячется: понапрасну людей обыском опорочишь. Третий в чего-то еще уперся… А все вместе боятся сектантское гнездо потревожить: религия!.. Пуще всего то, что в районе самого главного мету. Ждал, ждал его Кольша да так и уехал!

— Ладно, дядя Троша, теперь порядок, — успокоил Арсен, не отрывая взгляда от оконца. — Глянь, какая деваха с нами… Одни глаза — смерть фашизму; такая любую секту наизнанку вывернет!

Капитолина поражалась, как много знал об обители человек в военном, и с удовольствием чувствовала, что под защитой таких людей ни ей, ни Агапите нечего страшиться. Непонятным и вроде даже обидным казалось одно — почему милиционер не спрашивает ее о ней самой; неужели Гурий, или Калистрат, или Платонида хуже ее, дезертирки и воровки? Однако вскоре поняла, что перед нею не милиционер; а дело, начатое ею и Агапитой, куда важнее, чем школьные бязевая простыня, молескиновая гимнастерка и замасленный комбинезон из парусины. Подбодренная этим, девушка спеша рассказала о людях обители. Совершенно разные во всем и несомненно существующие эти люди приобретали в обрисовке девушки какой-то мистический облик. Не менее мистично выглядели и почерневший от времени дубовый гроб в горнице Коровина, и иконостас из медниц с потайной щеколдой, и похожие на могилы затененные лампадами келий скрытников, и подземная молельня с клубами дыма от курящихся в жаровне кореньев, и тайные входы и выходы.

Николай слушал — и в душе его металась буря; его подмывало и расхохотаться в лицо Капитолины, и благодарить ее за откровения. Он неплохо, казалось ему, знал колхозную кладовщицу Минодору Прохоровну и ее отца Прохора Петровича, но, по-видимому, знал — да не тех. Он тысячи раз видал их дом вблизи и издали, но, очевидно, видал — да не тот. И дом на высоком пригорке, словно напоказ отскочивший от других домов, и хозяева в нем, точно в назидание коренным узарцам привезшие откуда-то недеревенскую дородность, были известны всем — и неведомы никому. «Ведь островок, плевая точка в море, а гляди, сколько дряни! — возмущался Юрков, слушая Капитолину. — Видимо, самая пакость с округи собралась под одну крышу, вся их труха, все подонки, раз главная проповедница здесь… А попробуй не сколупни эту коросту — размножатся, натащат в свою паутину черт те кого; мух, комаров, слепней еще сколько угодно. Но диковина, страшная диковина!»

— Девушка, вы не… это все правда? — наконец строго спросил он.

Капитолина перестала дышать, долго в упор посмотрела на Юркова и, вытянув руку вдоль стола, тихо-тихо сказала:

— Рубите по локтю… потом проверьте.

Ласково похлопав девушку по руке, Николай улыбнулся:

— Уберите, пригодится: по себе знаю… Значит, вас Капой звать?.. Спасибо, и слушайте….

Через две-три минуты они вышли из будки.

— Арсен, проводи Капу на огород, — сказал Николай. — Что делать им с подружкой, она знает… Айда, светает. Утром забеги ко мне.

Звезд на небосводе стало меньше, а оставшиеся заметно приподнялись и потускнели. Контуры деревьев и построек, расплываясь, словно таяли в предрассветном темно-сером мареве. От реки по улице щекочущими тело волнами наплывал холодок. В стороне поймы, стараясь перекричать друг друга, скрипели неугомонные коростели. Над кривой чертою еще темного леса чуть заметно проступала розоватая полоска зари. В чьем-то дворе, громко всхлопнув крыльями, пропел петух.

— Ах, хорошо! — будто похвалив певца, проговорила Капитолина.

— Вы, Капочка, только не трусьте, — напутствовал ее Арсен, пытаясь шагать в ногу со спешившей девушкой. — Их там раз, два и обчелся, а нас — армия. И знаете что — пишите. Я стану наведываться, а записки под камень за баней… Порядок?.. Ну, счастливо!