— Тогда для меня будет большим счастьем открыть вам дверь в царство, где любое желание исполняется. Как сказал мудрец: «Волшебное зелье, которое творец вселенной изобрел в минуту своего высшего совершенства. Несчастным оно дает забвение, счастливых делает в тысячу раз счастливее…» Прошу следовать за мной.

В этот момент попугай проснулся и пронзительно закричал. Мун не имел понятия, на каком наречии — вьетнамском, китайском, японском. Но все же рискнул сказать:

— Удивительно, он говорит на вашем родном языке?

— Вы бывали на моей родине?

— Нет, но мой отец некоторое время жил в Сайгоне. Он продавал всякие машины, начиная от швейных и кончая сельскохозяйственными. Неплохо заработал.

— Какое совпадение! Мой отец тоже жил в Сайгоне, почти всю жизнь прожил там. Я получил от него в наследство этого попугая…

— Разве? Мне показалось, что попугайчик молоденький.

— Вам только показалось. Эти птицы живут долго. Не то что люди… Как сказал мудрец: «Единственное, что ты никогда не встретишь случайно, — это смерть». — Хай Куанг прищурил глаза. И без того узкие, они сейчас походили на амбразурные щели с желтоватым пламенем минометных вспышек.

Муна невольно передернуло. Было ли упоминание о смерти случайностью или затаенной угрозой, ответом на показавшееся ему подозрительным любопытство гостя? Чтобы прийти в норму, Мун закурил сигару, предварительно предложив Хай Куангу. Тот отказался.

— Благодарю, не курю.

Мун сделал несколько затяжек. Лицо вьетнамца снова было непроницаемо. Могло почудиться, что в молельне стоит не идол, а скульптурное изображение хозяина «Желтого Дракона».

— Прошу за мной! — пригласил Хай Куанг.

Но Мун не торопился уходить. Он ждал, пока попугай опять закричит.

— Одну минуточку. Это кто?.. А это?.. — Мун притворился, будто заинтересовался портретной галереей.

Ему повезло. Владельцу «Желтого Дракона» пришлось давать объяснения под почти беспрерывный аккомпанемент гортанных выкриков. Теперь можно было идти. Перед уходом Мун не без внутренних опасений решился на довольно рискованный ход.

— Кстати, в связи с изречением вашего мудреца мне вспомнилась катастрофа с этим самолетом. Мой старик говорит, что на борту находились какие–то вьетнамские ученые. Они летели через Гонолулу в Сайгон. Как вы полагаете, была их смерть случайной?

С лица Хай Куанга впервые спала непроницаемая маска. Но, против ожидания, Мун прочел на нем, если только он умел правильно читать, не шок, не испуг, не смятение, а скорее затаенную жестокость.

— Вы совершили двойную ошибку, — владелец «Желтого Дракона» сделал долгую паузу и абсолютно бесстрастным тоном, от которого мурашки пробежали по коже, сказал: — Во–первых, они летели в Ханой. Во–вторых, они еще не умерли. В–третьих… — Хай Куанг резким движением засунул руку в бездонный карман своих просторных брюк.

Мун словно оледенел. За секунду, пока рука вьетнамца застыла в кармане, в мозгу пронеслись, сталкиваясь подобно электрическим разрядам, десятки решений. Что делать? Выстрелить первым? Успеет ли Мун? Может быть, лучше броситься на пол? А что, если противник хочет только испугать его, спровоцировать, заставить раскрыться? В таком случае Мун при любом варианте выдаст себя с головой и действительно напросится на пулю. Казалось неправдоподобным, что в этом деловом, современно обставленном кабинете может сейчас произойти хладнокровное убийство. Но Мун понимал, нет, каждым нервом чувствовал: этот вьетнамец с бесстрастным голосом и лицом Будды способен на все. И еще он подумал, как непростительно глупо было не взять с собой Дейли. И ради чего? Любой, даже самый гениальный план не стоит того, чтобы платить за него собственной жизнью.

Секунда прошла… Мун так и не успел ни на что решиться, как рука вынырнула из кармана. Вместо пистолета Мун увидел тяжелый золотой хронометр в форме сплющенной луковицы. Старомодный, непомерно большой хронометр, не в пример попугаю, действительно наследство от деда или прадеда. Xaй Куанг нажал на пружину. Крышка с громким теньканьем отскочила. Внутри раздался тоненький переливчатый звон — какая–то незамысловатая восточная мелодия, запомнившаяся Муну на годы.

— …у меня скоро деловое свидание… — сказал Хай Куанг.

Оглушенному пережитой секундой Муну фраза поначалу показалась совершенно бессмысленной. Потом он все же сообразил, что это продолжение разделенного секундной паузой предложения: «В–третьих… у меня скоро деловое свидание».

— Поэтому, если вы не хотите лишить меня счастья быть лично вашим гидом в страну богов, о которой великий мудрец сказал, что она более глубокая реальность, чем жизнь, и более глубокое забытье, чем смерть, прошу следовать за мной! — Хай Куанг поклонился по–восточному низко и распахнул перед Муном дверь.

Пока они проходили по длинному, идущему под уклон коридору без окон, соединявшему кабинет владельца с курильней, Мун размышлял о многом. С некоторой издевкой над только что пережитым страхом он намеренно обряжал свои размышления в заимствованную у хозяина «Желтого Дракона» форму.

Во–первых, что означали загадочные слова: «Они еще не умерли»? Во–вторых, какой смысл имела фраза: «Вы совершили двойную ошибку»? Однозначно невинный или подспудный и самый зловещий? И в–третьих — Мун при этом тоже засунул руку в карман, вытащил платок и высморкался, — восточные мудрецы не в пример некоторым западным действительно постигли истину. И все же не до конца. Прав был великий мудрец, утверждая, что вечность может вместиться в секунду. Но для этого совершенно достаточно эту секунду находиться под прицелом амбразурных щелей Хай Куанга.

— 16-

Замок в двери, за которой находилась курильня, был секретным. Мун успел заметить место в стене, к которому Хай Куанг прикоснулся легким движением. Дверь бесшумно отворилась. После освещенного коридора курильня опиума казалась совершенно темной. Хай Куанг опять прикоснулся к стене. Дверь так же бесшумно затворилась. На этот раз за рукой Хай Куанга следил не только Мун. Один из курильщиков опиума приподнялся на локте, как будто вошедшие потревожили его погружение в нирвану, и опять улегся.

Сделав несколько шагов, Мун смог уже различить людей и предметы, освещенные красноватым отблеском фонаря. Стены были задрапированы черной тканью. На мягких кожаных диванах–лежаках растянулись курильщики. Мужчины и женщины. Все они были наполовину обнажены. Девушка в восточном одеянии, с прической гейши ходила от одного к другому и отирала большим шелковым платком крупные капли пота с груди и лица. Другая, опустившись на колени, разжигала в этот момент трубку. Черный шарик опиума вспыхнул синеватым огоньком. Девушка сперва затянулась сама, потом вложила длинный мундштук в рот курильщика. Пока он делал первые затяжки, она оставалась рядом. Ее покрытое рисовой пудрой нереально красивое лицо должно было помочь ему погрузиться в мир сновидений. Глаза курильщика закрылись. Девушка подхватила выпавший изо рта мундштук. На лице человека появилось выражение блаженной отрешенности, как будто с плеч свалился весь груз житейских забот и невесомое тело поплыло в прозрачное царство недоступных смертному видений.

Пока Мун наблюдал за этой сценкой, Хай Куанг не проронил ни слова. Он имел вид человека, считающего кощунством разговаривать в храме, где совершается священнодействие. Когда девушка встала, он подозвал ее жестом и что–то шепнул на ухо. Девушка низко поклонилась Муну и, опустившись на колени возле свободного ложа, принялась приготовлять трубку. Хай Куанг сделал пригласительный жест. Мун мотнул головой. Хай Куанг неправильно понял его.

— Я еще не ухожу, — сказал он шепотом. — Для меня будет счастьем проводить вас до самых ворот небесного царства.

Вежливый шепот хозяина «Желтого Дракона» звучал как зловещее заклинание. Мун взглянул на лежак. Ему ясно представилась распластанная на нем неподвижная фигура. Над ней склоняется другая. Затаив дыхание Хай Куанг следит за постепенным переходом Муна в бесчувственное состояние. Вот этот момент наступил. Хай Куанг наклоняется все ниже, подобно фокуснику, достает из рукава кинжал и заносит его для смертельного удара… Мун еще раз мотнул головой. Ему надо было выиграть время.