Южанин всхлипнул и прижал меня к себе. И я обнял его, пережимая сонную артерию. Осторожно отключил. Мне не хотелось причинять ему боль. Он умер уже после того, как потерял сознание, а мне было как-то…

Грустно? Не знаю. Не понимаю. Странно. Его кровь – коктейль с адреналином – оказалась совсем неплохой на вкус, но пить было как-то…

Я решил, это потому, что он – не добыча, а жертва. Мне неприятно, когда люди выбирают мне еду. Должно быть приятно, льстить – вот, никуда не надо бегать, возьми и выпей – но почему-то не польстило.

Когда я выходил из камеры, Дерек сказал:

– Невкусно, малыш?

Я пожал плечами. Надо было что-то сказать, и я сказал:

– Не люблю привкус страха. От него кровь портится.

Почему-то это Дерека рассмешило. Он явственно сдержался, чтобы не похлопать меня по спине – молодец, что сдержался. Мне хотелось его убить. Просто так – я был сыт.

– Привыкай, сынок, – сказал Дерек, отсмеявшись. – Будешь выполнять задание – скорее всего, будешь пить, в основном, такое.

Я кивнул. Я уже начинал о чем-то таком догадываться… Погоди, говорить дальше или не надо? Мне кажется, ты не сможешь это опубликовать, если я продолжу.

Ну, как хочешь. Слушай.

Они сделали мне документы Анка, который еще недавно считался Южным Каитом. На моей памяти Анк становился отдельным государством раза три, а потом правителей Каита это начинало бесить и они развязывали очередную войну, чтобы уложить Анк на лопатки и забрать его земли себе. Перед Огненными Годами Анк очередной раз отвоевал независимость; во время Мировой войны его раскатали в щебень, и Каит взял его почти без боя. Потом началась долгая политическая грызня, которая мало меня занимала. Честно говоря, я даже не помню точную дату, когда Анк отсоединился снова.

Теперь Каит, выждав некоторое время, опять решил прибрать его к рукам.

Если бы меня хоть немного интересовали стадные борения и бодания, я почитал бы газеты – взглянуть, как стадо мотивирует очередную бойню. Ну, знаешь – древние традиции, свобода, память предков, посягновения на святыни… Но я не забавляюсь такими вещами. Любая война идет за пастбища, корм и горючку для стада. Все прочее – человеческое враньё.

На данный момент войска Каита границу не переходили – что-то им мешало. Вожаки стад из разных земель договаривались между собой о неких условных нормах приличия; лидеры Каита не хотели выглядеть особенно агрессивно в глазах соседей.

Впрочем, ты все это знаешь лучше меня. Вся эта политика – суета стада – шита белыми нитками. Люди не могут заявить прямо, что им нужны нефть, газ и территории – им нужно долго и изощренно описывать вымышленные цели, вроде восстановления неких идеалов и оздоровления обстановки.

Они искали повод не только обстреливать города Анка через границу или бомбить их с самолетов, но и ввести в него войска. Поводом должен был стать я… или, точнее, проект «Ночная Тень».

Разумеется, стадо Анка тоже не отличалось покладистостью. Военные преступники, которыми меня кормили во время инструктажа, организовывали диверсии и сеяли панику на территории Каита… Надо сказать: «Нашей общей родины», – да? Война как война. Стадо на стадо – пластают мясо тоннами, договориться нельзя. Жители Анка и… надо сказать: «Наши соотечественники», да? – ты ведь знаешь, как они друг к другу относятся. Ты ведь называешь южан «лёлики шепелявые»? А они наших сограждан зовут «трупоедами» – и это еще не самое сильное словцо.

Мне объяснили, что я должен сделать.

В столице Анка расположилось несколько дипломатических миссий из разных мест, а главное – офис Союза Справедливых, этой стадной организации, которая держит нейтралитет в любых войнах, собирает корм для голодных, лекарства для увечных – и никогда не успевает никуда толком, потому что бед всегда слишком много. Это были мои объекты.

– В сущности, ты можешь убивать кого угодно, малыш, – говорил Дерек, объясняя задачу. – Пусти им кровь, бросай трупы на видных местах, самое лучшее – если будешь убивать детей…

– Обычно я детей не убиваю, – говорю. – Они невкусные.

– Сынок, это тебе не ресторан, – ухмыльнулся Дерек. – Я предлагаю детей. Будет время – увечь тела. Но это – баловство. Главное – послы и справедливцы. Развлекайся с ними, как хочешь, только не прячь. Оставляй там, где сразу найдут. Пару раз напиши где-нибудь на стенке рядом «Убирайтесь вон!» – на их поганом жаргоне, конечно, и лучше – кровью. Если попадется девка из медицинской миссии – придумай с ней что-нибудь красивое. Раздень, выколи глаза, отрежь голову… Ну, чему я тебя учу, солнышко! Ты и так знаешь, верно?

Я слушал и понимал, как они собираются это использовать. Хозяева Дерека решили взять в сторонники весь человеческий мир с помощью СМИ. Они знают, что вампир может сеять ужас – и решили заставить меня сеять ужас с пользой, чтобы любая агрессивная выходка выглядела на моём фоне справедливым возмездием. Наблюдать за их игрушками мне было противно, но я молчал. Мне слишком хотелось на волю.

Мне показывали подробные карты – чтобы я хорошо запомнил, где что находится, и видеофильмы с экскурсиями по городу – чтобы я сразу почувствовал себя как дома. Мы не особенно любим путешествовать – привязаны к своим охотничьим угодьям; я смотрел и думал: а если встретится кто-то из местных жителей моей породы? Что я ему скажу?

Языкового барьера, разумеется, не существует. Я за свою жизнь общался с разными людьми и на разных языках. Но знание слов мне не поможет – как я объясню своему сородичу грязную охоту на его территории?

Дерек еще долго объяснял мне задачу. Я не стал ничего уточнять, решив, что буду действовать по обстановке.

Дерек и его люди были вполне уверены во мне, считая меня мирным и лояльным – для них я за время контакта стал ручной змеей, которую они кормили крысами. Разумеется, в террариуме змея ест то, что дают, но я ни одной минуты не думал, что и на свободе буду точно выполнять идиотские человеческие инструкции. Их иллюзии казались мне смешными – но авторы иллюзий воспринимали всё серьёзно. Честно считали, что приручили меня.

Ну-ну. Допустим, люди Дерека кормили меня и не держали взаперти, рассчитывая, что я это оценю. Но даже благодарность вовсе не означала для меня, что объект благодарности может мне приказывать – а никому из них я не мог быть благодарным.

Они хотели использовать меня в своих жалких целях. За что благодарить? Чем они поступились?

К тому же, на базе я стал замечать, что вечерами отчаянно скучаю по Дью. Мне хотелось с ним поболтать – о любых пустяках, до которых он был охоч. Я вспоминал, как мило он выходил из себя, когда я его дразнил, и как он вступался за человеческий род – и чем больше вспоминал, тем яростнее злился на Дерека и его подчиненных. В институте, несмотря на холодную донорскую кровь и дурацкие меры безопасности, мне было в чем-то лучше, чем на военной базе. Интереснее. Здесь мне приходилось возиться с человеческим оружием, которое я не люблю, и слушать занятные лекции о том, что я мог бы узнать и сам – но не находилось времени порисовать или почитать монографии по генетике и новейшим биологическим теориям.

У всего этого был один профит – скорая свобода. Я ждал и ждал. Мои сородичи – мастера засад.

Меня сбросили с самолета с парашютом.

Это очень неприятно, знаешь ли. Я не доверяю человеческой технике; я не представляю, что станется с моим телом, если парашют не раскроется – а вдруг я разобьюсь вдребезги, так, что не смогу полностью восстановиться, и буду умирать много месяцев в диких мучениях? А даже если и восстановлюсь – я не хотел больше мучиться… мне хватило одного раза.

Когда мне объясняли всевозможные технические подробности парашютных прыжков, я думал, что люди мило развлекают меня интересными историями теоретических знаний ради. Но всерьез – я совершенно такого не хотел.

Дерек уговаривал меня на парашют, как иной человек уговаривает кота запрыгнуть в транспортировочную клетку. Сюсюкал и называл меня «сынком» и «храбрым мальчиком». Я долго упирался; в конце концов, заставил себя думать, что это путь к свободе. Полетели.