Они сообща накрыли праздничный стол, развернув его и поставив стулья таким образом, чтобы равноправной, самой почетной персоной на торжестве был Его Величество Телевизор.

До поздней ночи затянулся большой новогодний концерт, на котором выступали милые их сердцу певцы и артисты. Семья блаженствовала, впервые за последние годы чувствуя себя “дома”.Они с жадностью смотрели, как отмечает канун третьего тысячелетия Москва, страны Европы и всего мира.Радость, веселье, ликование, праздничное приподнятое настроение царили повсюду на Земле... Повсюду, кроме Америки, хранившей тревожное, будничное молчание, передававшей свои обычные Talk show и ширпотребные боевики. Для нее будто и не существовало такого грандиозного события. Более того, примерно за месяц или два до Рождества средства массовой информации начали психообработку граждан, запугая их готовящимися терактами и настоятельно советуя отказаться от дальних перелетов, поездок, запланированных путешествий, круизов и рождественских традиционных посещений родных. Не рекомендовалось в эти дни даже просто выходить на улицу.

Ну и американцы, как народ внушаемый, организованный и послушный, вернули свои билеты, отменили отпуска и остались дома, за плотно закрытыми дверями и жалюзи. Исключение составляли разве что нью-йоркцы, собиравшиеся по традиции на центральной площади поглазеть, как падает вниз по столбу с последними утекающими секундами года светящийся шар. На улицах же Лос-Анджелеса царила поистине мертвая тишина. В домах после десяти часов вечера нигде не горел свет. Собственно, американцы Новый Год и праздником-то не считают. Для них существует только Рождество, сразу после которого они выбрасывают на улицы елки и выключают в своих дворах иллюминацию. А если откуда-то в новогоднюю ночь и донесутся вдруг музыка и взрывы веселья, то можно не задумываясь сказать, что в этом доме обосновались постсоветские эмигранты.

Давид, не ослабляя опеки над родителями и сестрами, заставил их заполнить необходимые бумаги на гражданство, как только истекли пять лет со дня получения ими грин-карты. Девочки отнеслись к этому с энтузиазмом. Особенно Инга. Она не желала, отмечать в анкетах свой статус унизительным словом alien, которое переводилось, как “иностранный, чужестранный, чужой, чуждый, инородный”, да еще и как “инопланетянин” впридачу. Лана тоже считала, что если уж они попали в эту страну, то должны стать полноправными ее гражданами, а не довольствоваться птичьими правами.

Понимал это и Левон - приминительно к своим детям. Понимал умом. Что же касается сердца... Несколько дней он не мог спать. Вставал, ходил по дому, сидел в одиночестве на патио, напевая себе под нос: “Здесь, под небом чужим, я как гость нежеланный...” и устремив неподвижный взгляд в действительно чужое, незнакомое небо, с вывернутой, черт знает как, Луной и созвездиями. Он не мог отыскать на нем даже Большую медведицу, на которую так любил смотреть с самого детства.

Невзирая на отчаянные уговоры жены и сына, Левон наотрез отказался от заполнения application на гражданство, добавив при этом, что каждый член его семьи волен принимать решение сам за себя. Лана подъезжала к мужу с разных сторон, но в конце концов вынуждена была отступить и принялась в одиночку штудировать сто обязательных вопросов, ответы на которые должен знать каждый кандидат на гражданина Соединенных Штатов Америки. С Ингой очень активно занимался Гарри, заставляя ее учить каждый ответ наизусть.

Анна и Сергей, прошедшие через это испытание раньше их, пугали Лану строгостями и придирками сотрудников иммиграционных служб. Уверяли, что те, якобы, проводят собеседование с явным пристрастием и тенденцией завалить кандидата, отыскивая в его биографии черные пятна, самое черное из которых - принадлежность к коммунистической партии.

В день собеседования Левон не пожелал сопровождать жену и дочерей и остался дома. С ними поехали Гарри и Давид. В кабинет вызывали по одному. Лане попался на редкость покладистый и доброжелательный сотрудник. Из десяти полагавшихся вопросов он прочитал от силы пять, листая при этом ее бумаги и не слушая ответов. А потом со скучающим видом задал еще несколько стандартных вопросов, относящихся к ее прошлому.Улыбнулся на прощание и отпустил, сказав, что она будет письменно уведомлена о дне и часе процедуры клятвоприношения.

Гарри волновался больше всех. Он не отходил от Инги, подбадривал ее, держал за руку, уговаривал не нервничать и вести себя независимо. Пока Инга была на собеседовании, он, не присев ни на минуту, мерил шагами приемный зал, то и дело поглядывая на дверь. Она вышла чуть побледневшая, но сияющая.Он бросился к ней с нетерпеливым: “Ну как?!” и облегченно вздохнул, услышав, что все в порядке.

Давид, с недоброй иронией во взгляде, наблюдал за зятем. Его слишком явная заинтересованность результатами данной процедуры была для него вполне понятна и объяснима. Как только жена Гарри становилась гражданкой США, он автоматически получал грин-карту, и все его проблемы с натурализацией сразу решались сами собой.

Ровно два месяца спустя Давид повез мать и сестер “на клятву”. Процедура была назначена на 8 утра, а ехать предстояло к указанному в приглашении месту миль сорок. Гарри встал раньше всех, раньше всех оказался в машине, скромно устроившись на заднем сидении.

- В такую рань и так далеко,- ворчала полусонная Инга.- Неужели для жителей Лос-Анджелеса у них не нашлось местечка поближе?

- Да ради такого события можно хоть на край света! - возразил ей Гарри.

Въехав на огромную территорию паркового типа и оставив машину на стоянке, они пристроились в хвосте длиннющей очереди, которая, впрочем, двигалась довольно быстро вдоль ангароподобного сооружения. Внутри помещения была оборудована небольшая сцена, а все остальное пространство занимали нескончаемые ряды стульев. Сопровождающие не имели права находиться рядом с приносящими клятву. Им было предложено занять свободные места в самом конце очень длинного прямоугольного зала, в котором разместилось, как минимум, 5 тысяч человек.

Когда все были рассажены, представитель иммиграционных служб произнес получасовую речь. Он рассказывал о том, что сам был некогда иммигрантом, сам прошел через тяготы неопределенности и неустроенности и о том, как он счастлив теперь, став гражданином самой великой, самой прекрасной, самой свободной и самой сильной страны мира.

Наступил, наконец, ключевой момент церемонии. Многотысячная аудито- рия дружно поднялась, с американским флажком и конституцией в руках, и стала бойко повторять за представителем слова клятвы. Вика и Инга присоединили к общему, не слишком стройному хору свои звонкие голоса.Лана вторила им одни- ми губами, больше думая об оставшемся дома муже, чем о клятвоприношении. А потом на сцену вышла строго одетая полная негритянка и прекрасным оперным голосом исполнила гимн Америки.

На сем процедура была завершена. Вновьобращенных, теперь уже полноправных граждан Америки, выпускали из зала партиями по несколько рядов. Снаружи, за длинными столами их ждали сотрудники с готовыми - заполненными и заверенными, сертификатами. Надо было только найти начальную букву своей фамилии над нужным столом и встать в соответствующую очередь. Американский паспорт можно было получить по почте, по почте же отправив свою фотографию и только что выданный сертификат.

- Поздравляю, господа американцы! - жизнерадостно воскликнул Гарри, как только им удалось воссоединиться. - Теперь все вы citizens! Полноправные граждане Америки. А это, доложу я вам, нечто!

- Все да не все, - заметила Инга, бросив сочувственный взгляд на брата.

- Не переживай, - отозвался, радостно улыбаясь, Давид.- Мне тоже не долго ждать. А вот отец напрасно так поступил. К гражданам здесь отношение другое. Но я не теряю надежды его уговорить.

Дома, в честь столь знаменательного события, был устроен праздничный обед. Лана и ее дочери пытались осмыслить и прочувствовать свои ощущения в новом качестве - в статусе законных, полноправных американцев. Но похоже, что в жизни их, - размышляля Лана, - ничего от этого меняться не собиралось, кроме разве что эмоций и самовосприятия. И еще.. угрызений совести, поскольку теперь содеянное ими - ей не хотелось употреблять слишком жесткое слово “предательст- во” - было юридически подтверждено и зафиксировано.