— Это ваше дело. Мое — требовать от вас, чтобы вы закрыли «Желтого Дракона» и сказали его владельцу, чтобы он убирался к себе во Вьетнам.
— Вы полагаете, что я выполню ваше требование?
— Да. К счастью, я не ваш избиратель. Если вы этого не сделаете, я потребую, чтобы расследованием убийства Нгуэна занялись детективы из Центрального управления… И первым делом попрошу выяснить, кто предупредил Хай Куанга о появлении полиции.
— Вы, должно быть, воображаете, что для меня это опасно?
— Самая большая опасность для вас — Хай Куанг. Избавьтесь от него, пока не поздно. Он себя уже скомпрометировал. Если он будет продолжать в том же духе, он скомпрометирует и вас. О ваших связях с ним пока знаю только я. Если же вы не послушаете меня, об этом завтра узнает вся пресса…
— Это угроза?
— Нет, дружеский совет.
— Ну что ж, дружеские советы я принимаю даже от противника. Тем более от умного… Я подумаю.
Вошел Эзра. С Муном он поздоровался как с закадычным другом. Очевидно, и он надеялся — раньше или позже Мун сделает простой арифметический подсчет: двадцать тысяч долларов больше, чем десять.
— Я не помешаю, мистер Мун? — осведомился он. — У меня возникла грандиозная идея для предвыборного плаката… Джек, что вы на это скажете?.. — И он разложил перед Фелано большую, размером в два фута на три фотографию.
Обнесенные частоколом бревенчатые избы и церквушка. В этих избах двести лет назад жили русские колонисты. Русское поселение было одной из музейных достопримечательностей Санариско наряду с колокольчиками в китайском квартале, трамвайчиком в Верхнем городе и гигантскими секвойями в Большом парке. Трудно было сказать, что сыграло большую роль в сохранении этого экспоната: забота о старине или о туристах.
Мун взглянул и не понял. Где тут крылась идея, причем грандиозная, для воздействия на избирателей? Но Фелано сообразил сразу. Он в полном восторге похлопал Эзру по плечу.
— Ты просто Эйнштейн!.. Нет, такое даже Эйнштейну не снилось.
— Правда, грандиозно?.. — Эзра был явно польщен. — Какой текст вы предлагаете, Джек?
Фелано задумался. Потом взял красный карандаш и крупными буквами написал прямо на фотографии: «Русские однажды уже были у нас. Если вы не хотите, чтобы они появились снова, голосуйте за Джека Фелано!»
Отдав фото Эзре, который тут же помчался в типографию, Фелано повернулся к Муну.
— Думаете, я лично ненавижу русских? Не больше, чем поддерживающего меня вождя фашиствующих минитменов Рента… Но это не бал, где выбирают даму и танец по вкусу. Это политика!.. В наше время политик должен быть в первую очередь психологом… Чем можно сегодня привлечь избирателей? Обещаниями? Они давно уже привыкли к тому, что их никто не выполняет. Единственное действенное средство — страх. Этот товар никогда не обесценивается.
— В таком случае я рад, что нашел верный тон для задушевной беседы с вами.
Фелано рассмеялся.
— Вам кажется, что удалось меня припугнуть? Ничего подобного! Я просто хочу оказать вам любезность. Надеюсь, вы это оцените. Между прочим, советую быть более осторожным. Ваш последний визит к Хай Куангу мог иметь очень печальные последствия. Скажите спасибо, что у вас такой ангел–хранитель, как я!
— Поблагодарить вас?
— Не стоит! Вы ведь знаете, я делаю это в собственных интересах. Кто станет бомбить аэродром противника, если намеревается использовать его сам?
От Фелано Мун направился к Брэдоку. Как ни странно, с Брэдоком, вернее, с Мэкхилери договориться оказалось труднее. Брэдок считал, что задержка и проверка самолета после того, как пассажиры будут уже находиться на борту, отрицательно отразится на делах тихоокеанской линии. После воздушных катастроф число проданных билетов и так уж снизилось. А тут еще совершенно возмутительная, с точки зрения пассажиров, задержка самолета. В борьбе с конкуренцией играли роль не только скорость и предоставляемые во время перелета удобства, но и четкий, детально продуманный сервис, долженствующий внушить пассажирам, что авиалиния заботится в первую очередь об их интересах и только в последнюю — о своих доходах.
Положение Муна затруднялось тем, что он вынужден был придать своим опасениям довольно туманную форму. То, что на борту «Красной стрелы» будут находиться вьетнамские ученые, надо было скрывать. В конце концов Муну пришлось соврать. Не моргнув глазом он объявил, что получил достоверные сведения о намерении агентов Фелано взорвать самолет.
— Чепуха! — сказал Мэкхилери. — Они не осмелятся. Им это невыгодно. Ведь в таком случае они могут рассчитывать, что мы ответим тем же. В итоге наша небольшая воздушная война потребует столько же человеческих жизней, сколько мы потеряли в мировой… Вы сами понимаете, это фантастика!
— Я все же настаиваю на мерах предосторожности, — твердо сказал Мун. — Иначе мне придется отказаться от ваших десяти тысяч!
— Я вас предупреждал, что у мистера Муна крутой характер, — виновато сказал Мэкхилери. — Придется уступить? — он вопросительно посмотрел на Брэдока.
Брэдок встал. Очевидно, стоя ему было привычнее обдумывать все «за» и «против».
— Ладно!.. — сказал он наконец.
Едва лишь Мун вернулся в гостиницу, позвонил Фелано.
— У меня для вас приятная новость. Хай Куанг уезжает. Так что с его стороны вам больше ничего не грозит.
— А с вашей?
— Вам лично — нет.
Потом Мун послал боя за вечерней газетой. В ней он довольно быстро нашел то, что искал. Все возможное было сделано. Осталось только дать наказ телефонистке универсального абонемента разбудить его в шесть часов.
Мун спал плохо. Во сне какой–то карикатурный Мун ежеминутно хватался за гиперболический револьвер — шестидесятизарядный «смит–вессон» четырехсотпятидесятого калибра — и нацеливался в крадущуюся к «Красной стреле» фигуру, постоянно менявшую лицо. То это был Хай Куанг, то Фелано, то нечто расплывчатое — «невидимая смерть». Мун проснулся весь в поту. Часы показывали четверть шестого. Кто–то дубасил кулаками в дверь. Это был Свен. Ему не терпелось попасть на аэродром, где его ожидала воплощенная в «Красной стреле» и ее пассажирах тысяча строк, а если с самолетом что–нибудь случится, то и верных четыре тысячи.
Они спустились вниз.
Проходя через холл, Дейли заметил миловидную агентшу Фелано. Она притворялась, будто озабочена цветом лица, и старательно подкрашивала щеки. «Бедное создание, — подумал Дейли, — даже спать некогда».
Когда они влезли в «конвэр», Дейли нарочно уселся сзади. Как он и предполагал, девушка с полуминутным запозданием выскочила из дверей гостиницы и села в машину. Когда они сворачивали на Воздушную дорогу, ее машина находилась так близко, что Дейли при желании мог бы завести с ней мимический флирт. Немного поодаль ехал малиново–белый «крайслер».
Предстоящая операция была такого рода, что совершенно исключала возможность быть любезным кавалером и удовлетворить профессиональное любопытство хорошенькой девицы. Мун начал петлять. Девица некоторое время пыталась их преследовать, но все же довольно быстро вышла из игры. Дейли с облегчением вздохнул. Однако когда он спустя несколько минут взглянул назад, то увидел несущийся в потоке машин малиново–белый «крайслер».
На повороте «крайслер» имел полную возможность вырваться вперед, но сидящий за рулем предпочел держаться в ста футах от машины Муна.
— Неплохой трюк, — сказал Дейли, указывая на «крайслер». — Девица, оказывается, вроде манекена в витрине. С той разницей, что в ее обязанности входит не столько привлекать, сколько отвлекать внимание… Недурно Фелано поводил нас за нос.
— Начинаю действительно жалеть, что мы работаем не на Фелано, — сказал Мун. — Брэдок такое, пожалуй бы, не придумал. С остроумным противником интересно иметь дело.
— От этого суть дела не меняется. Мне лично приятнее водить за нос других.
— Тайна двойной слежки! Под прикрытием огненной брюнетки, красота которой загипнотизировала знаменитых сыщиков Муна и Дейли, тайный агент номер ноль девятнадцать приблизился на расстояние пистолетного выстрела. Вытащив из спичечной коробки мощный радиоприемник, он настроился на волну ноль пять двенадцатых. Тотчас в наушниках зазвучал мужественный голос Дейли: «Прошу прохожих отойти в сторону! Сейчас здесь будет жарко!»— Свен не то издевался над Дейли, не то сочинял вслух текст репортажа.
