— Вы спрашиваете, где папа? — переспросила девушка, вскинув брови.

— Я спрашиваю господина Гаруна Каратаева, — пророкотал, словно гром из-за туч, Мамбет.

— Полковник, султан Гарун Ахметович на государственном совете на приеме главы Западного края господина Жаханши, — ответила девушка и, разглядев знаки отличия на гимнастерке Мамбета из черного сукна, полюбопытствовала — Вы… хорунжий, да?

Мамбет тоже внимательно оглядел ее. Он никогда не видел образованных женщин-казашек, а белотелых, нежных жен и дочерей казачьих офицеров в дохах и шелках, с золотыми кольцами на руках, открыто презирал, считая их уродинами. Красивая, смуглая девушка в доме тюре показалась ему райской девой, хотя на пальцах у нее тоже золотые кольца, в ушах — яхонтовые сережки, на ногах — красные сафьяновые сапожки, шитые золотом, и платье, видать, очень дорогое. Глаза необыкновенно ясные, лучистые, привлекательные. Никогда не думал Мамбет, что в доме полковника увидит неземную красавицу. Мамбет запнулся, не знал, что ответить, мигом вылетело из головы решение «снять башку тюре», да за всю свою неугомонную жизнь Мамбет никогда не убивал человека. Всю дорогу от дома Губайдуллы он думал о том, как бы угнать всех коней полка и заставить заклятого врага Кириллова ходить пешком.

— Красавица, ты дочь Гаруна-тюре? — спросил он неожиданно подобревшим голосом.

— Разве вы не бывали в офицерском клубе? — ответила она, слегка улыбаясь. Небольшая черная родинка в тон угольно-черным глазам, черным бровям и длинным ее ресницам тоже дрогнула от улыбки.

— Я не офицер… — невнятно пробубнил Мамбет, задетый тем, что не мог появляться в кругу знати.

— На вас петлички хорунжего, значит, вы тоже офицер. Только, возможно, не учились. Но если и не учились… — девушка запнулась, глянула на одежду Мамбета, на его лицо, как бы сожалея о его неопрятности. — Садитесь… Да, я дочь султана, полковника Гаруна. Отец, видимо, вер-нется поздно. Он ушел со своим адъютантом на чрезвычайное заседание.

— Садиться не буду! — прежним голосом пробурчал Мамбет. Он вспомнил, что сегодня же надо проникнуть в казарму и увести товарищей.

— А вы по какому делу пришли, господин хорунжий? Как я о вас скажу папе? — Девушка сделала шаг к нему, невольно показав, что неожиданный гость заинтересовал ее. — Сказать, что заходил офицер-казах… Один из храбрых, мужественных джигитов?

— Скажи, красавица, что Мамбет заходил. Твой отец… Твой отец вместе с подлецом Кирилловым меня преследуют. Если не успокоятся, предупреждаю — добром не кончится…

— Мамбет!.. Вы тот самый Мамбет, который подполковника Кириллова…

На лице девушки появились и восхищение, и удивление — тонкие, черные брови вскинулись, глаза блеснули огоньком, а родинка обозначилась еще ясней.

— В городе только и рассказов о том, как вы потешались над Кирилловым. Ольга-ханум говорит: «Так ему, хвастуну, и надо». Здорово вы его, Мамбет-ага, по рукам и ногам связали, как барана для жертвоприношения! Скажите, умоляю вас, как вам это удалось? Хочу непременно из ваших уст слышать. Садитесь, Мамбет-ага! Вы точно Хакан-батыр[4] нашего времени! Ну, садитесь же, присядьте!

Девушка потянула его за рукав. Она и не подумала о том, что этот человек может то же самое, если не похуже, сделать и с ее отцом.

— …Апыр-ай, ужас! Жуть! Никто бы на это не решился… Только вам… только такому богатырю, как вы… могло прийти такое в голову! Связать казачьего офицера, как ягненка, нет, это невиданная, неслыханная дерзость! Казака, главу войска, начальника штаба, подполковника!! Ужас!

Мамбет немного помолчал, потом снова глухо, как из-под земли, протянул:

— Нет, красавица, я не сказки сказывать сюда пришел… Я приехал рассчитаться с Кирилловым. Но если твой отец вместе с этим пройдохой не оставит меня в покое, то и ему перепадет…

Мамбет, не договорив, решительно направился к двери.

— Нет, Мамбет-ага, вы все-таки расскажите!.. Ну, лад-, но, если сейчас не хотите, расскажете в следующий раз. Приходите, Мамбет-ага, завтра. Придете?

Мамбет не обернулся, переступая через порог, покачал головой.

Девушка застыла на месте, проводив взглядом Мамбета: ей были непонятны и неожиданный приезд, и странные его слова. С тем же удивлением на лице она кинулась в другую комнату к татарке-служанке.

— Вы видали когда-нибудь Мамбета? Того самого, который связал подполковника Кириллова? — воскликнула она возбужденно.

— Нет. Что это за Мамбет такой?

— Неужто не слыхали, тетя? Мамбет! Бесстрашный Мамбет! Громадина-Мамбет! Только что вышел отсюда. Наверное, еще во дворе.

Девушка схватила служанку за руку и потащила ее к выходу. Но на улице уже было темно, ничего нельзя было разглядеть вокруг, лишь донесся топот удаляющегося всадника.

— Он еще к нам придет, тетя. Такие люди ничего не боятся. Только я скажу папе, чтобы он не трогал Мамбета, и он не тронет. Нельзя же из-за какого-то Кириллова судить такого смельчака-хорунжего, — как бы утешая себя и служанку, говорила девушка.

Но служанка не проявила интереса к пришельцу, ей было все равно.

— Придет — посмотрим, — равнодушно сказала она.

А через полчаса вернулся домой полковник Гарун и, выслушав рассказ дочери, ужаснулся. Стараясь ничем не выдать смятения, он велел дочери ложиться спать и вызвал к себе офицера Аблаева.

— Он что-то задумал. Немедленно отправьтесь к Кириллову. Возьмите с собой двоих-троих солдат и зорко следите за домом. Возможно, там и задержите смутьяна. Предупредите тюремную охрану, пусть смотрят в оба, от Мамбета всего можно ожидать. Если что, действуйте быстро и решительно! — распорядился Гарун.

Мамбет немедленно приступил к осуществлению своего плана. Первым делом он решил вывести товарищей из казармы. Из дома Гаруна он сразу направился к казарме, в северной части города. «Казахское правительство решило создать казахскую армию. Лучшие джигиты с оружием в руках должны защищать свое правительство. К оружию, братья! Оседлай коня боевого! За независимость! За самостоятельность!»

Этот клич, казалось, был обращен прямо к Мамбету. И весной вместе со своими товарищами он направился в город и первым записался в правительственное войско. Он хорошо знал русский язык, был деловит и известен своей смелостью, поэтому сразу выдвинулся в командиры. Учитывая, что у Мамбета нет никакого военного образования, его назначили первым помощником командира полка. Обеспечить полк строевыми конями, седлами, сбруей, позаботиться о конюшнях, об овсе и сене — вот сколько забот легло на плечи Мамбета. Пешим дружинникам он доставал коней, конных — брал на учет, начал строить казармы, заготавливать корм. Он свободно распоряжался полковым хозяйством, денег брал сколько потребуется, закупал коней сколько душа желала. Но привольная жизнь вскоре пришлась ему не по душе. Все началось с первой же встречи с подполковником Кирилловым.

— Что я, для того и родился, чтобы всю жизнь слышать казачьи окрики? — негодующе спросил он, ворвавшись однажды к самому Жанше, главе Западно-Казахстанского правительства. — Я-то думал, что нашел у вас свободу, стал вольным джигитом, а тут все остается по-прежнему!

О причудах Мамбета Жанша наслышался и поэтому не стал ни уговаривать его, ни пугать.

— Недаром ведь ты Мамбет-буян?! — расхохотался Жанша.

После этого Мамбет и сцепился с Кирилловым.

Товарищи были преданы ему беззаветно. Один из них, Ажигали, в шестнадцатом году попал вместе с Мамбетом на окопные работы, но Мамбет сбежал тогда, а Ажигали остался под Бобруйском. Лишь через полтора года друзья встретились вновь. Другой верный товарищ Мамбета — Жапалак, маленький и подвижный, неотступно следовал за ним, точно ординарец.

Мамбет вошел в казарму, где только что объявили отбой, и приказал дневальному:

— Разбуди Ажигали и Жапалака! Да поживей, чего заморгал, не узнаешь, что ли?!

— Сейчас, Мамбет-ага. Сейчас Жапалака разбужу, а Ажигали в конюшне, дежурит, — забормотал дневальный, услужливо направляясь в угол казармы.