В повести Колдуэлла «Случай в июле» рабочий, вспоминая об одной девице, говорит так: «Оказалось, что она но прочь, да еще как не прочь». И здесь можно бы скапать прямо и внятно, чего хотела сексуально-агрессивная девица. Однако писатель нашел форму прозрачного намека, не прибегая к уточнениям.

С. Н. Сергеев-Ценский в «Севастопольской страде» удачно применил тот же прием. У унтер-офицера одного из кавалерийских полков был прекрасный скаковой жеребец но кличке Перун. (Пышные имена лошадям давали, разумеется, офицеры.) Но солдаты, не посвященные в тонкости древнеславянской мифологии, кличку эту переделали, добавив внес только одну букву. Что это за буква и какое получилось слово — предоставлено догадаться читателю. Впрочем, это нетрудно сделать. Примененный прием — намек. Остроумие его усиливается еще и тем, что звучное имя древнеславянского бога уж очень сильно контрастирует с грубоватым простонародным словечком, которое получается при добавлении одной-единственной буквы. Так что здесь — соединение двух приемов остроумия, которые взаимно усиливают друг Друга, и суммарное остроумие от этого только выигрывает.

Не надо думать, что намек остроумен лишь при условии, что за ним стоит какая-нибудь непристойность, — отнюдь нет. Но вообще наибольший эффект намека получается в том случае, когда намекают на что-то недозволенное:

«Господин X. довольно-таки упрям», — сказал чиновник об одном высокопоставленном государственном муже. — «Да, — отвечал его собеседник. — Это одна из четырех ого ахиллесовых пят». Если бы он просто назвал X. ослом, — то это было бы неостроумно. Но сочетание упрямства с четырьмя ногами не оставляет сомнения в содержании намека. Подобные намеки используются в анекдотах и других произведениях фольклора (да и не только фольклора) в тяжкие эпохи тирании и угнетения, когда других форм для выражения общественного мнения пет, поскольку прямо говорить опасно, и приходится прибегать к обинякам.

(Утверждают, что Демосфен говорил с камнем во рту. «Тоже мне помеха!» — Станислав Лец.)

Но ведь намек — прием остроумия. Выходит, что цензура подчас невольно становится союзницей сатирика, принуждая его острее и тоньше оттачивать свои стрелы.

В русской литературе М. Е. Салтыков-Щедрин был непревзойденным мастером с виду безобидного, а на самом деле убийственного намека. Вспомним, например, ем «Историю одного города», где характер, слова и государственная деятельность глуповатых градоначальников представляют собой ядовитейшие намеки на царствование российских венценосцев и на многие знаменательные события отечественной истории.

Так же волны язвительных намеков и «Божественная комедия» Данте, и философские повести Вольтера, и «Остров пингвинов» Франса, и «Война с саламандрами» Чапека.

Прежде чем перейти к следующему приему, расскажем о случае, который произошел в одной из провинциальных психиатрических больниц. Главный врач больницы, человек не очень молодой, не очень умный, но зато чрезвычайно говорливый очень часто собирал врачебные совещания для обсуждения вопросов, не стоящих выеденного яйца. Никому не хотелось ходить на собрания, но ничего не поделаешь: раз начальство велит — значит, терпи! И терпели.

Но однажды во время очередной пустословной сходки вышел на трибуну доктор К., человек серьезный и в то же время несколько озорной. — «Что нужно нашей больнице, чтобы изжить, наконец, недостатки? — начал он весьма патетическим тоном. — Нам нужны титаны!!!» — продолжал он громовым голосом, и тут же спокойно пояснил, что имеет в виду обеспечение больных кипяченой водой. Эффект был великолепный, хотя доктор К. похвалы и одобрения начальства не заслужил.

В приведенном примере прекрасно обыграно двойное значение слова титан. Ораторский темперамент и пафос доктора К. натолкнули слушателей на мысль, что речь идет о человеке-титане; именно это значение слова было воспринято аудиторией. Неожиданный переход ко второму значению — котел для кипячения воды — оказался внезапным и остроумным.

Прием двойного (или множественного) истолкования чрезвычайно широко известен и постоянно применяется в различных модификациях. Простейшая его разновидность — каламбур, основанный на использовании омонимов, то есть слов, имеющих несколько разных значений.

Эта игра может быть распространена на слова, совпадающие не всеми, а лишь частью своих звуков. Иногда группа коротких слов звучит примерно как одно длинное. При этом сама манипуляция подбора таких слов — если она неожиданна и оригинальна — вызывает удовольствие и смех слушателей. Поэт Д. Д. Минаев был виртуозом такой словесной игры:

В начале прошлого века в России пользовался успехом такой каламбур: «Не все корсиканцы воры, но buona parte» (буона парте — большая часть; в то же время Буонапарте — фамилия ненавистного захватчика и тирана, родом корсиканца).

Немало создавалось острот, основанных на двойном значении слов «половой», «не винный» и т. д.

Двойное значение слова «предан» послужило «структурной основой» для горькой эпиграммы М. Л. Михайлова, адресованной царскому самодержавию:

Служилые люди нередко острили, пользуясь разными значениями слов «форма и содержание» (имея в виду форму одежды и денежное содержание).

Разновидность приема двойного истолкования — это остроумие двусмысленности, когда двойное истолкование может быть дано целой фразе или выражению.

Двойное истолкование может быть нарочитым и нечаянным. Когда мальчишка-нищий, получив от какой-то состоятельной дамы кусок пирога и напутствие «в течение двух месяцев не совать носа к ней в дом», отвечал «вам лучше знать вкус своих пирогов, сударыня», то здесь мы имеем умышленное двойное истолкование.

Нечаянное двойное истолкование — это непреднамеренное остроумие невежд и тугодумов; оно существует не для автора, а только для слушателей и читателей. (Французская пословица утверждает, что остроумие не на языке рассказчика, а в ухе слушающего.)

В цитированной уже книге А. Н. Крылов рассказывает, как становой пристав во время переписи населения, перечислив проживающих в уезде крестьян, мещан и дворян, в графе «свободные художники» начертал бестрепетной рукой: «После заключения в тюрьму известных конокрадов Абдулки и Ахметки свободных художников во вверенном мне уезде нет». Выражение «свободный художник» в устах этого блюстителя порядка получило весьма своеобразное истолкование.

Один из героев романа У. Сарояна «Приключения Всели Джексона» пел песенку, глядя на ненавистного сержанта: «Будь на это власть моя — вы бы старости не знали», истолковывая по-своему содержание этих слов.

Двойное истолкование (двусмысленность) в соединении с намеком использованы в прекрасной остроте, о которой в «Былом и думах» рассказал А. И. Герцен.

На заседании Академии наук предложено было избрать в действительные члены малограмотного и тупого военного министра Аракчеева. Когда один из академиков указал па отсутствие у графа научных заслуг, ему ответили, что «зато он близок к государю». — В таком случае предлагаю избрать так же и кучера Илью Байкова, — возразил академик.

О высоком качестве остроты говорит, между прочим, и тот факт, что ее автор поплатился ссылкой.

Рассмотрим такую остроту (она приписывается Бернарду Шоу, но, по-видимому, принадлежит не ему). В ресторане играл оркестр — шумно и не слишком хорошо. Один из посетителей спросил официанта: «А играют ли музыканты по заказу?» — «Конечно». — «В таком случае передайте им фунт стерлингов, и пусть они сыграют в покер».