— Лу, ты видел фотографии, сделанные в морге? Мы знаем, кто на них, вернее, кем были сфотографированные на них женщины.
— Ладно, Пэрис. Хочешь выпустить побольше пара, дуй в спортивный зал. — Харрис на минуту умолк, усмиряя присутствующих своим властным видом. Когда-то он был хорошим патрульным. В кабинете у него получалось еще лучше. — Пресс-конференция состоится в восемь утра в помещении мэрии. Завтра утром у меня на столе должен быть отчет о встрече с монсеньером Логаном. Бигсби, за тобой эти чертовы шарфы. Откуда они появились? Родерик, и ты, Лоуэнстайн, займитесь семьями и друзьями убитых. А теперь ступайте перекусите чего-нибудь.
Вслед за другими Эд молча расписался в журнале регистрации, прошел по коридору и вышел на стоянку.
— Вряд ли тебе стоит обвинять доктора Курт в смерти брата.
— Джош не имеет ничего общего с этим делом, — ответил Бен. Но боль не проходила. Он не мог выговорить имя брата, чтобы не запершило в горле.
— А доктор Курт, как и все, лишь делает свое дело.
— Ну и прекрасно! Только я думаю, что ее работа никак не связана с нашей.
— В последнее время криминальная психиатрия становится все более и более…
— Эд, ради всего святого, брось ты читать эти журналы.
— Брось читать, брось учиться… Что же остается? Надираться?
— И это я слышу от человека с семечками в руках!? — Он потерял брата, но появился Эд и почти заполнил пустоту. Но только не сегодня. — Да и вообще, не могу видеть, как ты заливаешь их водкой, смешанной с фруктовым соком.
— О своем здоровье нужно заботиться…
— Надо думать и о своей репутации. — Бен открыл дверцу машины и стоял, поигрывая ключами.
Вечер был тихий, такой тихий, что был виден пар, идущий изо рта. Судя по беззвездному небу, ночью пойдет дождь, и наверняка со снегом. В своих уютных, с высокими потолками коттеджах состоятельные обитатели Джорджтауна будут подкидывать дрова в камины, потягивать кофе со сливками и греться у огня. А тем, кто на улице, предстоит долгая отвратительная ночь.
— Она не дает мне покоя, — отрывисто бросил Бен.
— Такие женщины никогда не дают покоя мужчинам.
— Да нет, дело не только в этом! — Раздраженный тем, что никак не может разобраться в собственных чувствах, Бен сел за руль. — Подхвачу тебя завтра в половине восьмого.
— Бен, — Эд нагнулся и придержал дверцу, — передай ей от меня привет.
Ничего не ответив, Бен захлопнул дверцу и повернул ключ зажигания. Напарники понимали друг друга без лишних слов.
Тэсс повесила трубку и, поставив локти на стол, прижала ладони к глазам. Джо Хиггинс-старший нуждался в лечении не меньше, чем его сын, но, не признаваясь в этом самому себе, он продолжал разрушать свое здоровье бесконечными выпивками.
Телефонный звонок оказался бесполезным. Впрочем, беседы с алкоголиками в период запоя редко приводят к положительным результатам. При упоминании о сыне он просто заплакал и пробормотал, что постарается позвонить завтра.
«Ни за что не позвонит», — подумала Тэсс. Скорее всего к утру он забудет о разговоре накануне. Лечение Джо в немалой степени зависело от отца, а отец прилип к бутылке, которая разрушила его семейную жизнь, стоила ему потери бесчисленного количества мест работы и привела к тоске и одиночеству.
Если бы удалось заманить его хотя бы на предварительную беседу, заставить сделать первый шаг… Тэсс глубоко вздохнула и отняла ладони от глаз. Мать Джо рассказывала ей, сколько сил было потрачено на него, сколько было сделано попыток отвратить Джозефа Хиггинса-старшего от бутылки.
Тэсс сочувствовала этой женщине, уважала ее решимость забыть прошлое и начать новую жизнь. Но сын не мог этого понять. Все детские годы мать защищала, оберегала сына от отца с его бесконечными запоями. Она придумывала всякие объяснения, отчего он возвращается домой за полночь и теряет одну работу за другой. Ей казалось, будет лучше, если сын не будет знать правды.
Джо с детства много видел, а еще больше слышал, и в конце концов поверил разного рода предлогам, которые так изобретательно придумывала мать.
Мысленно он построил вокруг отца защитную стену лжи. Он решил, что ложь — это правда. Если отец пьет, стало быть, так нужно. Кончилось тем, что к четырнадцати годам Джо самого пришлось лечить от пристрастия к алкоголю. Когда отец в очередной раз терял работу, сын считал, что начальник слишком придирчив… В то же время школьные оценки Джо становились все хуже и хуже: таяло его уважение к учителям и к самому себе.
Наступил момент, когда мать Джо поняла, что больше не может терпеть пьянство мужа. Произошел разрыв. Ложь, нарушенные обещания, раздражение, которое копилось годами, вылезли наружу. Все это обрушилось на голову сына. В отчаянной попытке мать пыталась заставить сына понять ее и не винить; Джо не винил мать, как, впрочем, и не осуждал отца. Только к самому себе Джо был беспощаден.
Семья распалась, у него больше не было дома, в котором он вырос, мать пошла работать. Почва под ногами заколебалась. Когда миссис Хиггинс вторично вышла замуж, отчим настоял на консультации с врачом. Когда Тэсс впервые встретилась с мальчиком, у Джо за спиной было тринадцать с половиной лет тоски, боли и чувства вины. Все это предстояло избыть. В течение двух месяцев ей практически не удалось пробить броню, которой он себя окружил. Ни один из вариантов: один на один; вместе с матерью и отчимом — не принес положительных результатов, хотя с семьей Джона она встречалась раз в две недели.
Она просидела неподвижно в течение нескольких минут, чтобы унять вспыхнувшую ярость. Ей не дозволено выходить из себя; она должна слушать, задавать вопросы и помогать советами. Ее удел — сострадание, но не гнев, а она, видите ли, позволила себе распуститься, не смогла сдержаться. С детства она не позволяла себе распускаться, а потом это сделалось профессиональной обязанностью. Она готова была стукнуть кого-нибудь или что-то разбить вдребезги, затопать ногами, лишь бы избавиться от этого отвратительного ощущения безнадежности.
Вместо этого Тэсс открыла историю болезни Джо и сделала пометки о сегодняшней встрече.
Пошел дождь со снегом. Она надела очки, но в окно не взглянула, а потому не увидела, что на тротуаре напротив дома стоит какой-то мужчина и не сводит глаз с ее освещенного окна. Даже если бы и взглянула и увидела, все равно не придала бы значения.
Услышав стук в дверь, она ничего не заподозрила, только рассердилась, что мешают работать. Телефон звонил беспрестанно, но на него она не обращала внимания — в бюро обслуживания все запишут. А для пациентов у нее есть специальное устройство, которое сработает вовремя и даст ей знать о важном звонке. Телефонные звонки, решила Тэсс, связаны со статьей в вечернем выпуске газеты, где говорилось об ее участии в расследовании убийств.
Отложив папку, Тэсс подошла к двери:
— Кто там?
— Пэрис.
Только по голосу можно многое понять, даже если произнесено всего лишь одно слово. Открывая дверь, Тэсс почувствовала, что предстоит стычка.
— А, это вы, детектив! Не слишком ли поздно для официального визита?
— Как раз вовремя, чтобы послушать одиннадцатичасовой выпуск новостей. — Бен вошел в квартиру и включил телевизор. Тэсс продолжала стоять у двери.
— Разве у вас дома нет телевизора?
— В цирк лучше ходить вдвоем.
Она тихо прикрыла дверь, хотя хотелось хлопнуть ею изо всех сил.
— Между прочим, я работаю. Отчего бы вам не сказать причину вашего визита, после чего я вернусь к делу.
Он искоса посмотрел на стол, на раскрытые папки и брошенные на них очки в толстой оправе.
— Это не займет много времени. — Бен даже не присел, продолжал стоять, засунув руки в карманы и не отрывая глаз от экрана, на котором появилась диктор — симпатичная блондинка с лицом в форме сердечка. Она начала перечислять основные темы вечернего выпуска:
— Канцелярия мэра сегодня подтвердила, что известный вашингтонский психиатр, доктор Тереза Курт, включена в группу по расследованию убийств, связанных со Священником. С самой доктором Курт, внучкой сенатского долгожителя Джонатана Райтмора, связаться не удалось. В убийстве по меньшей мере трех женщин подозревается мужчина по прозвищу Священник. Его жертвы были удушены с помощью епитрахили — аксессуара облачения католических священников. С помощью доктора Курт полиция продолжает расследование, начатое еще в августе.
