Несмотря на свой обезображенный вид Сия была в полном сознании, все понимала и все слышала. Она дала себе слово — не стонать ни при каких обстоятельствах.

Так прошло два или три дня. Сия с неимоверным усилием начала выговаривать отдельные слова. Калина привыкла подсовывать бабушке судно и выходила из комнаты, чтобы не смущать ее, минут через десять она возвращалась с теплой водой в чайнике, длинными пинцетами и марлей — подмывать бабушку, потом выливала содержимое судна и мыла его для следующего раза. Привыкла готовить суп из пакетиков «Магги», накрошив туда хлеба, поднимать бабушку в сидячее положение, засунув ей за спину пару подушек, кормить ее с ложечки и внимательно следить, чтобы не подавилась. Привыкла промывать пролежни, менять простыни, вынимать из-под них целлофан и мыть его, а потом стирать простыни — вручную, она не знала, как запустить стиральную машину. Петя тоже не знала. Постепенно Калина снова начала ходить в школу, сразу после утренних гигиенических процедур с бабушкой. А как-то принесла после школы черешню и вишню, вынула косточки, размяла, процедила и дала бабушке выпить несколько чайных ложечек свежего сока. Какое чудесное варенье я бы тебе сварила из вишни, с трудом произнесла Сия, а Калина с трудом поняла ее, и обе расплакались, обнялись, ничего, бабуля, всё будет хорошо, ты снова будешь делать мне варенье. Их телефон уж давно отключили из-за того счета, и однажды утром в дверь позвонили, и Калине вручили повестку, точнее, она сама, не читая, расписалась в том, что ее бабушка получила официальную повестку и должна явиться в суд в связи с неуплатой счета за телефон. Калина спрятала повестку, чтобы не расстраивать бабушку. Так, с супами из пакетиков, черешней и вишней, судном и мазями прошли две недели. Но пролежни не заживали, а становились все ужаснее, они гноились, выделяя слизь и кровь. Здоровая часть лица Сии морщилась от невыносимой боли, но она по-прежнему не издавала ни стона. Петя, по всей видимости, решила, что дела у матери потихоньку налаживаются, она уже не смотрела на Калину так ужасно, как тогда, даже не пожимала беспомощно плечами, а преспокойно и уверенно сидела в кресле и смотрела свои сериалы, пусть и черно-белые. Но риванол и белый порошок закончились, и когда Калина открыла ящичек, где обычно лежали деньги, чтобы сходить в аптеку, то обнаружила там всего два лева. Она пошла на почту и встала в очередь, чтобы получить бабушкину пенсию. Но сотрудница сказала, что это возможно только при наличии нотариально заверенной доверенности. Калина вернулась домой и сообщила всё это матери. Петя пришла в ярость, она начала хлопать дверьми и кричать, почему всё валится на ее голову? Почему всем этим должна заниматься она? Она ведь тоже больна, не так ли? Ей дают пенсию, чтобы она лечилась, а не ходила по всяким там нотариусам, не так ли? Каждый ее выход из дома заканчивается приступом, Калине, она надеется, это известно? или она хочет уморить ее поскорее, да? После этого, разумеется, Петя расплакалась. Заявила, что понятия не имеет, где искать нотариуса и что с ним делать, что ничего не смыслит в бюрократических и юридических делах, они всегда ее ужасно мучили, и даже если она найдет нотариуса, то ведь он потребует много денег, а у них всего два лева, не так ли?

И тогда Калина ушла из дома, ничего не сказав ни матери, ни бабушке, просто исчезла, и парализованная Сия подумала: ну вот, сбежала, бросила нас. Она плакала и плакала, но не из-за спины, а из-за Калины и ее участи, из-за этого ребенка, не знавшего детства. И перед ее глазами, как во сне, возникло ее, Сии, собственное детство, белое платье с оборками, ореховые торты мамы, отец с большими золотыми часами и глубокая тень под орехом, их дом в Сливене, арбузы летом в зимнем погребе, лозы во дворе, тяжелые от виноградных кистей, самшит с его потрясающим запахом, двоюродные братья, тетушки, качели на сливовых деревьях, игры на улице допоздна, няня, которая мыла ей ноги по вечерам, у Сии даже не было сил поужинать, и она просто засыпала на руках у няни — так уставала от игр и беготни, а Калина, Боже мой, что станет с Калиной, и сердце Сии кровоточило от горя, как кровоточила ее спина, покрытая ранами. Сия вспоминала и Кольо, своего мужа, он тоже умер от инсульта, но, счастливчик! его не смогли спасти, ему всегда везло, всегда доставалось что полегче, он так переживал после событий 89-го, он так ждал их, предсказывал, мечтал о них, что незадолго до первых свободных выборов, на следующий год, в июне, получил этот удар, инсульт, но, счастливчик! счастливчик! Интересно, а что бы сейчас он говорил, вообще несчастье никогда не приходит в одиночку, думала Сия и плакала, после смерти Кольо Петя сразу забеременела, а ее приятель сбежал в Канаду одним из тех «братских» маршрутов самолетов, которые летали тогда на Кубу, и оставил ее на четвертом месяце, и Петя не могла сделать аборт, ни один врач не брался, все боялись, что тогда у нее никогда больше не будет детей, Петя думала, что Эмил вернется за ней, но нет, не вернулся, даже не написал ни разу, вероятно, и не знал, что у него родился ребенок, что его зовут Калина, что сейчас Калине четырнадцать лет и ей приходится справляться сразу с двумя больными женщинами, матерью-инвалидом и парализованной бабушкой, что она должна каким-то образом жить с ними на несчастные 138 левов, покупать им лекарства, еду, готовить и кормить их, двух больных женщин, нет, Калина не выдержит. Сия это знала, Калина не выдержит, она что-нибудь с собой сделает, ведь она такой одинокий и замкнутый ребенок.

Тогда, поздно ночью, когда Калина убежала из дома, она пошла прямо к Яворе, позвонила в дверь, Явора открыла, и Калина просто рухнула к ее ногам, Явора подняла и перенесла ее в гостиную, налила кока-колы с лимоном и со льдом, она слушала ее внимательно, выслушала всё, что рассказывала Калина про обезображенное лицо бабушки, парализованное в его левой части, левый глаз, уголок губ, всё это как бы сместилось в сторону и перекосилось, как в центрифуге, как на каком-то рисунке, который я видела, и ей так больно — спина, раны, ей ужасно больно, я чувствую, но она говорит, что не больно, а мама брезгует и подойти к ней, ей противно дотрагиваться до судна с мочой и испражнениями, и она всегда старается уйти из комнаты, чтобы не вынимать судно из-под бабушки, не выливать всё это в туалет, а когда нужно поменять бабушке простыни, мама надевает резиновые перчатки для мытья посуды, лишь бы не прикоснуться руками к телу бабушки, которое ужасно пахнет, и нужно его мыть губкой и тряпкой, а мама капризничает и говорит, что не может так мыть свою мать, а я не хочу ее уговаривать, ведь бабушка нас может услышать, и ей будет обидно, и я вытираю ей руки губкой с мылом, а она сама помогает мне справиться с одной половиной ее тела и ногами, а я мою другую.

Калина говорила, она рассказывала всё это Яворе, а Явора слушала, кивала головой и — стирала, снимала с Калины боль, смывала с нее ужас и раны, успокаивала, давая свет надежды. Я помогу тебе, не переживай, я тебе помогу, я позвоню своим богатым друзьям, мы откроем вам счет в банке, они переведут туда деньги, и мы оплатим ваш телефон, у меня есть знакомые врачи, они поместят твою бабушку в хорошую клинику, там с ней будут заниматься лечебной гимнастикой, и она снова сможет ходить, да, пусть с палочкой, пусть даже с двумя, но она сможет ходить и варить тебе вишневое варенье, а потом пригласим инструкторов, они будут приходить к вам домой на несколько часов и делать ей массаж, гимнастику, вот увидишь, она скоро начнет ходить даже с одной палочкой, выходить из дома, а ты будешь водить ее в садик гулять, это звучит как сказка, Явора, спасибо тебе, но ты говоришь так, только чтобы успокоить меня, вот увидишь, моя калинка, и Калина прижалась к ней так, как когда-то к бабушке, и словно по мановению волшебной палочки боль и тяжесть в сердце исчезли, другому передала она боль и тяжесть в сердце — Явора всё взяла на себя, через три дня бабушку перевезли в хорошую больницу и начали интенсивно лечить, и когда вечерами Калина приходила к ней, бабушка с каждым днем выглядела все лучше и лучше, ужасная перекошенность ее лица постепенно исчезала, лицо приобрело знакомый, обычный вид, Сия почти не плакала больше, она почти нормально говорила, и уже можно было все понять, иногда даже бывала веселой, и Калина каждый раз проверяла раны на ее спине, они уже покрывались корочкой, и капельницы, с двух сторон подключенные к рукам Сии, уже не пугали Калину, здесь так хорошо заботятся обо мне, так хорошо, и через три недели Сия встретила внучку уже на ногах и с ходунками, которые она передвигала перед собой, Калина с криком бросилась к бабушке, чуть не сбив ее с ног, чуть не опрокинув от радости, ну вот, видишь, я уже могу выходить с тобой в садик, мы можем жить как раньше, врачи сотворили чудо с бабушкой на глазах Калины, распрямили ее тело, заставили его снова двигаться, они убрали пролежни со спины, омолодили кожу на лице, вернули ему цвет, заставили улыбаться, лицо бабушки порозовело, его скованность прошла, Явора оплатила счет за телефон на деньги, которые пришли в банк на имя Калины, и сказала, что завтра, в субботу, она придет к ним домой, и они вместе всё уберут там, потому что в понедельник бабушку выписывают из больницы.