Открыв глаза, Пегги совсем ненадолго, задержала взгляд на Давиде, улыбнувшись ему одним уголком рта:
- Где она?
Он подал ей спавшего у него на руках ребенка, приподнял изголовье ее кровати, чтобы Пегги было удобнее. Она долго, внимательно вглядывалась в личико дочери. Та, почувствовав ее присутствие, открыла припухшие веки. Глаза у нее были черные и блестящие, как консервированные маслины. Мать и дочь какое-то время смотрели друг на друга.
- Hi, - без эмоций сказала Пегги. - Nice to meet you. Welcome to our world. - (Привет. Рада видеть тебя. Добро пожаловать в наш мир.)
Девочка скорчилась, будто собираясь заплакать, и раскрыв беззубый ротик, вытянула в ее сторону губы.
- Кажется, она просит кушать, - догадалась Пегги.- Попробую ее покормить.
Давид отошел, чтобы не мешать, и стал смотреть в окно на одинокого сизого голубя, притулившегося на карнизе дома. Через некоторое время, привлеченный скрипом, он обернулся. Отложив живой кулек в сторону, Пегги пыталась встать.
- Куда ты! Лежи. Тебе, наверное, еще рано вставать.
- Куда-куда... В туалет, - недовольно откликнулась она.
Пегги с трудом сползла с высокой кровати и босиком по холодному линолиуму направилась к закутку, отгороженному от остальной комнаты раздвижной занавеской. На ней не было ничего, кроме короткой, цветастой распашонки на тесемках, оставлявшей всю заднюю часть тела неприкрытой. Чтобы не смущать ее - хотя он давно знал, что стыдливость изначально была Пегги не присуща - Давид вышел в коридор.
Бесцельно побродив взад-вперед, он подошел к отсеку медсестер:
- Могу я попросить какой-нибудь халат для пациентки из палаты 215?
- Халат? - удивилась женщина, к которой он обратился. - У нас не бывает халатов.
- Почему? - в свою очередь удивился Давид.
- Не предусмотрены.
- Тогда я привезу халат из дома, - сказал он, расценив это как упущение в своде больничных правил.
- Не имеете права, - возразила женщина.
- А заставлять больных ходить с голым задом вы имеете право? - не удержавшись, вспылил он.
- Имеем, - бесстрастно ответила медсестра и скороговоркой оттараторила, будто наизусть читала инструкцию: - На случай emergencу пациент, находящийся в больнице, должен быть легко доступен для экстренных мер оказания помощи.
Пререкаться дальше не имело смысла. Давид вернулся в палату. Пегги была уже снова в постели. Ребенок мирно спал рядом. Самое время им поговорить и окончательно решить, наконец, как они будут жить дальше. Но только он открыл рот,чернокожий мед.брат в голубой спец.одежде с грохотом вкатил какую-то аппаратуру. Измерив Пегги пульс, давление и температуру, он так же шумно выкатился обратно. Следом за ним явилась мед.сестра и долго возилась с непослушной, все время убегавшей из-под иглы веной Пегги, пытаясь взять у нее на анализ кровь. А потом принесли поднос с набором пластмассовой посуды.
- Ура! Обед прибыл! - обрадовалась Пегги. - Умираю с голода. - И она, без промедления, накинулась на еду. Правда где-то на полпути притормозила и с оттопыренной щекой вопросительно взглянула на Давида:
- А ты что-нибудь ел?
Он мотнул головой:
- Успею еще.
Его ответ удовлетворил Пегги, и она благополучно вылизала посудинку из- под сладкого желе - последнее в несложном наборе больничных блюд. Ну теперь- то им никто уже не помешает, подумал Давид, берясь за спинку своего стула, чтобы придвинуться ближе к Пегги. Но тут захныкала, а потом и заплакала в полный голос их дочка. Он взял ее на руки и начал слегка покачивать, расхаживая по комнате. Девочка плакала все громче.
- Дай сюда, - сказала Пегги.
Оказавшись у матери на руках, она мгновенно умолкла, как говорящая кукла, из которой выдернули батарейку.
- Ты на нее посмотри! - обиделся Давид и в сердцах поднялся. - Ладно, пойду и я что-нибудь поем.
Он не отходил от Пегги два дня и две ночи, не сомкнув ни на минуту глаз. Поговорить им так и не удалось. А на третий день приехали родители Пегги - щуплые, невзрачные филиппинцы, и забрали ее с ребенком с собой. Делали они это явно безо всякого энтузиазма, подчиняясь желанию дочери.
- Пегги, не делай глупостей, - сказал в последний момент Давид, выходя с ними на улицу. - Отпусти родителей. Я отвезу вас домой. Мы должны попробовать наладить наши отношения. Хотя бы ради этой малышки.
Но Пегги в очередной раз проявила стойкость.
- Нет, - сказала она. - Тебя весь день не бывает дома. А одна с грудным ребенком я сойду с ума. Мне будет лучше среди своих. Но ты можешь навещать дочку когда пожелаешь. И твои родители тоже. Спасибо, что остался с нами в больнице. Really, I appreciate it. - Она поцеловала его в щеку и, прижав к себе дочь, села в отцовскую машину.
Глава 57
Весь крещеный мир готовился к историческому событию - шагу крохотному, промежутком в секунду, и одновременно гигантскому, длинною в тысячелетие - готовился встретить двухтысячный год. На местной почте (а может и на всех почтах мира, кто знает) установили электронные часы, ведущие обратный отсчет времени. Под сообщением: “До начала третьего тысячелетия остается:”, на табло высвечивались цифры, к примеру: “19 дней 14 часов 7 минут 43 секунды”. Секунды и минуты, уменьшались на глазах у посетителей. И это впечатляло. После наскучившего 19 . . , цифра “2000” действовала на воображение завораживающе.
Вика нагрянула как всегда без предупреждения, и при виде ее у всех членов семьи, не только у Гарри, открылись рты от изумления. Перед ними была обворожительно-притягательная, изысканно одетая молодая леди, будто сошедшая с обложки журнала мод. Собственно, почему “будто” - именно оттуда она и сошла, излучая свежесть и обаяние юности.
Вечером за чаем, расположившись на заднем дворике, они беседовали о том, о сем.
- Как непостижимо и странно, - размышляла вслух Лана. - Мы привыкли запросто говорить: “в прошлом году”. Как о чем-то далеком и чуждом, не имеющем к нам непосредственного отношения - “в прошлом веке”. Но пройдет совсем немного дней, и к этим двум понятиям мы спокойно добавим третье: “в прошлом тысячелетии”. И с этого момента все три будут иметь к нам самое прямое отношение. Мы становимся людьми, которые жили и будут жить в прошлом и новом году, в прошлом и новом веке, в прошлом и новом тысячелетии. Черт возьми, а ведь такое выпадает на долю далеко не каждому! Выходит, мы особое, уникальное поколение. Ровно две тысячи лет назад Небо подарило миру Христа. Интересно, что уготовано нам на этот раз. Армагеддон? Явление Антихриста? Или второе пришествие Христа?
Допив чай, семья перебралась в гостиную, поближе к телевизору. Левона телевизор больше раздражал, чем развлекал. Всякий раз, сидя перед экраном и тщетно силясь понять о чем там идет речь, он лишь испытывал чувство униженности и обделенности. Он тосковал по тем вечерам, когда, удобно устроившись в кресле, мог позволить себе расслабиться после дня напряженной работы и посмотреть интересные, умные передачи, фильмы с любимыми актерами, послушать новости, певцов и сатириков, поболеть за свою футбольную команду. Все, что предлагало американское телевидение, даже если убрать языковую преграду, было чуждо ему. Единственное, что он смотрел с неизменным удовольствием это баскетбол, болея за лос-анджелесских Lakers.
И вот, в канун Нового, 2000 года Давид сделал всем, а главное - отцу, самый желанный, самый дорогой для них подарок. Он привел мастеров, которые устаноили на крыше дома небольшую белую “тарелку” и через спутниковую антенну подключили их к московскому телевидению. Отец прямо-таки на глазах воспрял духом, повеселел. Пока мастера, перекликаясь, возились с наладкой - один на крыше, другой у телевизора - Левон возбужденно ходил по дому, время от времени похлопывая сына по плечу, выражая тем самым свою глубокую признательность. Не антенну налаживали мастера, а оборванную нить, что связывала его с Родиной.
“Счетчик”, установленный на почте, отщелкивал последние часы и минуты уходящего в историю тысячелетия. Если еще месяц назад в семье и обсуждались варианты встречи Нового года - на теплоходе, в ресторане, в гостях, то теперь никаких разногласий не возникало. Все единодушно высказались за то, чтобы остаться дома.
