— Пусть кара падет на голову убийцы люда нашего! И если Великим будет угодно, чтоб ты, Чеслав, отыскал его, то так оно и будет. А то, что тебе сказала Мара... — его голос дрогнул, — так то лишь бредни неразумные... Бредни, что исходят от костра чадящего в ее пещере. Ча­да надышалась несчастная, вот и видится ей...

«А ведь он ее до сих пор так ненавидит, что с такой ярой страстью можно лишь любить», — подумал Чеслав. Но тут же, откинув залетную и совсем не своевременную мысль, вернулся к воплощению своего задума и уже при­мирительным тоном обратился к почтенному жрецу:

— Я ведь к тебе, Колобор, не только с дурной вестью пришел, но и за помощью... — И будто и не было только что никакой перепалки, сделав шаг назад, уважительно приложил руку к груди. — Чтоб благословил ты нас, муд­рый Колобор, на охоту завтра поутру. Тризну ведь по от­року погибшему справлять надо. Вот и пойдем ватагами дичи набить для нее.

Колобор, тоже полностью уже овладев собой, с немень­шим уважением и искренностью ответствовал:

— И сам желать буду, и Великих просить стану, чтоб охота ваша была удачной. Благ хоть и прожил век свой недолгий сиротой, но племя ему семьей было и помянет его по обычаю нашему достойно. — И, оглянувшись на своих помощников, добавил: — А мы начнем костер по­гребальный для него на утесе готовить.

Утро следующего дня ватаги мужей встретили в лесной ча­ще — охотничьих угодьях племени. К большому неудоволь­ствию дядьки Сбыслава, был среди них и Чеслав. Молодой муж, предвидя ропот главы рода, не выступил из городища вместе со всеми, а явился позже, прямо к месту охоты. За та­кое внезапное появление дядька лишь одарил неслуха тя­желым взглядом да покачал головой осуждающе, но корить при всех не стал. Но что бы он ни сказал, Чеслав все равно вынужден был бы ослушаться. Не мог он не принять уча­стие в этой охоте, потому как это было частью его задума.

Еще неся в городище убитого Блага, он сообразил, что для поминок отрока нужна будет дичь, а значит — и охоте быть. И не будет лучшего случая заставить проявиться убийцу, как побудить нелюдя охотиться на того, кто пытается раз­гадать его истинное обличье, а значит, заставить охотиться на него, Чеслава. Потому молодой муж и соврал вчера наме­ренно жрецам, что знахарка Мара напророчила ему разгад­ку этой тайны. И если он не ошибся в своих подозрениях, то слух о пророчестве должен достигнуть ушей того, кому грозит разоблачение. А значит, заставит его действовать.

Притаившись за стволом дуба, что рос на краю боль­шой поляны, Чеслав ожидал, пока ватага загонщиков, что отправилась в обход, спугнет обнаруженное ранее стадо оленей и заставит их двигаться в направлении укрывших­ся лучников. Но ждал он не только этого.

С далеко загнанной внутрь, а потому и не заметной для стороннего глаза тревогой ждал юноша, когда же лютый враг проявит себя и попытается его изничтожить. И ко­нечно же, яростно гоня от себя эту мысль, но зная, что противник весьма коварен, опасался, что в возможной схватке может и не выйти победителем. И все же надеял­ся, что возьмет верх, полагаясь на свою сноровку, опыт, чутье, удачу и, конечно же, помощь Великих, поскольку они, как и он сам, должны были защитить его племя от нелюдя. Во всяком случае, он верил, что это именно так.

Внезапно раздался резкий протяжный вой. Волчий вой. Причем совсем рядом от того места, где затаились охотники. И в этом была большая странность, так как зверь не мог не почуять присутствие людей, но все рав­но выказал себя. Дикой, тревожной песней ворвался этот вой в напряженную тишину, заставив вздрогнуть людей и всполошив в округе пернатое племя, которое тут же, хлопая крыльями, поднялось в воздух. Чеславу и гадать не нужно было, что это завыла его волчица, и завыла не­спроста, а предупреждая об опасности, как случалось уже не раз. И почти сразу он почувствовал, что с противопо­ложной стороны поляны из гущи зарослей за ним кто-то наблюдает. Он не заметил ни малейшего явного призна­ка, что там кто-то может быть. Ни шорохом, ни движени­ем тот, кто мог там находиться, не выдал себя. Но Чеслав все равно почуял, что там кто-то есть. Чутье зверя, заго­ворившее в нем, подсказывало это.

В лесной чаще раздался крик ночной птицы. Чеслав знал, что это подал знак к началу охоты находящийся среди загонщиков голосистый Кудряш. И сразу лес в той части, откуда донесся крик, наполнился шумом и движе­нием — загонщики спугнули окруженное стадо.

Грубые вскрики мужей... Треск кустов... Глухой топот множества ног и копыт... Вот-вот на поляне должны бы­ли появиться олени, уже слышно было их быстроногое приближение. Чеслав по привычке изготовил лук, но все его внимание было приковано к зарослям, откуда, он чув­ствовал, на него взирали чьи-то пронизывающие глаза. Вот только в какой именно части зарослей, за каким ку­стом, деревом затаился неизвестный и насколько он, Че­слав, укрыт от него, парень все никак не мог определить.

Дальше все произошло почти одновременно. Неожи­данный шорох — и серая стремительная тень, на мгнове­ние мелькнув между двумя кустами в прыжке, очевидно, помешала чьей-то точности. Очевидно, потому как выле­тевшая из кустов почти сразу с ее прыжком стрела, предназначавшаяся, без сомнения, Чеславу, не угодила в цель, а пронеслась чуть выше его головы и с силой врезалась в соседнее дерево. Молодой охотник с благодарностью успел подумать о волчице, прыжком спасшей дух своего волка, живущий в его теле, а значит, и его самого. И поч­ти одновременно со свистом стрелы на поляну, с треском продираясь сквозь густой кустарник, выскочила пара оле­ней. Но Чеславу было уже не до них...

Петляя не хуже резвого зайца, чтобы не настигла следу­ющая шальная стрела, понесся он прочь от злополучной поляны. Молодой охотник слышал еще, как за его спиной зашипели стрелы, разящие оленей, как тяжело рухнуло те­ло первого из них и как второй попытался последним усилием перескочить через куст... Слышал? Или это были уже игры его охотничьего воображения, которое по памяти представляло, что происходило на покинутой поляне?

Сам же он, перепрыгивая через кусты, камни, овраж­ки, огибая деревья и колючие кустарники, бежал, подго­няемый двумя мыслями, и одна была заветнее другой: остаться живым и выполнить свой задум! А для этого молодому следопыту во что бы то ни стало нужно было, чтобы вражина, стрелявший в него... Но тут его заветные думы черным вороньем нагнали другие, беспокойные: «А вдруг не выйдет? А может, он не стал преследовать ме­ня? Может, ему что-то помешало или он передумал?»

Чеслав резко остановился. Прислушался... И ничего не смог разобрать из-за стучащей в висках, мешающей слы­шать, пульсирующей крови. Но вот ему удалось уловить звук глухого топота, хлестнувшей кого-то ветки, а далее и шум бегущих в эту сторону ног... Преследователь, как парень и полагал, не оставлял надежды догнать его. Не хо­тел отпускать живым.

Мгновенно сорвавшись с места, Чеслав выскочил на зве­риную тропу и помчался по ней. Бежать по утоптанной зве­риными копытами и лапами земляной ленте было гораздо легче, но и опаснее, так как его спина была менее защищен­ной от стрел. Но выбора у Чеслава не было — он не мог сей­час свернуть. Надежда только на прыть и быстроту ног. Вот небольшой изгиб тропы у гладкого валуна... Здесь она про­легла вдоль трухлявого ствола рухнувшей ели... Здесь по­гребла под собой небольшую кочку... А дальше... Оттолк­нувшись посильнее от земли, молодой муж одним прыжком проскочил между двух старых берез и, удачно приземлив­шись, побежал далее. Однако теперь уже не так стремитель­но. Пробежав еще немного и оглянувшись на ходу, но так никого и не заметив, он вынужден был свернуть вслед за тропой, огибающей высокие кусты, за поворот. ..Ив этот момент услышал позади себя глухой удар...

Сердце Чеслава на миг замерло, словно попросив у тела небольшой передышки после трудной, изнурительной ра­боты, а отмерев, забилось еще сильнее, чем при беге. Он ждал! Ждал этого удара! Хотел его услышать! Еще как хотел!