«Как хорошо было бы, если бы все учёные умирали в шестидесятилетнем возрасте, потому что, перешагнув за этот возраст, они обязательно начинают оказывать сопротивление каждому новому учению». (Отметим, что, когда Ч. Дарвин полушутя произнёс эти слова, ему не было ещё сорока лет.)

Кратко резюмируя всё сказанное выше, мы должны сформулировать свою позицию следующим образом: чтобы приспосабливаться к условиям среды и выжить, древний первобытный человек должен был обладать мощным мозгом, не уступающим мозгу современного человека. Членораздельная речь и связанная с ней возможность широко использовать опыт предков значительно разгрузили мозг, освободили его для других функций. Некоторые из них не являются необходимыми для биологического выживания (к ним мы относим чувство юмора и остроумие).

Нужно ещё оговориться, что наличие высокоразвитой нервной системы, достаточно большой по величине и достаточно сложной по организации, — это ещё только необходимая предпосылка интеллектуального развития. Мозг дельфина по размерам, форме и строению поразительно похож на мозг человека, и потенциальные способности к обучению у дельфина очень велики. Но способности эти остаются втуне. Для их реализации требуется возможность активного воздействия на окружающую среду, а у дельфина нет для этого соответствующего рабочего органа.

Можно смело сказать, что, будь у дельфина рука, — он превратился бы в разумное существо. Ибо и человек стал человеком не только благодаря своему мозгу, но в равной мере и благодаря своей руке. Только в процессе активного воздействия на мир могут возникнуть высшие формы психического отражения. И для современного человека принцип наглядно-действенного отражения сохраняет своё значение[17]. Это необходимый этап развития, который не может быть пропущен без ущерба для последующего развития высших абстрактных ворм мышления. Но, раз возникнув, эти высшие формы оказывают влияние на более примитивные уровни психической деятельности, в частности на эмоционально-чувственную сферу.

Эмоциональную сферу, способность к эмоциональной жизни человек унаследовал от своих животных предков. Но в процессе развития мышления и интеллекта эмоциональная жизнь человека сильно изменилась. Среди свойств, которые развились на довольно высокой ступени развития, — такие трудноопределяемые явления психической жизни, как чувство юмора и остроумие. Какие-то предпосылки их можно наблюдать у высших животных, но в развитом, сформировавшемся виде — это чисто человеческие, социальные свойства, то есть свойства, проявляющиеся в общении. Они имеют, конечно, и свою физиологическую основу.

Что чувства человека влияют на его мышление — эта истина стала уже тривиальной. Гораздо реже вспоминают о том, что интеллектуальные процессы оказывают могучее влияние на чувства. Это влияние и служит физиологической основой «чувства смешного».

В перечне, приведённом на предыдущих страницах, есть несколько чувств, естественным двигательным и мимическим выражением которых является смех. Удовольствие, радость, злорадство, ликование, блаженство — все эти чувства сопровождаются усмешкой, улыбкой, ухмылкой, хохотом, то есть различными оттенками смеха, который служит выражением полноты удовольствия, радости, веселья.

Чарльз Дарвин в книге «О выражении эмоций у животных и человека» высказал свои соображения о роли и значении смеха как реакции приспособления организма к окружающей среде, об эволюции смеха в филогенезе.

Дарвин подробно разбирает анатомию лицевых мускулов, а также анализирует звуки смеха. У большинства представителей животного царства голосовые сигналы используются, чтобы привлечь представителей противоположного пола. Они используются также, чтобы выразить радость при встрече родителей с детёнышами, при встрече членов дружественного сообщества (стадо). Звуки удовольствия должны ясно отличаться от криков ужаса. Так оно и есть на самом деле: вопли несчастья характеризуются длинным непрерывным выдохом и коротким вдохом, а при смехе — наоборот: вдох непрерывный и достаточно длительный, а выдохи короткие и прерывистые.

Роль мимического компонента в смехе, в частности растягивание губ в стороны, состоит в увеличении резонирующей полости рта, и это обеспечивает достаточную силу звукового сигнала. Существует целый ряд градаций смеха — от чуть заметной улыбки до гомерического хохота. Улыбка — это первая ступень смеха. Дарвин объясняет её так: чтобы издать звук удовольствия, необходимо растянуть углы рта. Но если удовольствие недостаточно сильное, то осуществляется только первая часть реакции — растягивание углов рта, а до звуков дело не доходит. Так улыбка превращается в самостоятельное выражение удовольствия — у всех народов во всём мире. Но это не единственный способ мимического выражения радости. У некоторых первобытных народов, отмечает Дарвин, удовольствие выражается также движениями, имитирующими акт еды, или даже отрыжкой, символизирующей насыщение. (Небезынтересно отметить, что выдающийся анатом Ч. Белл считал мимику непременным выражением функции, поэтому он и смех выводил из удовлетворенного чувства голода.)

Смех — это врождённая реакция, свойственная не только человеку, но и высшим животным — обезьяне, например. Новорожденный младенец очень рано начинает улыбаться. Его улыбка и смех — показатели чисто физического комфорта, удовлетворения его первичных стремлений и потребностей, прежде всего голода. Улыбка и смех — это естественная реакция на удовлетворения стремления. У очень молодых людей смех служит выражением здоровья, избытка и брожения жизненных сил. Смех без причины, вопреки пословице, — это самый завидный смех[18].

Ещё Плиний отметил, что улыбка появляется у младенцев в первые недели жизни. Смех у младенца могут вызвать ярко окрашенные предметы, пища, звуки музыки, лицо матери, подбрасывание в воздухе кем-либо из родителей и близких, новая, но не пугающая ситуация, щекотка, осторожное поглаживание[19].

К концу третьего месяца у младенцев появляется улыбка не только на безусловные раздражители, но и на сигнализирующие их условные. Таким образом, первоначальное биологическое значение улыбки и смеха — чисто информационное: сообщить родителям, что их отпрыск сыт и доволен.

По мере роста, развития и формирования общественных связей человека смех приобретает социальную роль, становится одним из средств социального общения. С возрастом наряду с первичными врождёнными стремлениями у человека формируются вторичные стремления и их конкретные проявления — желания. Удовлетворение их также вызывает положительные чувства и внешне проявляется улыбкой и смехом.

Существует безусловно-рефлекторная реакция смеха, с которой в жизненном опыте связываются непосредственные и словесные раздражители, отвечающие некоторым формальным признакам. Но формальных признаков все-таки недостаточно, к ним присоединяются другие, например признак актуальности.

Таким образом, реакция смеха может включиться с разных этажей: её может вызвать ощущение физического комфорта, в то же время она может включаться «сверху», например, внезапная и столь же быстро устранённая опасность вызывает, как правило, смех (его не совсем точно называют «нервным смехом»). И, наконец, самый высший этаж, с которого может быть включён смех, — это вторая сигнальная система, особые «извивы» мысли.

Будучи физиологическим выражением удовольствия, акт смеха и сам по себе приятен, вызывает эйфорию, чувство благополучия и комфорта: «Из всех телесных движений, потрясающих тело и душу вместе, смех есть самое здоровое: он благоприятствует пищеварению, кровообращению, испарению и ободряет жизненную силу во всех органах», — пишет в «Макробиотике» Х. Гуфеланд — лейб-медик прусского короля Фридриха.

А вот мнение выдающегося английского врача XVII века Сиденгема: «Прибытие паяца в город значит для здоровья жителей гораздо больше, чем десятки мулов, нагруженных лекарствами».