Расходились с пиршества уже затемно. Попрощавшись с Хрумом и остальными поселенцами и поблагодарив за угощение, Чеслав вместе с Туром и его семейством отправились к их жилищу. За тяжкими раздумьями молодой охотник только на полдороге заметил, что друг его Кудряш куда-то подевался. Вот только рядом был — и уже нет.
— Кудряш! Кудряша! — позвал Чеслав.
Но темнота ответила ему лишь дружным стрекотанием сверчков.
«Ну и пусть! У парня не горшок битый, а своя голова на плечах», — с досадой решил Чеслав.
Жизнь в ночном селении постепенно замирала. Тур со своей кровью отправились в дом и, немного повозившись и пошумев там, вскоре тоже затихли — видать, заснули.
К Чеславу же сон все не шел. Примостившись на бревне неподалеку от дома, он, впав в добровольное оцепенение, угрюмо размышлял над тем, что дальше делать и как выбраться из глухого каменного тупика неведения на тропу с нужным следом. Неужели и Мара, и он ошиблись и начало того следа вовсе не здесь искать надо было?
Неожиданно откуда-то — видать, с другого конца городища — полилась песня. Глубокий девичий голос проникновенно пел о двух птахах горлицах, что, несмотря на даль далекую да бурю лютую, летели навстречу друг дружке, чтобы спароваться на всю жизнь. И все они преодолели: и непогоду, и даль-разлучницу. Да стрельнул одну из птах лихой охотник... Но вот к девичьему голосу присоединился второй, молодецкий, и полились они вместе, сливаясь, словно два ручья по весне. Про то, как загрустила вторая птица без пары, заотчаялась... И Чеслав без труда узнал тот второй голос, потому что частенько слышал его ранее. То пел его внезапно исчезнувший друг Кудряш. Вот уж душа разгульная! И покусы пчелиные ему нипочем, и усталости не ведает. Без гульбищ — жизнь не всласть бесшабашному.
От той песни почувствовал Чеслав, как екнуло что-то в груди, и защемило, заныло сердце. Подумалось Чеславу о Неждане. Будет ли верна слову данному — ждать его приезда за ней? Не забыла ли его? И какой сейчас молодец поет ей песни?
Со стороны дома раздался какой-то неясный шорох, после легкий стук, и через мгновение на пороге показался Тур. Постояв немного в дверном проеме и, очевидно, рассмотрев в темноте сидящего у дома гостя, неспешно подошел и сел рядом. Он потирал свою могучую шею и молчал, лишь тяжко вздыхал время от времени. И внезапно произнес тихо, словно боясь спугнуть ночную тишину:
— А ведь на жизнь-то одного из чужаков и у нас кто- то зарился. Вот только в толк не возьму, отчего Хрум про то вам не сказал...
У Чеслава от такой неожиданной новости едва дух не перехватило.
— Зарился, говоришь? — И тут же, пока Тур не передумал, поспешил спросить: — А на которого из них?
— Да на того, который младой еще.
— А как то сталось?
— Да я толком и не знаю, за зверем в лес как раз отлучился. Но Хрум уж точно должен знать. Я все думал, сам о том вам скажет. А не сказал отчего-то...
И он со вздохом хлопнул себя по щеке, истребляя назойливого комара.
Охотнику Туру вовсе не по душе было то, что именно ему пришлось рассказать гостям о происшедшем в его селении. «Чего не бывает среди родичей? И не про все след знать сторонним». Он весь день надеялся, что Хрум сам поведает пришлым о том случае с чужаками, но глава городища почему-то не захотел этого сделать. И тогда Тур после тяжких размышлений и колебаний решился помочь парням. Ведь это он привел чужеземцев в соседнее племя, после чего там стал гибнуть люд.
«Не сказал Хрум... С чего бы это ему крыться? Али сам к тому причастен был? Не угодил ему чем пришлый, вот он и...» — бежали мысли у Чеслава.
Тур снова заговорил:
— Да, после того и спровадил Хрум гостей из селения больно скоро. Позвал меня и сказал: «Сведи чужеземцев к соседям нашим верховным по реке. Уж очень им охота на житье их посмотреть». Я их и увел к вам.
И он снова тяжело вздохнул.
Чеслав чутьем охотника почувствовал, что вот он, тот долгожданный след, за началом которого они сюда пришли. Значит, есть он, есть! Неспроста старой ведунье сон был, что здесь искать надо.
— Собирались мы с рассветом выступить от вас, да теперь, думаю, следует еще задержаться, погостить, — едва сдерживая радость от появившегося следа, сообщил молодой муж Туру свое решение.
— Как знаете, я не гоню... — все так же тихо ответил Тур и, поднявшись, отправился в дом спать.
Чеслав перебрался на ночлег в копну сена, туда, где провел предшествующую ночь. Но в отличие от той ночи, когда он был в плену усталости, а потому и заснул, казалось, еще не опустив голову на свернутый пучок сена, сейчас услышанное от Тура будоражило его, не оставляя места для отдыха.
«Как теперь подступиться к скрытному Хруму, чтобы разузнать про нападение на чужака? Отчего глава рода утаил тот случай? И если в этом селении при чужаках никто не отправился в городище к предкам, то отчего же у нас так сталось? Неужто просто совпало? Но нет, ведь Мара уверена, что то была потрава. Да и я так думаю...»
Проворочавшись еще немало времени, не в силах усмирить свои мысли и замыслы, Чеслав и не заметил, как долгожданный сон все же стал его одолевать. Ворочаться не осталось сил, раздумья потекли медленнее, видения перед глазами стали туманиться, звуки затихать... Однако то ли сквозь накатившую дрему, то ли уже в своем сне он услышал шуршание сухой травы.
«Мышь, наверное, к норе своей пробирается...» — лениво шевельнулось в голове.
Но шуршание усилилось и стало понятно, что пробирается вовсе не мышь, а что-то гораздо большее. Следующей же была мысль, что он, возможно, еще не спит и все, что слышит, — явь!
Осознание, что сюда кто-то крадется, вырвало Чеслава из объятий подступившего сна. Приподняв голову, насторожившись, он попытался рассмотреть то, что, судя по шуршанию, двигалось в его сторону. Но было слишком темно — ничего не разобрать. Внезапно что-то очень тяжелое упало совсем близко от него. Чеслав вмиг откатился в сторону, тут же изготовившись к нападению или обороне.
— Фу-у-ух! — протяжно донеслось с места падения.
«Фу-у-ух!» — эхом откликнулся в голове Чеслава вздох облегчения. Он сообразил, что это не кто другой, как его друг Кудряш наконец-то прибился к ночлегу после славной гулянки. Ох, как же ему захотелось хорошенько наподдать позабывшему, зачем они сюда прибыли, пустоголовому гуляке!
— Да что ж ты за образина такая со сквозняком в головешке! — рявкнул Чеслав на товарища так, что тот от неожиданности даже подскочил.
— Э-ей-ей! Ты чего? Чего? — зачастил Кудряш с перепугу: уж на ту ли копну он залез? Но, убедившись, что рядом с ним Чеслав, обмяк и, вырвав из копны клочок травы, бросил в товарища. — Ну, Чеславка! Ну, дурило! Ох и шибанул же меня испуг!
— Дубинушкой тебя шибануть следовало бы, нерадивого! Да со всей моченьки! — продолжал злиться друг.
— Это за что? — Теперь в голосе Кудряша были даже возмущение и вызов.
— Чтоб опамятовал, зачем пришли мы сюда, и головой думал, а не баловнем! Нам про чужаков разузнать следует, а не по гульбищам бегать да глотку в песнях драть.
Чеслав отвернулся и, устроившись поудобнее, приготовился спать.
— А вот и зря ты на меня оскалился. Одно другому вовсе не помеха, — оправдывался в ответ Кудряш.
Но Чеслав всем своим видом демонстрировал, что и слушать его не хочет.
— Слышь, Чеславка... — через какое-то время снова заговорил Кудряш.
— Отстань, непуть! — огрызнулся тот, все еще продолжая сердиться на неразумного.
— А девки у них заводные! Не чета, конечно, нашинским, но тоже не кикиморы страхолюдные.
— Спи!
Но Кудряш, кажется, и не думал униматься. Вкрадчиво, словно готовя хитрую наживку для западни, он негромко произнес:
— И на одну из них чужак засматривался... — И через мгновение добавил: — Тот, который в парубках еще ходил. .. Тропу к ней топтать стал.
— Откуда прознал? — придвинулся к нему Чеслав, да так быстро, что Кудряш и не ожидал. Куда только и делось желание сердитого друга поспать!