Литмир - Электронная Библиотека
A
A

И тут свершилось чудо.

О горе своего верного слуги узнает государь, пурпурное сердце его трогается Высочайшим сочувствием, и державным Манифестом он повелевает считать полушубок Петра Ивановича из Отсебятины Почетной Шубой с Собственного Его Императорского Величества Плеча, воздавая ей соответственные почести, причем зря не форму, но суть.„

Таковым бессмертным актом завершилась любезная нам Эпопея.

А куда же подевалась истинная государева шуба? — спросит читатель-аккуратист.

Верно: подменил ее осьмилетний англичанин! Но не буду зря поносить английскую корону, ибо сей англичанин был самозванец…

Более того, не одежды человечества носились на гнусных костях, но одежды Дьявола, в обиходе — чертовы одежды!

Черт всегда юлит по Петербургу, прикидываясь то извозчиком, то зевакой-прохожим, то дамой.

Не знаю такого времени, когда черт спит в Петербурге.

Подменив шубу, он обрадовался резко ударившему морозу, накрылся ею сам и, боясь справедливого возмездия, отправился по льду через Финский залив, где и провалился в полынью между льдин.

Однако выплыл (он и в огне не горит), хотя шубу потопил.

Шуба после шторма выплыла на берег шведский. Шведы ее просушили и представили ко двору, где она и была разнесена на лоскутья во время одного из Экспромтов, имевшего при дворе быть.

Москва, 1979

СОБАКЕ — СОБАЧЬЯ ЖИЗНЬ

Почетная шуба (Повесть, рассказы) - i_007.jpg

Алексей Алексеевич Полотенцев лежит у себя в комнате на плоском диванчике и развивает, и развивает свою любимую мысль.

Мысль эта состоит собственно в том, что жизнь у любой собаки должна проходить в конуре и во дворе… под сумеречным осенним небом и пронизывающими до костей ветром и дождем.

— Да, да, собаке — собачья жизнь!!! — довольно шевелит губами Полотенцев.

Мысль эта каким-то чудесным образом проникает сквозь стену и оказывается в соседней комнате. Там, на широкой, как саратовская степь, кровати лежит болонка Эльжбета, вся в кружевах и с голубым бантом. Глаза болонки постепенно наполняются слезами.

— Да, да, собаке — собачья жизнь! — убежденно повторяет про себя Полотенцев. — На натертой шее при малейшем движении гремит тяжелый ржавый ошейник… Дышать трудно, дыхание затруднено. Это уже не дыхание. Хрип один. Есть хочется постоянно. Лютый голод!

Полотенцев с некоторой надеждой выходит на кухню.

Между тем тело болонки начинает вздрагивать, и вот уже она рыдает навзрыд.

— Боже мой! Что это? Неужели опять! — вскрикивает жена Полотенцева и начинает истерически расчесывать белую кудрявую шерстку Эльжбеты на лапках.

Полотенцев ни с чем возвращается с кухни, вновь ложится на свой плоский диванчик и прикрывается наполовину сизым половичком.

— Хозяин всегда строг, молчалив. В руках у него суковатая большая палка. Чуть что не так — обламывает ее обо пса! И выбирает в ближнем лесу другую, — рассуждает мысленно Полотенцев.

При описании суковатой палки болонка на мгновение замирает, но после выбора новой в ближнем лесу с ней опять истерика.

— Изверг, изверг… — шепчет жена Полотенцева, прижимая Эльжбету к груди.

— Но главный враг пса — волк! — убежденно восклицает Полотенцев. — Брянский ли, тамбовский ли — волк! Чу… да это он воет в двух шагах за забором. Это его один глаз полыхает в ночи!

Эльжбета теряет сознание, жена Полотенцева звонит маме…

— Но это все цветочки! Ягодки будут впереди, — обещает мысленно Полотенцев. И переносится в Клондайк, в суровую страну суровых золотоискателей.

Эльжбете мигом возвращается сознание. Она знает, что худшее еще впереди.

— Юкон встанет через три дня! — объявляет Полотенцев. — И тогда мы все окажемся в плену у белого безмолвия…

— Не может быть! — восклицает Сломанный Зуб, компаньон Полотенцева, с которым они застолбили за собой участок на Чертовой горе.

— Юкон встанет через три дня! — повторяет Полотенцев. — И у нас есть один выход. Ехать, не переставая, все время и съесть всех наших собак! Иначе мы умрем от голода и не достигнем своей цели вовремя.

— Боже мой! — опять восклицает Сломанный Зуб. — Но ты как всегда прав, Билл. И я поеду за тобой на край света, пока у нас не кончатся все собаки.

И Полотенцев с компаньоном трогаются в долгий путь.

Дорога до Юкона обходится Эльжбете недешево, она худеет и бледнеет на глазах.

Жена начинает истерически колотить в дверь.

Но Полотенцев не слышит. Нарты его разбились, он лежит под грудой снега, натягивая на себя сизый половичок, силы оставляют его, сознание путается, но со дна его вдруг всплывает самая, самая любимая мысль, самая золотая, и он улыбается:

— Собаке — собачья жизнь!

КАК ХОРОШО! КАК ПРИВОЛЬНО!

В кабинет заместителя директора крупного объединения «Мысль золотая» Синицына П. В. вошла крупная, крепкая баба с ведром клея, тряпкой и рулоном бумаги.

— Окна буду заклеивать, — объявила она.

— A-а… — понял Синицын. — Ну что же, приступайте…

— Приступаю! — сказала баба и полезла на подоконник, подоткнув юбку.

Все — ведро с клеем, тряпка, рулон бумаги — задвигалось, запестрело, приклеилось…

Вдруг баба открыла рот и запела по-итальянски, сильно и высоко:

Oh, com’e bello, com’e bello! Si respira fra i campi e i giardini della mia
Romagna meravigliosa! Si puo girare titto il mondo. Ma soltanto gui.[1]

— Эх! Эге-ге! Эх! — невольно вздохнул заместитель директора Синицын, вспомнив нечаянно и свою деревню Новый Покос, где родился и вырос:

Oh, come facile е lieto mi respiro di primavera nel cuore della mia Romagna in fiore!
Tutte le nostre fanciulle s’innamorano e hanno le rose dei volti.[2]

Синицыну тоже вдруг захотелось побывать в своей деревне, и мысленно он представил себе, как заказывает по телефону билет и укладывает чемодан. В поезде он будет долго стоять в коридоре, провожая взглядом неброские одинокие осины и столбы электропередач. Чая разносить не будут, потому что тяги в титане нет.

Oh. conosco bene di chi s’innamorano tutte le fanciulle del nostro pa-ese che hanno le rose dei volti [3],—

пела баба, ловко заклеивая все щели.

Oh, conosco benisimo!
S’innamorano del nostro bel duca.[4]

Поезд остановится на дальней станции, и Синицын пройдет через здание вокзала на привокзальную площадь. Купит еле-еле поджаренных семечек, закатит брюки и тут же сядет в рейсовый автобус, который и повезет, и закрутит…

Anch’io ho un debole per lui! Quante volte ho rinunciato le belle collane che volera regalarmi.
Mi basterebbe il coraggio di rifiutarlo la vostra scelta seguente?![5]

Синицын вышел к реке, на той стороне паромщик Прохоров говорил о чем-то с трактористом Манохиным и делал вид, что совершенно не замечает Синицына. Что ж, приходилось ночевать на Марьиной косе, подложив под голову чемодан.

— А герцог, тоже хорош гусь, — подумал Синицын, пытаясь устроить голову поудобней на чемодане. — Дурит бабам головы своими бусами…

вернуться

1

О, как хорошо! Как привольно!
Дышится среди полей и садов
Моей чудесной Романьи!..
Нигде в целом свете нет
Таких румяных вишен и девушек! (Ит.)
вернуться

2

О! Как легко и весело дышится
Мне весной посреди моей цветущей Романьи!
Все наши девушки об эту пору влюблены
И ходят с румянцем во всю щеку. (Ит.)
вернуться

3

О, я знаю, в кого влюблены весною
Все девушки нашей деревни
С румянцем на всю щеку… (Ит.)
вернуться

4

О, я слишком хорошо знаю!
Они влюблены в нашего доброго герцога! (Ит.)
вернуться

5

Я и сама неравнодушна к нашему герцогу!
Сколько раз я отказывалась от
Чудесных бус, которые
Он мне хотел подарить.
Но хватит ли мне сил
Отказаться в очередной раз
При появлении нашего доброго герцога?! (Ит.)
8
{"b":"233653","o":1}