— И правда, не стоит, майор, — снисходительно согласился Пленмеллер и проводил взглядом развернувшегося и пошедшего прочь Мидхолма. — Не понимаю, почему никто не помогал мне выжить этого Уоренби из Торндена. Как вы думаете, инспектор?

— И все же почему вы так не любили Уоренби? — спросил Хемингуэй, оставив вопрос Пленмеллера без ответа.

— Сильная личная антипатия, инспектор. Вперемежку с некоторым атавизмом. Во мне вскипела кровь Пленмеллеров, когда я увидел, как этот выскочка штурмует все цитадели, включая даже Айнстейблов. Вы хотели бы узнать что-нибудь еще о неудачном визите Уоренби в мой дом?

— Я бы хотел узнать, что конкретно имел в виду Уоренби, когда говорил, что знает, как заставить вас замолчать? — Хемингуэй изучающим взглядом смотрел на Пленмеллера.

— Мне тоже хотелось бы узнать, но, к сожалению, это уже невозможно. Вероятно, заявил бы на меня в суд за публичное оскорбление. Это было бы вполне в его стиле. Завоевал бы себе еще немного дурной славы.

— Он угрожал вам судом, сэр?

— Да, он упоминал суд. Я пообещал ему, что приложу все усилия, чтобы он выиграл дело. Он, надо заметить, даже не поблагодарил меня за это. Кстати, инспектор, за время вашего грандиозного расследования случалось ли вам слышать имя Нинтол?

— Почему вы меня об этом спрашиваете, сэр?

В глазах Пленмеллера появился охотничий азарт.

— Не берусь утверждать, но, судя по всему, вы это имя не слышали. Так что, когда закончите расследование версий, предложенных вам местными недоумками, обратите внимание на то, что я вам сказал. Помогу вам немного: это имя я услышал впервые месяц назад, коротая один из вечеров в нашем «Красном льве».

— И кто произнес это имя?

— Уоренби. После того как получил заслуженный выговор от Линдейла. Он спросил Линдейла, не знакомо ли тому это имя. И несмотря на отрицательный ответ, было видно, что оно говорит Линдейлу ох как о многом.

— И что было дальше, сэр? — с интересом спросил Хемингуэй.

— Да ничего. Наше любопытство осталось неудовлетворенным. Уоренби сказал, что задал этот вопрос лишь из праздного любопытства, и на этом все кончилось. Но мне показалось, что этот вопрос произвел сильное впечатление на Линдейла.

— Что вы подразумеваете под сильным впечатлением, сэр?

— Ну, скажем, мне пришло в голову, что я могу стать свидетелем убийства, — задумчиво произнес Пленмеллер. — Но впрочем, не забывайте, инспектор, что по профессии я писатель, да еще и детективного жанра. У меня просто могло разыграться воображение. Но все же мне чертовски интересно, что за всем этим кроется.

Ехидно улыбнувшись напоследок, он пожелал инспектору всего наилучшего и заковылял своей дорогой.

Через несколько минут после разговора с Пленмеллером Хемингуэй знакомился с миссис Дитчлинг и семью ее детьми, начиная от двадцатилетнего Герта и заканчивая шестилетним Джакерлином. Миссис Дитчлинг была несколько смущена неожиданным приходом Хемингуэя, так как, по ее словам, в доме был небольшой беспорядок. Под небольшим беспорядком подразумевался такой хаос, который только можно себе представить в крохотном коттедже, населенном семеркой сорванцов, большинство из которых не достигло еще подросткового возраста. Узнав, кто такой Хемингуэй, пострел в вельветовых шортах, по имени Альфи, помчался вглубь сада, крича по дороге брату Клоду, что если тот немедленно не прибежит, то не увидит настоящего детектива из Скотленд-ярда.

Позднее, описывая Харботлу встречу, Хемингуэй признался, что просто не знал, куда деваться. Маленький Джакерлин, или Джеки, как его ласково называли старшие, притащил показать Хемингуэю все свои игрушки, а Альфи и Клод не переставая расстреливали инспектора из пулемета. Дитчлинги оказались не только гостеприимными, но и очень словоохотливыми хозяевами, причем отвечали на вопросы исключительно хором. Хемингуэй был скоро посвящен во все без исключения семейные дела и заботы: ангины, которыми постоянно болел Альфи; проблемы с работой у старших детей; затем последовал показ медалей, завоеванных Клодом в соревнованиях бойскаутов, и писем, написанных Тэдом из военного лагеря. Миссис Дитчлинг посетовала, что Рэг, ушедший в кино, будет очень расстроен, что пропустил такую встречу.

Когда Хемингуэю все же удалось объяснить причину своего визита, начался настоящий переполох. Миссис Дитчлинг, шокированная известием, что Тэд не успел отдать пастору ружье, детально поведала о перипетиях, сопутствовавших уходу Тэда на воинскую службу. Герт же заверил старшего инспектора, что Тэд поручил передать ружье Рэгу. Клод и Альфи начали обсуждение всех всевозможных видов оружия, а маленький Джеки настаивал на том, чтобы миссис Дитчлинг отправила кого-нибудь за Рэгом, который рискует не увидеть настоящего сыщика.

Все же Клоду удалось наконец вспомнить, что Тэд спрятал ружье для надежности в своей мастерской, и вся ватага немедленно кинулась в заднюю часть двора на поиски.

Подойдя к мастерской, Хемингуэй обнаружил ее запертой, а ключ, как ему сказали, находился у Рэга. Предложение нетерпеливого Альфи немедленно сломать замок было старшим инспектором отклонено. Хемингуэй попросил только, чтобы следующим утром Рэг занес ружье в полицейский участок в Белингэме, и, отказавшись от предложенного чая, поспешил откланяться. Всей семьей его проводили до ворот, попрощались как с самым близким другом и потребовали, чтобы инспектор непременно зашел к ним еще.

Величественная церемония проводов настолько поразила ожидающего в машине Мелкинфорпа, что он забыл проявить свое обычное любопытство, а лишь вытаращился на Хемингуэя, разинув рот.

— Разве вы не знаете, что я их дядюшка? — спросил у него Хемингуэй. — Только отъезжайте ради Бога скорей, а то Клод и Альфи начнут штурмовать машину.

— Куда едем, сэр? — спросил Мелкинфорп, все еще ошарашенный зрелищем.

— К последнему коттеджу. Я собираюсь навестить Ладисласа. Только постарайтесь проехать так, чтобы эта банда не проследила, куда мы направляемся.

Через несколько минут Мелкинфорп остановил машину напротив коттеджа миссис Докрэй, и Хемингуэй направился к воротам.

Было около шести часов, и Ладислас как раз вернулся с работы. Миссис Докрэй любезно проводила Хемингуэя в комнату Ладисласа, где старший инспектор обнаружил зашедших в гости Мэвис Уоренби и Эбби Дирхэм. Ладислас, темноволосый молодой человек приятной внешности, был слегка испуган приходом инспектора. Он встал и, поздоровавшись с Хемингуэем, на отличном английском объяснил, что обе девушки зашли к нему лишь на пару минут по дороге домой.

— Мистер Замагориски — мой близкий друг. Я ему полностью доверяю и уверена, что он не имеет никакого отношения к смерти дяди, — вступила в разговор Мэвис.

— Я очень тебе благодарен, — проговорил Ладислас, с признательностью глядя на Мэвис.

— Не теряй веру в правду и не обращай внимания ни на какие слухи, как это делаю я. Я уверена, что все кончится хорошо, — приободрила его Мэвис.

— Мэвис! Если старший инспектор хочет поговорить с Ладисласом, я думаю, нам лучше не мешать, — сказала Эбби.

Ладислас переводил взгляд с Хемингуэя на девушек и обратно. Он явно нервничал.

Комната была заставлена корзинками и свертками.

— Вы ходили за покупками, мисс? — поинтересовался Хемингуэй.

— Да. К сожалению, только за траурными, — печально сказала Мэвис. — Надо ведь помянуть бедного дядю. Я попросила мисс Дирхэм сходить со мной в Белингэм и помочь мне. Да и одной мне оставаться не хотелось.

Говоря это, она преданно смотрела на Ладисласа, который встревоженно поглядывал на Хемингуэя.

— Хочу спросить вас, мисс. Вы уважали своего дядю?

— Как вы можете спрашивать такое?! — Мэвис гневно сверкнула глазами на старшего инспектора.

— Так вы и вправду его уважали или это чувство появилось у вас только после его смерти? — откровенно спросил Хемингуэй.

— Извините, инспектор, но должна сказать, что ненавижу подобные циничные разговоры. Я очень, очень любила и уважала дядю Сэмпсона!