Дверь открыла Таруко — жена отца. Прищурив близорукие глаза, она приветливо улыбнулась и, не узнав в полутьме Ичиро, вежливо проговорила:

— Заходите, товарищи!

Уже в квартире, у самого порога, она радостно воскликнула:

— Ичиро! Сын! Сын приехал!

В дверях комнаты, надевая очки с толстыми линзами, показался Эдано-старший. Ичиро бросился к нему, и отец обнял его за плечи.

— Вот молодец, что приехал, — растроганно бормотал он. — Право молодец. Мы с Таруко всё собирались тебя проведать, а ты сам…

Затем, заметив смущенно улыбавшуюся у дверей Ацуко, старший Эдано извинился:

— Простите, я так обрадовался сыну, что не заметил вас. Проходите, пожалуйста.

— Знакомьтесь, — проговорил сын, — это моя жена, Ацуко!

Залившись краской, молодая женщина закланялась.

Таруко, обняв её, тепло проговорила:

— Вот и дочка у нас есть. Поздравляю. Идём, это теперь и твой дом.

— Красивую дочку к нам привел, — одобрительно рассматривал невестку, улыбаясь, старший Эдано. — Где только ты их находишь?

— Ну, отец, — отшутился сын, — ты даже в тюрьме вон какую мне мать отыскал. Мне было легче это сделать. Но мы с Ацуко давно знаем друг друга, ещё по Маньчжурии.

— Вот как… — протянул понимающе отец. — Ну проходите же, проходите.

Квартира состояла из двух небольших комнат, одна из которых целиком была забита книгами. У окна стоял письменный стол, на котором грудой лежали исписанные листы бумаги, журналы, брошюры. По всему, их визит оторвал отца от этого стола. Вторая комната заменяла спальню, столовую и гостиную.

— Ну-ка, мать, — мягко напомнил отец, — сооруди нам что-нибудь по случаю приезда Ичиро и его жены. Неплохо бы пива купить.

— Вы уж извините, — сказала Таруко, — ты даже не предупредил, сынок.

— Я вам помогу, — откликнулась Ацуко.

— Ну что ж, помоги, — охотно согласилась хозяйка. — Им ведь хоть немного надо побыть одним.

Отец увлек сына в кабинет и не сводил с него глаз:

— По-прежнему куришь?

— Да, отец.

— Я тоже, хотя врачи рекомендуют бросить. Последствие тюрьмы.

Он достал пачку сигарет, подал сыну и, сам затянувшись дымом, проговорил с тихой печалью:

— Плохой тебе достался отец. Обо всем, что происходит с тобой, я узнаю поздно. Даже на похороны Намико не смог приехать…

— Я понимаю, — успокоил Ичиро отца, — раз не смог приехать, значит нельзя было.

— Я тогда был на Хоккайдо, выполнял поручение ЦК.

— Не надо об этом, отец…

Старший Эдано снял очки и оперся подбородком на сжатые ладони.

— Ну рассказывай, сын, как ты жил это время, что делал. Как отец? Он, конечно, из Итамуры ни шагу. Я предлагал ему перебраться ко мне. Что ты стал членом партии, узнал сразу же, хотя ты мне ничего не сообщил.

Выслушав сына, он снова потянулся за сигаретой.

— Ты извини, сын. С Ацуко, надеюсь, серьезно? В нашей стране трудно быть женой коммуниста. Она об этом знает?..

«В нашей стране трудно быть женой коммуниста». Таруко об этом знала лучше многих других. Поэтому внимательно расспрашивала невестку о её жизни. Ацуко сразу же прониклась доверием к свекрови и рассказала о себе всё.

— Да… — задумчиво протянула Таруко, выслушав её, — довелось и тебе горя хлебнуть, дочка. Будь счастлива с Ичиро. Запомни — ты должна быть ему не только женой, но и товарищем. Это только от тебя зависит.

— Я понимаю… Я его очень люблю.

— Будь готова ко всему. Вот у тебя уже оказался сын, будут еще дети. И вдруг приезжает полицейская машина и увозит мужа… Ты меня понимаешь?

— Да, — твёрдо ответила Ацуко. — Я готова ко всему, не стану мешать.

— Надо ещё и помогать. Дело в том, дочка, что нам, женщинам, кроме общих целей, надо бороться и за свои. Веками, тысячелетиями мы были бесправными. Не было доли горше женской. Да и сейчас… Разве японка равноправна с мужчиной? Даже те краснобаи, которые распространяются о равноправии, дома об этом ни слова. Придет домой, снимет европейский костюм, наденет кимоно — и становится таким же деспотом, как в старину.

— Ичиро не такой!

— Нет, конечно, — улыбнулась Таруко. — Сын у нас хороший. Он такой же, как и его отец. Нам с тобой повезло. Я ведь не о них… Ну давай звать мужчин. Прихварывает отец Ичиро, — пожаловалась она. — Ему подлечиться, а он только отмахивается. Эй, Эдано! Идите к столу. Хватит вам в «полицейской докуке» дым глотать.

— В «полицейской докуке»? — недоуменно переспросила Ацуко.

— Это мы так прозвали ту комнату. При обысках полицейские каждую книжку перелистывают, каждый журнал, а их там куча. Вот и приходится им много времени тратить…

* * *

Утренний поезд мчался от дымной столицы, словно старался поскорее добраться до свежего воздуха, вырваться из окружения домов, корпусов, бараков, складов. Вагон чуть кренился на крутых поворотах, звонко позвякивали колокольчики на частых переездах.

Дымы вскорости исчезли, но бесчисленные дома и строения упорно сопровождали поезд, и он мчался, словно в коридоре. При въезде в тоннели мгновенно зажигался свет и потом гас.

Ацуко мужественно боролась со сном. Вчера они поздно вернулись от отца Ичиро. Тот категорически возразил против их спешного отъезда. Утром поднялись чуть свет упаковывать вещи. Казалось бы, ничего нет, а набралось два больших узла. «Приданое», — в шутку назвал эти узлы Ичиро.

Он видел, что Ацуко готова вот-вот уснуть.

— Подожди минутку, — ласково проговорил он. — Позавтракай и спи хоть до самого Кобэ.

В дверях вагона показалась миловидная продавщица и протяжно проговорила-пропела: «Бэнто, бэнто».

Ичиро купил две коробки с завтраком и заставил жену поесть.

— Теперь можешь спать, — сказал он, бросая пустые коробки на пол.

Он тут же опустил кресло жены, поднял скамейку для ног, и Ацуко, повернувшись на бок так, чтобы лицом уткнуться в плечо мужа, закрыла обведенные синевой глаза и мгновенно уснула.

Ичиро смотрел в лицо спящей жены. Он впервые видел его вот так рядом, при свете дня. «Устала бедняжка, — думал он. — Досталось же ей за два неполных дня».

Ацуко зашевелилась, поерзала на кресле, устраиваясь поудобнее, и просунула руку под локоть мужа, словно во сне боялась потерять его.

«Что-то мне последнее время очень уж везет», — с суеверной опаской подумал Ичиро. — Это надо же такое счастье — встретить в океане жителей столицы её, единственную в мире, которая была нужна ему. Именно ему и никому другому. Такое только в книгах встречается, да в кино. А как удивится Савада! Он даже тихо рассмеялся, представив себе удивленное лицо друга. Но с Савадой проще, куда сложнее будет сообщить обо всём деду. Ну да какая там сложность, — успокаивал он сам себя. — Разве может Ацуко кому-нибудь не понравиться? Об этом смешно даже подумать. Вот она рядом, устало дышит, чуть приоткрыв рот. И ему кажется, что он сквозь шум поезда отчетливо слышит, как бьется ее сердце…

Потом он вспомнил разговор с отцом. На этот раз тот беседовал с ним как с соратником, обсуждал партийные дела, советовал. Женитьбу и жену сына он одобрил. Просил только об одном — писать ему. А хорошо бы всем собраться в доме деда, чтобы отец отдохнул.

Ичиро заметил сразу, что какой-то недуг подтачивает отца.

Потом мысли стали какими-то медленными, ленивыми, и он незаметно уснул, склонившись головой к жене.

— Так кто же может спать до самого Кобэ? — услышал Ичиро сквозь сон голос жены.

Он открыл глаза.

Ацуко, посвежевшая после сна, улыбаясь, поднесла к его глазам часы.

— Сколько же я спал? — спросил он, всё ещё плохо соображая.

— Целых четыре часа! Вот как спят сильные мужчины.

— А сколько спала слабая женщина?

— Меньше, — уклончиво ответила Ацуко.

— Но ты же не знаешь, когда я уснул.

— Не знаю? Ещё как знаю. Вы начали так храпеть мне в ухо, что мертвого можно было бы разбудить.

— Я — храпеть? Не может быть. И я не дал тебе поспать? — забеспокоился Ичиро.

Не выдержав, Ацуко рассмеялась.