— Стой, джигит! Не бойся меня!

Хаким не слышал и продолжал колотить каблуками заупрямившегося коня.

Под Гречко был испытанный на крестьянской работе выносливый конь. Расстояние между ними сокращалось.

— Стой, джигит! Я не враг тебе! Стой! — во всю глотку орал Гречко.

Но Хаким отчаянно рвался вперед, стремясь догнать бойкого табунщика в чекмене. Гречко, подняв винтовку прикладом вверх, снова закричал:

— На, возьми винтовку! Не бойся!

Когда Хаким обернулся, Гречко швырнул винтовку в сторону. Она ударилась прикладом о камень и отлетела в траву.

Хаким, увидев, как Гречко отбросил винтовку, теперь только понял, что мчался за ним тот самый остробородый. который желал ему только добра. Его сильный рыжий конь, звонко цокая копытами по мерзлой земле, скоро поравнялся с вороным Хакима.

— Если дру-уг, то скачи за-за-за мной, аксакал, — заикаясь, проговорил Хаким.

Некоторое время оба ехали молча. Потом Гречко спросил:

— Почему сюда едешь, а не в аул?

Хаким с отчаянием, глянул на него.

— Разве не видишь, конь-то совсем… обезножил.

— Ну, в ауле его и оставишь.

— Пока до аула доберешься, вон те… — Хаким показал камчой в сторону казаков.

Аманкул, петляя по-заячьи, исчез в гуще табуна.

— Аманкул! Эй!

Хаким, не переставая, махал ему, кричал, звал.

Любопытный Аманкул, по два раза в день объезжавший окрестные аулы в поисках новостей, давно бы подъехал к Хакиму без его зова, но боялся русского, который гнался за Хакимом, а теперь поехал рядом, стремя в стремя. Аманкул не мог понять, почему Хаким ехал вначале с русским отрядом, потом ускакал от них.

— Коня! Быстро, Аманкул, лови коня! — прокричал Хаким изумленному табунщику.

«А-а, им, оказывается, кони нужны. Это, видать, и есть настоящие большабаи. Хаким давно уже большабай. Если вам кони нужны, я пригоню весь табун хаджи Шугула. Выбирай любого!»

Аманкул поскакал к шести коням, что кучкой паслись в сторонке от табуна, и вихрем пригнал их к «большабаям». Кони были как на подбор: статны, выхолены, серо-пегой масти, гордость хаджи.

— Какого? — крикнул Аманкул и, не дожидаясь ответа, отогнал от шести двух. Сделав небольшой круг, табунщик легко спрыгнул, бросил повод на траву и, посвистывая, пошел коням навстречу.

— Киш-киш! — негромко позвал он.

Кони доверчиво взглянули на табунщика, запрядали ушами, а один, темно-серый, как бы поразмыслив, пошел на зов.

— Киш-киш! — звал его Аманкул. Приподняв полы чекменя и держа их перед собой, точно торбу с овсом, он быстро подошел к коню и ухватился за гриву, потом, тихо уговаривая коня, ловким движением накинул ремень на его шею.

— Браток… Дорогой мой, — тяжело дыша, проговорил Хаким. — Бери, родной, вот этого вороного себе навсегда.

Аманкул начал рассказывать о новостях в аулах.

— Хаджу, отца твоего, Хаким, проводили в последний путь. Земля пусть будет ему пухом…

— Я знаю, Аманкул, слышал… Я ведь был дома.

— А остальные пока живы, здоровы. Но плохих вестей много. Вчера приехал Нурыш из Кзыл-уя. Что там творится — ужас! Все аскеры стали большабаями. Обкорнали коням хвосты и пошли в погоню за ханом Жаншой. Всех казаков перебили, подняли знамя и поехали в Теке, к тамошним большабаям. Ихлас-агай, говорят, заболел и уехал в Теке. А Жамал Нурыш привез в аул неделю тому назад. В аулах — шум, крик, суета. Хаджи Шугул хотел погнать свои табуны в Уйшик, а Нурыш не позволил: говорит, в Уйшике рыскают казаки и забирают всех коней. Хаджи лишился сна, меня вызывает каждый божий день, иногда два раза, спрашивает про табун. Держи, говорит, в Мыншукыре, в аул не пригоняй и от Кос-Обы, говорит, подальше держись…

— Подожди, Аманкул, подожди, — перебил Хаким. — Сначала коня оседлай.

Он быстро снял седло с вороного, оседлал темно-серого и прыгнул на него.

— Садись на свою кобылу и проводи нас до Кос-Обы. По пути обо всем расскажешь, — сказал Хаким.

Едва отъехали на несколько шагов, как табунщик снова обрушил на Хакима поток новостей.

Гречко решил выяснить, куда они теперь едут.

— Меня зовут Иван Андреевич Гречко, — заговорил он. — Я казак из села Требухи. Мои попутчики были плохие люди. Теперь я от них ушел навсегда и хочу вернуться в родное село.

— Там сейчас, наверное, фронт? — спросил Хаким осторожно.

— Из Требухи, я думаю, уже выгнали казачьих атаманов. Денька два назад я проезжал мимо. Красные уже под Уральском стояли.

Хаким внимательно посмотрел на Гречко, вспомнил о событиях в Требухе, о судьбе Мендигерея.

— А кого вы знаете из тамошних казахов?

— Всех знаю. И Айтиевых, и Ипмаганбетова, и их товарищей

— Айтиевых? Где они сейчас?

Хаким спросил с умыслом, но Гречко ответил искренне:

— Я знаю, они большевики. Я тоже хотел вступить в отряд Белана, но не удалось.

— Так он же красный, — сказал Хаким улыбаясь.

— Думаешь, что я ничего не понимаю? Скоро красные все возьмут в свои руки. Кого больше, те и побеждают. Да ты и сам хорошо знаешь.

— Значит, это вы, Иван Андреевич, притащили раненого киргизского комиссара к Абильхаиру Айтиеву, вместо того, чтобы столкнуть его в прорубь? — спросил Хаким.

— А ты откуда знаешь?

Вместо ответа Хаким протянул ему обе руки.

— Поехали, Иван Андреевич. Я вас приведу прямо к Белану.

Аманкул не понял, о чем они говорили по-русски. Но, увидев, что Хаким пожал русскому руку, тоже решил выразить свое почтение.

— Тамыр, аман, — сказал он, подавая руку. — Тебе конь нужен? У меня коней много. Бери!

Гречко снисходительно улыбнулся.

— Для меня и мой рыжий хорош. В беде не оставит, — ответил он по-казахски.

— Вот, здорово! Совсем, как казах, говоришь! — обрадовался Аманкул. — Айда в наш аул. Барана зарежу, той сделаем. Мы тоже станем большабаями. Они Кзыл-уй захватили. И Теке взяли. Баи драпают. Их марджи, старики удирают со своими манатками. Многие до устья Кердери-Анхаты дошли.

Но Хакиму было не до рассказов Аманкула, он все еще опасался, как бы казаки не кинулись вдогонку.

— Ты махни-ка, Аманкул, на Змеиный хребет, посмотри, не видно ли русских? Если они сюда едут, быстро скачи назад. А мы пока двинемся к Кос-Обе и по низине повернем к аулу.

— Там где-то винтовка лежит, — сказал Г речко. — Подобрать ее надо, пожалуй.

— Зачем винтовку бросать… — проворчал Аманкул. — Ай-ай, тамыр-ай, ну прямо как ребенок!

И Аманкул помчался. Он дважды обскакал бугорок, потом слез с коня, поднял винтовку, привязал ее к седлу и понесся дальше. Пока Аманкул взбирался на Змеиный хребет, Хаким и Гречко спустились в Мыншукыр и остановились, наблюдая за Аманкулом.

Хаким, так неожиданно избавившись от смерти, действовал теперь особенно осторожно. Вначале он даже хотел не возвращаться в аул, а сразу ехать в Богдановку, но потом решил, что о случившемся надо сообщить учителю Калену. К вечеру добраться до аула, а утром отправиться в свой отряд. Теперь он убедился, что Гречко надежный человек.

Хаким готов был обнять и расцеловать остробородого только за то, что он шепнул тогда: «Тебя хотят убить». Хаким и не подозревал, что именно этот тихий, мирный мужик когда-то спас от смерти Мендигерея. «Он, как хранитель, посланный мне судьбой», — думал Хаким.

— Вы мой избавитель, Иван Андреевич. Спасибо, — сказал он, волнуясь.

— Я хотел помочь тебе ночью бежать, на привале. И сам хотел заодно с тобой. Но ты опередил, так что себя благодари, не меня. Как зовут тебя, сынок?

— Хаким, а фамилия — Жунусов.

Хаким ехал не спеша, чтобы Аманкул не потерял их.

«Значит, Хаким пристал к большабаям, — думал между тем Аманкул. — Далеко пойдет, высоко взлетит. Даже самого хана Жаншу красные вышибли из Кзыл-уя. Теперь не сын толстосума Шугула, а сын хаджи Жунуса станет править народом. Он добьется! Не зря с детства в Теке сидит. Недаром все в рот ему заглядывают, когда он говорит. Да-а, покойный отец тоже не был простаком. В словесной схватке самого Шугула в пот загонял. И сын, дай бог время, всем уездом управлять будет. Не зря назвали его Хакимом»[11].