— И это — следствие падения? Очередная ошибка. Серая Хитрость обтер тело там, где не следовало, и, напротив, не почистил там, где это было необходимо. В противном случае он обнаружил бы, что кожа, которую он определил как «испачканную», на самом деле была вырезана из черепа тем самым ножом, с помощью которого покойнику перерезали глотку: всмотритесь в края раны. — Цы пробежался по ним упрятанными в перчатки пальцами. — Ее края, прежде засыпанные землей, покажутся вам острыми и резко очерченными, они образуют прямоугольник, а такой вырез может иметь одно-единственное объяснение.

— Сатанистский ритуал, — выскочил вперед Сюй.

«Пожалуйста, Сюй. Сейчас я не нуждаюсь в твоей помощи».

— Нет, — продолжал Цы. — Разрез на коже служил цели скрыть кое-что, что, будь оно видно, помогло бы опознать тело. Некий знак, который, без сомнения, способен выявить опасного преступника, даже если тот уже мертв. Знак, который безошибочно свидетельствовал бы, что покойный являлся опасным преступником, приговоренным к тяжкому наказанию. И если мы признаем тот факт, что некий знак неоспоримо связывал покойника с преступлением, — Цы сделал паузу и посмотрел на преподавателя, — то участок, снятый с его черепа, был не просто кусочком кожи. Наоборот, срезанный фрагмент являлся татуировкой, которой метят приговоренных за убийство. Вот почему убийца и постаралась избавиться от следов. Однако, по счастью, она забыла — или, быть может, не знала, — что обвиненным в убийстве не только татуируют знак на лбу, но их имена также пишут и на макушке, здесь, прямо под волосами.

Лица студентов постепенно начали менять выражение — от презрения к замешательству. Академик задал вопрос:

— А что насчет его дезертирства из Сянъяна?

— Известно, что наше Уложение о наказаниях предусматривает либо казнь, либо ссылку, либо принудительную службу в войсках в качестве возможных кар за преступления, связанные с убийством. А поскольку нам известно, что нашего клиента до вчерашнего дня видели в городе, остается только ссылка и принудительная служба. — Цы переместился к тому месту, где лежала правая рука покойника. — И все-таки круговая морщинка у основания большого пальца на правой руке мертвеца наглядно свидетельствует, что этот человек до недавнего времени носил бронзовое кольцо, которым пережимается соответствующее сухожилие.

— Дай-ка посмотреть, — отстранил его Мин.

— А нам известно, что сейчас, из-за постоянной угрозы со стороны Цзинь, все наши войска сосредоточены в Сянъяне.

— Вот поэтому ты и обвиняешь его в дезертирстве.

— Именно. При нынешней постоянной боеготовности никто не может покидать гарнизон, однако этот человек так и сделал — чтобы вернуться в Линьань. И совсем недавно, судя по его загорелому лбу.

— Я все же не понимаю, — удивился академик.

— Ну посмотрите на эту бледную горизонтальную отметину. — Цы указал на лоб мертвеца. — И вы заметите мельчайшую разницу между ней и оттенком его кожи меж бровей.

Преподаватель убедился, что так оно и есть, но все равно не понял.

— Это обычная отметина от платка. На рисовых полях таких работников обзывают «двуцветными». Однако здесь разница между загорелой и незагорелой кожей много слабее, чем у тех, для кого работа в поле — обычный образ жизни, а это означает, что убитый начал носить платок — под которым после дезертирства прятал татуировку — совсем недавно.

Учитель вернулся на свое место. Цы заметил, как он нахмурился, прежде чем задать следующий вопрос.

— И где мы теперь можем найти его супругу? Где нам спрашивать на рынке?

— С этим мне просто повезло. — Поспешность подвела юношу, но он все равно продолжил: — Во рту покойника я обнаружил остатки белой пищи в таком количестве, что, как мне представляется, он был убит во время еды.

— И все равно я не понимаю…

— Насчет рынка? Смотрите. — Цы подхватил плошку, куда выложил остатки еды. — Это сыр.

— Сыр?

— Удивительно, не правда ли? Блюдо, столь несвойственное для южных краев и для нашего вкуса, но обычное у северян. Насколько мне известно, его поставляют в лавку экзотических товаров, а ею уже много лет заправляет старый Пань Ю, и он, несомненно, знает на память всех клиентов, покупающих столь непотребное кушанье.

— Убитый, должно быть, привык к сыру на армейской службе…

— То же предполагаю и я. Там едят все, что под руку подвернется.

— Но это не объясняет, почему убийца — жена.

Цы сверился с записями. Потом кивнул и поднял руку мертвеца.

— Я обнаружил еще и это. — Он указал на несколько неотчетливых отметин.

— Царапины?

— И на плечах тоже. На обоих. Они проступили, когда я воспользовался уксусом.

— Я вижу. И это подводит тебя к предположению…

— Что в тот день его жена была жестоко избита. Женщина больше не могла это терпеть и, пока муж ужинал, воспользовалась моментом, чтобы перерезать ему глотку. Потом, в приступе ярости и бессилия, она уселась на него верхом и продолжала резать, когда злодей был уже мертв. В конце концов она успокоилась и сняла с покойника все, что могло бы указать на личность и тем самым — на нее: кольцо, ценные предметы…

— И татуировку на лбу.

— Затем она, как сумела, выволокла его из дома и оставила там, где тело и было найдено. Судя по комплекции убитого, женщина не могла оттащить его достаточно далеко.

— Это воистину фантастично, — объявил учитель.

— Спасибо, — поклонился Цы.

— Не так поспешно, юноша. Это была не похвала. — Дружелюбие исчезло с лица Мина. — Я говорю «фантастично», чтобы как-то обозначить безбрежную фантазию, звучащую в каждом твоем утверждении. А как еще иначе назвать то, что ты осмеливаешься без зазрения совести утверждать, что убийцей этого человека была его жена, а не, например, сестра? А если тебе не хватает кожи на лбу, почему на ней непременно было татуировано имя убийцы?

— Но я…

— Молчи, — прервал его академик. — Ты сообразительный. Или лучше сказать — шустрый. Однако не настолько, как тебе представляется.

— Ну а как же заклад? — вставил слово Сюй.

— Ах да, заклад. — Мин вытащил кошель с монетами и протянул его прорицателю. — Считайте, что все долги уплачены.

Учитель прищурился и сделал своим подопечным знак покинуть мавзолей. Сам он двинулся было за ними следом, но на пороге подозвал Цы.

— Господин! — склонился Цы.

Учитель попросил сопровождать его. Как только они оказались снаружи, он отвел молодого могильщика к одному из рвов. Цы чувствовал недоброе, пульс его участился, и кровь застучала в висках.

— Скажи-ка мне, юноша, сколько тебе лет?

— Двадцать один.

— И где же ты учился?

— Учеба? Не понимаю, о чем это вы? — ответил Цы.

— Не надо, юноша. Зрение мое слабеет, однако даже слепец может разглядеть источник твоих познаний.

Цы закусил губу. Учитель попытался настаивать, но Цы оставался неколебим.

— Что ж, как знаешь… Однако воистину прискорбно, что ты не хочешь открыться, — ведь, несмотря на твою самоуверенность, не могу не признать, что ты меня впечатлил.

— Прискорбно, господин?

— Именно. Так вышло, что на прошлой неделе один из наших студентов захворал. Ему пришлось вернуться в родные края. В академии появилось вакантное место, и, хотя у нас более чем достаточно ожидающих кандидатов, мы всегда ищем молодых людей с явным талантом. Мне показалось, что тебя, возможно, заинтересует возможность занять освободившееся место… — Мин помолчал. — Но теперь я вижу, что не заинтересует.

Цы не мог поверить своим ушам. Академия Мина была мечтой для любого, кто хотел сделать карьеру на поприще служения закону, кто жаждал, избежав труднейших императорских экзаменов, пополнить элиту. Получить место в академии — об этом он не смел и мечтать. То был бы первый шаг к восстановлению доброго имени — и его собственного, и всей семьи.

И вот нежданно-негаданно такая возможность сама падала ему в руки, точно спелое яблоко.

Он горько улыбнулся. Хоть надорвись, эта возможность оставалась для него не более чем печальным сном. Даже если Мин предложит ему место, у него не хватит средств на учение. Такое предложение было вроде меда, которым обмазывают горькую пилюлю для заболевшего малыша — глотай, ведь это мед!