В колхозе офицеры задержались недолго. Дмитрий Алексеевич Жук? Работает на водораспределительном устройстве. Как работает? Нельзя пожаловаться, но чувствуется личная неудовлетворенность. Недавно ездил за справками, подтверждающими трудовой стаж. Сейчас Жук на магистральном арыке. Да, почти безвыходно там. Старается человек, ничего не скажешь… Агроном Анарбаева? Есть, конечно. Только ее почему-то недавно отозвали в Катташахар. Кто вместо нее? Прислали. Тоже молодая, энергичная. День-деньской в поле. Позавчера уехала на трехдневный семинар в район.

Офицеры переглянулись, поблагодарили своих собеседников и поехали к чабану в степь. Усман Кадыров встретил капитана, как старого приятеля.

— А это мой друг, — представил Михаил Нечаева.

Чабан тряхнул бородкой и приложил руку к сердцу.

— Усман-ака, — обратился к нему Долгов, когда все трое уселись неподалеку от пасущейся отары овец. — Помните разговор, когда Карпенко приезжал сюда с солдатами?

— Крепко помню, Мишаджан.

— Что-нибудь удалось узнать?

— Мало-мало есть. — Чабан вопросительно посмотрел на Нечаева: можно ли, дескать, при нем?

— Рассказывайте, Усман-ака, — доверительно сказал капитан.

— Слышал я, — начал старик, — будто к нам новая агрономша приехала. Шаофат Анарбаева часто навещала меня, а эта ни разу не была. Эх-хе, молодежь…

— Если встретим ее, обязательно скажем, чтобы навестила вас, Усман-ака, — пообещал капитан.

— Хоп, хоп, рахмат.

Нечаев попросил чабана еще раз вспомнить о всех подробностях той ночи, когда случилось чрезвычайное происшествие. Старик ничего не забыл, однако прежде в его рассказе как будто бы не было некоторых деталей.

Поговорив еще минут пять, офицеры стали прощаться.

— Большое вам спасибо, Усман-ака. — Майор пожал заскорузлую руку чабана. — Мы еще наведаемся к вам…

«Волга» взяла курс на Песчаное. В дороге майор думал о шофере-лихаче, который мчался без света фар, о внезапном отъезде Анарбаевой, о новом агрономе. Недоставало какого-то звена, чтобы возникла единая логическая цепь событий. Этим звеном, возможно, могла быть та самая телеграмма на катташахарском почтамте, о которой пока никто из них не знал:

Командир полка позвонил на стоянку самолетов:

— Ты, Борис Иванович?

— Да, — ответил инженер Зуев.

— Распорядись насчет спарки и машины Умарова. Инспектор будет проверять Камила.

— Пора. Извелся парень…

Перед вызовом на СКП Камил Умаров вместе с новым командиром звена старшим лейтенантом Голиковым заполнял летную книжку. Скупые записи в ней воссоздавали картину контрольных вылетов…

Был удивительно тихий день, согретый весенним солнцем, обласканный сквозной голубенью неба. Инспектор, присланный генералом Плитовым, внимательно следил за сборами летчика. Время от времени он щурился, ковшиком ладони прикрывая глаза от золотистого каскада лучей, деловито осматривал распахнутую ширь летного поля.

Лейтенант Умаров, весь зашнурованный, перепоясанный, одетый, как и проверяющий, в противоперегрузочный костюм, занял место в передней кабине. Инспектор сел сзади, чтобы контролировать действия офицера и определить, участвовать Камилу в летно-тактических учениях или снова заниматься теоретической подготовкой, тренироваться.

Закрыты фонари кабин. Взревел мощный двигатель. Освобожденный от тормозных колодок истребитель устремился вперед. Земля круто уходила за борт. От хлопковых полей, словно по экрану настраивающегося телевизора, струились какие-то волны, и эти волны почти осязаемо пахли настоем молодого хлопчатника, садовой листвой, чем-то родным, привораживающим…

Машина стремительно набирала высоту. Земля стала заволакиваться мглистой дымкой. Перед глазами Камила во всю неоглядную даль расстилалась воздушная пустыня. Чуть подрагивая, стрелки приборов отсвечивали зеленоватым фосфором. Машина начала слегка покачиваться: косые крылья, по воле конструктора резко отброшенные назад, начали терять опору: Камил почувствовал это каждой клеточкой своего организма. Ему показалось, что кабина стрелы стала вдруг неудобной, тесноватой.

«Догадается ли увеличить скорость?» — подумал инспектор, ничего, однако, не подсказывая лейтенанту. Умаров включил форсаж и плавно отдал ручку управления самолетом от себя. Камила и проверяющего прижало к спинкам сидений. Оба они почувствовали неимоверную тяжесть. Со страшной силой давила она на грудь. Руки стали точно свинцовые. Стрелка указателя высоты с неумолимым ускорением пошла отсчитывать цифру за цифрой: 8500… 7200… 6100…

Еще секунда стремительного полета — и скорость перевалила за предел, откуда Камил когда-то «свалился»… Проверяющий спокоен. «Запас высоты позволяет предупредить нежелательный исход, — рассуждает он. — Посмотрим, что предпримет Умаров».

Камил выключил двигатель и перешел на пилотирование по приборам. Снижаясь, он развернул самолет в направлении аэродрома, запустил турбину и, облегченно вздохнув, доложил: — Все в порядке!

— Молодец! — одобрил инспектор. — Заходите на посадку.

В тот же день Умаров успешно провел воздушный «бой» с инспектором.

И вот наконец проверка в ночном облачном небе. Обстановка была примерно такой же, как в тот раз, когда Камила постигла неудача. Поэтому офицер заметно волновался.

— Спокойно, — предупредил проверяющий, сидевший в задней кабине.

— Курс… высота… — слышит лейтенант в наушниках. Достигнув заданного района, он включил прицел и стал внимательно следить за воздушной обстановкой.

— Высота цели — восемь тысяч девятьсот метров, — передал капитан Карпенко с командного пункта.

«Значит, «противник» выше облаков», — определил Камил, регулируя подсветку радиолокатора, фокусировку. Не упуская из поля зрения авиагоризонт, он то и дело контролировал полет по заданному курсу.

— Удаление от цели — двадцать пять, — вновь информирует Алексей. — Приготовиться к левому развороту! — И почти тут же: — Разворот, курс…

— Вас понял! — доложил Умаров и, увеличив скорость, пошел на сближение с целью.

Однако «противник» нырнул в облака. На индикаторе появились помехи — десятки светящихся отметок. Камил работал с огромным напряжением. Контролируя пилотажные приборы, делая повороты, чтобы быстрее отыскать бомбардировщик, он ни на секунду не отрывал взгляда от индикатора. По контрольной засветке Умаров определил направление полета цели, сблизился с ней и захватил ее в прицел.

— Атакую, — передал Камил и, нажав на кнопку фотокинопулемета, развернулся вправо.

Возвратившись на аэродром, Умаров почувствовал усталость от пережитого волнения. Но когда специалисты дешифровали фотопленку и инспектор сказал командиру полка, что лейтенант допускается к учениям, усталость как рукой сняло…

Измученный дальней дорогой, Майков докладывал Нечаеву о результатах своей поездки в трест строительства автодорог.

— Так что, товарищ майор, Митяй действительно там работал. И говорят, неплохо работал, — сконфузился лейтенант, выбитый этим фактом из намеченной колеи.

— Хо-ро-шо! — радовался Нечаев, потирая шрам на лбу. — Оч-чень хорошо, Володя!

Владимир силился понять перемену в настроении майора, но ничего не понимал. Вместе с тем лейтенант, кажется, начал догадываться о том, почему перед отъездом сюда начальник так старательно напоминал ему элементарное требование, предъявляемое к чекистам. Неужели он, Майков, гонялся за призраком, как порой гоняется неопытный летчик за ночной звездой, принимая ее за цель, которую необходимо перехватить? «Вот оно, оказывается, положение-то какое… Никто не подставлял Митяя Жука под удар, а я сам хотел подставить его, хотя и не желал этого…»

— Тогда по какому же следу идти? — спросил Владимир, вытирая платком вдруг вспотевшее и налившееся пунцовостью лицо.

— С агронома Анарбаевой, — сказал майор. — Кто отправлял телеграмму о ее вызове, кто получал? Это и будет твоим новым заданием.