– Надо же, – говорю. – Я, дурак, решил, что это место принадлежит Министерству Обороны, а это Миссия Призрения Несчастных Вампиров… и за что же мне такая благодать?

– Малыш, – сказал Дерек страстно, – от тебя потребуется только одно: мы будем выбирать для тебя пищу. Договорились?

– Делаете из меня солдата? – спросил я, не веря своим ушам.

– Да, сынок, да, – он говорил уже совсем как с волкодавом, у него руки тянулись меня погладить. – Ты, золотце, непревзойденный солдат. Никакой шагистики не будет, не беспокойся. Дисциплины – самая малость… не так я глуп, чтобы пытаться дрессировать кошку хлыстом. Тебе и напрягаться не надо, чтобы стать отличным солдатом. Просто прислушивайся к своим друзьям – и все.

– Хорошо, – говорю. – Одно условие. Я голоден. Хочу выпить вот этого, – и показал ему на бульдога.

Ох, ты бы видел, какое у этого урода было выражение лица! Вытянутая обвисшая морда! Но он молчал, а его начальник спросил:

– Обязательно его?

– Да, – говорю. – Он стрелял в меня, у меня еще болят дыры от пуль. Я не могу работать с его союзниками. Если его не будет, тогда обещаю полный мир, любовь и взаимопонимание.

Дерек ухмыльнулся, показав десны, и кивнул.

– Давай, сынок. Ты у нас уникален, а таких, как он, за пучок – пятачок. Простую вещь без стрельбы сделать не мог… идиот…

Весело было: бульдог рвал пистолет из кобуры под мышкой, умолял и ругался, а Дерек наблюдал с каменным лицом, как я убиваю его подчиненного. А мне так хотелось убить этого гада, что я устроил это представление, со вкусом, кроваво… я на бульдоге отыгрывался за всех людей мучивших и унижавших меня, когда я был совершенно беспомощен. И я отомстил ему за Дью – чему-то внутри меня было плохо от того, что Дью умер безвременно и насильственно. Когда я допил эту сволочь, мне стало тепло и спокойно – впервые за тот поганый год.

Дерек сказал:

– Ну вот и умница. Видишь, малыш, я готов идти на любые уступки. Теперь твоя очередь уступать. Мы ведь будем друзьями, правда?

– Нет, – говорю. – Я с пищей не дружу. Но подчинюсь, – и облизался.

Он расхохотался, хлопнув себя по бедрам:

– Шутник! Ну, давай, пойдем, закончим с формальностями – и я все тебе покажу.

Я пошел за ним со странным чувством. Он меня не боялся; не притворялся, что не боится, а вправду не боялся. Если Дью мирился с тем, что я вампир, из-за того, что я приносил ему пользу, то Дерек считал моей главной пользой именно то, что я вампир.

На самом деле, надо отдать ему должное, он знал, понимал, что делать, чтобы вампиру было… скажем, почти приятно с ним общаться. Я впервые видел человека, который страстно любил в моих сородичах их естественное поведение, их природу. Дерек готов был потакать и льстить мне, но за всем этим сюсюком я ощущал жестокую силу.

Он был больше всех знакомых мне людей похож на одного из нас. Я думаю, он сильно жалел, что родился человеком. Встреться я с ним раньше, при других обстоятельствах – многое пошло бы иначе.

В отлично оборудованной лаборатории два военных врача надрезали кожу у меня под левой лопаткой и всунули в разрез крохотный передатчик. С батарейку-таблетку от наручных часов. Через десять минут разрез закрылся, а я оказался пристегнутым на ту самую то-о-оненькую цепочку, о которой говорил Дерек – его операторы могли наблюдать все мои передвижения.

Я сильно подозревал, что у этой штуковины есть еще какие-нибудь гнусные функции, но проверять пока не рвался. Пока все было неплохо. Меня устроили очень хорошо – этакий номер люкс с ванной – и почти ничем не сдерживали. Я мог ходить по территории базы без конвоя. Дерек дельно считал, что я не буду нападать на кого попало, подожду – я и ждал, как повернутся события.

Я не знаток военных игр стада, но думаю, что база принадлежала какому-то весьма особому подразделению с очень особыми полномочиями. Дерек был хозяином жизни и смерти своих людей, а я казался себе той самой осью, вокруг которой всё тут и вращалось… Впрочем, иногда мне мерещился далёкий, еле заметный след запаха моих сородичей – возможно, я был не первым вампиром Дерека.

Ничего более определённого мне так и не удалось узнать.

Солдаты реагировали на меня по-разному, потому что обо мне известили не всех. Те, кто знал, что я вампир – «Проект „Ночная Тень“» собственной персоной – боялись. Старались не шарахаться, но боялись до судорог: думаю, им рассказали о моих возможностях подробно. Те, кого не посвятили, хотя я ходил в камуфляжной куртке с бейджиком «Ночная Тень», реагировали, как правильная добыча – лезли с разговорами, стоило улыбнуться, а вывихнутых в смысле случки тут было куда больше, чем в городе. Я мог бы убивать десятками; меня останавливала только осторожность – за мной наблюдали.

Сейчас мне кажется, что неосведомлённые солдаты, по замыслу Дерека, исполняли роль приманки – на них он проверял мою лояльность. Я интуитивно чувствовал подвох; я был очень лоялен, а поймать меня на лжи ещё не удавалось ни одному человеку.

Я прожил на базе две недели – довольно насыщенное время. Дерек выполнил обещание – меня учили быть солдатом. Инструкторы, не глядя на меня, выдавали вороха полезной информации в темпе пулемётной очереди; меня учили водить вертолёт, пользоваться для засад вентиляционными шахтами и канализационными люками, взламывать замки и компьютерные пароли… Это было очень весело – они учили меня быть супервампиром, охотником в каменных джунглях на полубожественном уровне, а я слушал, проникался и восхищался ситуацией. Впервые в моей жизни еда сама объясняла мне, как её лучше готовить! И радовалась – радовалась, представляешь? – тому, как быстро я всё это схватываю!

Они учили меня стрелять, ха! Оказалось вполне забавно; инструктор по стрельбе причитал, что я – гений, что у меня вообще нет нервов, зато удивительный глазомер. Этот убогий на голову был готов облизать смазку со своей снайперской винтовки от большой любви – я ему очень нравился, поскольку нашел с его любимой игрушкой общий язык. Он не знал, что я не человек. Он даже порывался показать мне огнемёт – но этот предмет я не смог взять в руки. Меня начинало тошнить от одного запаха горючки: сразу вспоминалась дикая боль, слепота, беспомощность… Я-то знал, что нервы у меня есть… хотя и не торопился посвящать людей в курс дела.

Через пару дней я напомнил Дереку, что он обещал еды – и он лично проводил меня в какой-то тщательно охраняемый бункер. В четырёх метрах ниже поверхности земли, в маленьких камерах тут держали людей – каких-то бесноватых в форме без нашивок. Дерек отцепил мой бейдж и впустил меня в камеру, как змею в террариум, где сидит мышь; мне не нравилось, что за мной закрыли дверь, но чутьё подсказывало – выпустят. Я не для убийств пойманных врагов им нужен.

В углах у потолка я заметил телекамеры: Дерек собирался смотреть, как змея разделается с мышью. А саму мышь он представил усталым небритым человеком, от которого за версту несло страхом. Небритый сидел на полу, прижавшись спиной к стене, и встал мне навстречу

– Кто ты, брат? – спросил он хрипло. Говорил, как приезжие из южных провинций, смягчая согласные. Тут я впервые вспомнил о сварах стада на южной границе.

Этот южанин обманулся. На мне была такая же форма без знаков отличия, как и на нём.

– Пленник здесь, как и ты, – сказал я. Правду.

– Ты – здешний, – сказал он. – Тут боролся за свободу, брат?

В том, как этот несчастный принимал меня за своего, было что-то трогательное. Я кивнул.

– Здесь – блок смертников, – сказал он.

Что я мог ответить?

– Я знаю.

Он взглянул больными глазами:

– Ты еще совсем мальчик… храбрый мальчик…

Я подумал – его тело разорвут пулями. Это больно и страшно. Ему уже сейчас больно и страшно ждать. Человеческое стадо снова убивает друг друга. Интересно, скольких своих сородичей убил этот, небритый? За что?

– Не стоит бояться неизбежных вещей, – сказал я. – Не надо. И не переживай из-за меня.