Старшие надзиратели, ага. Главари, значит. Я вспомнил о сообщении, которое начальник тюрьмы получил по рации.

— Дайте угадаю, — сказал я. — Эти двое приписаны к блоку «А»?

Кларк кивнул:

— Это наш крупнейший корпус строгого режима.

— Идем туда, — сказал я. — Немедленно.

Похоже, в «Синг-Синге», как и в моем расследовании, все шло в гору. Чтобы добраться до стальных решетчатых ворот, нам пришлось взобраться вслед за Кларком и его лучшими надзирателями по бесчисленным бетонным лестницам и пробежать по нескольким ступенчатым коридорам с облупившейся краской на стенах.

Раздалось резкое жужжание, потом металлический щелчок — громкий, как звук взводимого курка в пустой комнате. Ворота распахнулись.

На нас обрушились звуки тюрьмы. Я чувствовал, как они бьют меня в грудь — треск раций, вопли заключенных, непрекращающийся грохот стали о сталь и эхо. Похоже было, что нас пытают шумом в бездонном стальном колодце.

При нашем появлении заключенные в ближайших камерах вскочили на ноги, выкрикивая оскорбления. По всей длине блока — в два футбольных поля — сверкали зеркала, просунутые сквозь сдвоенные прутья. Я всем сердцем надеялся, что нам не устроят «газовую атаку» — отвратительный душ из мочи и фекалий.

— Давайте проверим спортзал, а потом поднимемся на верхние ярусы! — крикнул начальник тюрьмы сквозь грохот, стоявший в блоке.

Нас пропустили в очередную дверь на другом конце блока. В качалке никого не было, в зале для баскетбола — тоже. За стойками для весов никто не прятался. Куда они провалились? Неужели Джек и Малыш Джонни опять сбежали? Как им постоянно удается быть на шаг впереди нас?

Я повел группу обратно на первый ярус, и тут меня кто-то толкнул! Стальная дверь качалки захлопнулась сразу, как я приземлился на бетонный пол.

Я обернулся и увидел улыбающиеся лица двух доверенных офицеров начальника тюрьмы. Сам начальник вместе со Стивом Рено и остальными оказались заперты в спортзале, я слышал, как они колотят в дверь.

Один надзиратель был огромного роста, второй — напротив, невысокий крепыш. Отлично, профессор Беннетт. Они похожи на Джека и Малыша Джонни, потому что это они и есть.

Джек играючи вертел в пальцах полицейскую дубинку. У него были коротко остриженные курчавые темные волосы и неугасимая ухмылочка. Крутой парень для крутой работы.

— Привет, Микки, — сказал он. — Давно не болтали.

Как я мог забыть этот голос? Неудивительно, что Тремейн Джефферсон узнал его через столько лет.

— Чего не звонишь-то? — продолжал Джек. — А я думал, ты мне друг.

— Привет, Джек. — Я старался придать голосу твердость, которой на самом деле не испытывал. — Смешно, по телефону ты не был похож на коротышку.

Джек засмеялся. Крутой клиент. Если он и волновался насчет подкрепления, которое уже, наверное, шло сюда, то здорово это скрывал.

— Вот и еще одна ошибка, Микки, — сказал он. — Только на этот раз — роковая. Завалиться в гости без приглашения. Ты думал, я не просчитаю твой приход? Ведь даже сломанные часы два раза в день показывают правильное время. Думаешь, этот жирный ублюдок Кларк тут заправляет? Это моя тюрьма. Мой район, мои пацаны.

— Игра окончена, Джек, — сказал я.

— А я так не считаю, Майк, — ответил он. — Подумай сам. Мы выбрались из одной крепости. Сможем выбраться и из другой. Особенно сейчас, когда у нас есть заложник. Черт возьми, Майк, я даже позволю тебе вести переговоры о твоем собственном освобождении. Как тебе такое предложение?

— Прекрасно, — сказал я, отползая на полшага назад. Пятка наткнулась на твердую сталь двери. Отступать было некуда.

Тяжелая рация, которую мне дал начальник тюрьмы, была моим единственным подобием оружия. Я мысленно взвесил ее, когда Джек с тошнотворной улыбочкой поудобнее перехватил дубинку. Лицо у него было отвратительное, как у клопа.

— Может, обсудим все? — начал я, отклоняясь назад, а потом швырнул рацию. Этот бросок сделал бы честь Роджеру Клеменсу. Рация и нос Малыша Джонни взорвались одновременно. Громила вскрикнул; а потом они с Джеком набросились на меня и подняли с пола.

— Опаньки, Микки! — проорал Джек прямо мне в лицо. А потом они швырнули меня головой об пол.

Я думал, в тюрьме было шумно в честь нашего прихода, но оказалось, что это была только разминка. Пока я барахтался на полу с Джеком и Малышом Джонни, рев сотен глоток по громкости превзошел вой истребителя, разгоняющегося в ангаре.

С верхних ярусов посыпалась всякая всячина: жидкости, мокрые полотенца, журналы, горящий рулон туалетной бумаги… интересно, это и была «газовая атака»?

Джек прошелся дубинкой по моему затылку, и я упал на одно колено. Сознание включалось и выключалось, как испорченное радио. Малыш Джонни навалился на меня, и я, теряя сознание, что есть мочи заорал и оттолкнулся от пола изо всех сил.

Дети. Я не могу оставить их сейчас совсем одних, без родителей. Я этого не допущу. Я уже почти встал на колени, и тут Малыш Джонни отцепился и начал охаживать меня по ребрам. Я опять свалился, хватая ртом воздух; подбитый сталью ботинок врезался мне в «солнышко». Я еще как-то отстраненно подумал: неужели Джек, заносящий надо мной дубинку, будет последним, что я увижу в этой жизни?..

И тут случилось невероятное: из-за решетки за спиной Джека просунулась чья-то рука. Огромная, она еле пролезла сквозь прутья; густая татуировка на ней была похожа на рукав, покрытый причудливым орнаментом. Эта удивительная рука схватила Джека за ворот и резко приложила бандита головой об решетку. Как будто ударили в гонг. И еще раз, и еще.

— Что, мистер надзиратель? — приговаривал заключенный, молотя Джека о решетку своей клетки. — Получил, гнида? Как тебе, нравится?

Малыш Джонни отскочил от меня, чтобы помочь Джеку, и я, с трудом переводя дыхание, поднялся на ноги, а потом поднял упавшую на пол дубинку на плечо.

Давненько я не держал в руках этот снаряд — с тех пор как обходил участок Хантс-Пойнт в Южном Бронксе. Тогда, в долгие холодные ночи, я отрабатывал удары дубинкой, чтобы не заснуть, — махал ею до тех пор, пока воздух не засвистит.

Сейчас он свистнул, как надо. Видимо, умение драться дубинкой — это как умение кататься на велосипеде, потому что коленная чашечка Малыша Джонни разлетелась с первого удара.

Тут же пришлось срочно отбежать назад — здоровяк взвыл и удивительно быстро запрыгал за мной на одной ноге, яростно выкатив глаза и брызгая слюной из перекошенного рта.

Я замахнулся еще раз, целясь в челюсть. Он пригнулся, но опоздал — дубинка врезалась прямо в висок. Джонни рухнул на пол вслед за обломком дерева.

Заключенные разразились злобными торжествующими воплями, когда я подошел к бесчувственному, истекавшему кровью надзирателю. Их голоса слились в мантру жестокости. Я вернулся к Джеку, который уже посинел в хватке огромных лап, державших его за горло.

Я поднял вторую дубинку. Приготовился.

— Мочи! Мочи! Мочи! Мочи! — в унисон кричали заключенные.

Должен признать, предложение было заманчиво. Я с оттяжкой размахнулся.

Но попало не Джеку.

Я перешиб татуированную руку, выжимавшую из него последние капли жизни. Парень взревел и отпустил тюремщика, рухнувшего на пол без сознания.

— Не благодари, брат, — обиженно сказал громила, лелея отбитую руку.

— Извиняй, Чарли, — ответил я, оттаскивая Джека к запертой двери спортзала под непрекращающимся дождем из нечистот. — Мертвый он суду не нужен.

Хотя… я могу дать ему хорошего пинка по зубам. За все, что было, Джекки. Ведь мы же такие кореша.

И тогда я двинул ему по зубам ботинком — всего один раз! — и тюрьма взорвалась победным ревом.

Конечно, все оказалось не так просто.

Настоящих старших надзирателей, Роудса и Уильямса, нашли в одной из камер блока «А» в наручниках.