Анни потеряла сознание.
Вслед за собакой возле избушки появились ребята с пустыми саночками. Впереди всех бежал Юрики с пузырьком лекарства в руках и деревянной ложкой. Он звал собаку:
— Дик, Дик! Куда ты, тебе вредно! Иван Фомич прописал тебе покой и очень велел не двигаться!
Но Дик вел себя непослушно, точь-в-точь как Юрики. Он двигался и здорово трепал диверсанта. Понемногу Анни приходит в себя.
— Доченька, доченька… — узнает Анни голос своего отца. Она открывает глаза. Да, это отец…
— Пришел-таки!.. — улыбнулась Анни.
Изба наполняется пограничниками и лесорубами, и Анни кажется, что все это она слышит и видит во сне.
Сначала Анни только рыдала. Андреев завернул девочку в одеяло и посадил к себе на колени.
— Ну, успокойся и расскажи нам все.
Анни рассказала все, как было, и про пирог…
— Вы будете самый главный, настоящий пограничник? — спросила она под конец рассказа.
— Я буду самый главный, а все мы — настоящие, — сказал Андреев, улыбаясь.
Присутствующие в один голос подтвердили, что они действительно настоящие, а не какие-нибудь.
Анни разжала измазанный кулак и подала Андрееву круглый металлический предмет. Андреев вскрыл его, вынул изнутри туго скатанную бумажку и осмотрел ее.
— Товарищи! Пионерка Анни помогла нам задержать крупного международного шпиона и диверсанта. Рискуя жизнью, она добыла и передала нам в руки документы государственной важности.
Андреев поднял Анни и поставил на стол.
— Вот она, наша смена!
В разодранном на плече платье, неумело, по-мужски, завернутая в одеяло, Анни смущенно улыбалась всем этим смелым и простым людям.
Лесорубы смотрели на Анни Кярне так, как будто до этого они никогда не видели и не знали эту маленькую девочку с длинными косами, голубыми, как ламбушки, глазами и твердой, как каменистая земля Карелии, волей…
Юрики с компанией ребят усиленно пробивался в избу, пытаясь протиснуться сквозь плотную стену взрослых.
Василий Федорович заметил ребят и помог им:
— Ну-ка, товарищи, расступись… давайте их сюда… Юрики немедленно влез на стол, поближе к Анни, и пригласил остальных ребят:
— Садитесь… сюда… рядом.
К ним обратился пограничник с забинтованной головой:
— Спасибо вам, ребята, за то, что вы спасли мою собаку… — сказал он. — Я никогда этого не забуду…
И Онни Лумимиези пожал ребятам руки, как большим. Ребята смутились.
— Это, наверное, тот пограничник, герой, Онни Лумимиези, которого мы с вами пригласили на елку, — шепнула Анни. — Он настоящий.
Ребятам не верилось.
Юрики все же набрался храбрости и сказал:
— Иван Фомич тоже спасал, это он зашил Дика… — Не забыл своего учителя Юрики.
— Спасибо и Ивану Фомичу, хороший у вас учитель… — улыбался и благодарил Онни.
Ребята смотрели на него во все глаза.
Сердечность всех этих простых людей, товарищеское содружество и откровенное восхищение со стороны смелых, хороших ребят всколыхнули все чувства Онни. Пусть у него нет кровных родных… Но он не одинок в своей стране. Его любят, знают, ждут к себе в гости, на елку…
Нет, он должен сейчас же сказать им все, что он думает и чувствует… И, обычно молчаливый и сдержанный, Онни заговорил:
— Товарищи! Перед лицом всех клянусь быть достойным того высокого звания, которое присвоило мне Советское правительство… Клянусь до последней капли крови стоять на защите рубежей нашей великой Родины. Враг не пройдет!..
Мери Ивенс приподнялась на носочки и крепко поцеловала пограничника. Все рассмеялись…
— И пусть ваше детство не будет таким, как мое… — оборвал свою речь Онни и, раскрыв объятия, попытался заключить в них всех ребят…
— Ура! Герою Советского Союза, Онни Лумимиези, ура!
— Слава пограничникам! — кричали и аплодировали ребята, бойцы и лесорубы…
Тодди не полез на стол, как Юрики и остальные, он считал это неприличным. Но ему очень хотелось быть там со всеми, на виду.
Разные чувства волновали Тодди.
Ему пришлось много пережить за последние часы. Он был бледен, глаза его блестели.
Василий Федорович заметил осунувшееся лицо Тодди с большим синяком под глазом. Он взял Тодди за плечи, поставил впереди себя так, чтобы все видели его, и сказал очень громко:
— Товарищи! Это мальчик Тодди, из Канады. Он не струсил и помешал Кондию увести диверсанта. Тодди поступил как настоящий советский пионер!
— Молодец! Расскажи! — подвинулись к нему бойцы и лесорубы.
Тодди снял шапку, хотел говорить. — и не смог. Тодди смутился, но ему все равно было очень хорошо, так, как будто он уже сказал все, о чем мечтал тогда, в лесу.
В минутной тишине, вызванной неожиданным смущением Тодди, прозвучал мужественный голос начальника заставы:
— От имени командования Н-ской пограничной заставы за проявленное мужество, смелость и находчивость объявляю благодарность юным пионерам Анни Кярне, Мери Ивенс и будущему советскому пионеру — Тодди Рохкимайнену…
Тодди затрепетал.
Что, если бы это слышал тот, следователь… Горячими аплодисментами ответили все присутствующие на эту торжественную речь. Андреев поднял руку:
— Товарищи пионеры! За дело Ленина — будьте готовы!
— Всегда готовы! — дружно ответили ребята, держа салют по всем пионерским правилам. И Тодди тоже салютовал…
— Ах, молодцы ребята… — радовались старшие.
Бойцы подхватили ребят и подняли их высоко-высоко, чтоб все могли видеть и Анни, и рыженькую Мери, и шаловливого Юрики, и белобрысого Тяхтю, и повеселевшего Тодди…
В поселок ребята вступили как победители, со своей любимой песней:
Бесшумною разведкою
Тиха нога,
За камнем и за веткою
Найдем врага…
А вечером — елка… Гостей будет много!
Почему же так долго нет деда Тикки?
Глава XXV. ВОЗВРАЩЕНИЕ ТИККИ
Расстроенный бегством Кондия и необычайной встречей с молодым пограничником, Тикка под вечер кое-как добрался до своей избушки.
Снег занес ее по самую крышу. Только дверь выделялась темным пятном из снежного сугроба.
Следы ребячьих валенок и лыж проложили в снегу узенькую тропку к самой двери.
Тикка с трудом открыл примерзшую дверь и вошел. На него пахнуло прелым, сырым воздухом нетопленного, остывшего помещения. Лунный свет проник вслед за Тиккой и осветил мрачные, закопченные стены избушки.
От порога в угол протянулась серебряная дорожка.
Старый, выщербленный пол показался еще старее, а в углу что-то белело — холодно и пушисто.
— «Снег… — подумал Тикка. — Эх, прохудилась, видно, избушка-то!»
И старому Тикке сделалось холодно и как-то очень-очень скучно.
Тикка свалил мешок на лавку и шагнул в угол.
Его ноги погрузились в мягкое, но совсем не похожее на снег. Тикка снял рукавицы и протянул руку.
— Вата! Ах, я старый дурень! Решето худое! — выругал себя Тикка и рассмеялся. — Зачем я в лес-то ходил? За елкой…
Только сейчас Тикка вспомнил о своем обещании ребятам представлять на елке под Новый год деда Мороза.
— А я-то погнался за лосем и все забыл… Времени-то сколько?
Тикка выглянул из двери и посмотрел на звезды так, как мы смотрим на часы.
— Ох, поздно!.. А дела важные…
Он решил сначала пройти в контору к Большакову, рассказать ему о встрече с Кондием и пограничником, узнать новости и сдать найденное оружие и мешок.
Заодно, чтобы не возвращаться домой, Тикка осторожно сгреб в охапку всю массу своего белого пушистого костюма и вынес на снег, чтобы не запачкать, одеваясь в закопченной избушке.
На снегу он рассмотрел, что к чему, и обрядился в длинный халат, сплошь убранный ватой, опоясался красным кушаком, на голову надел белую же ватную шапку с красным верхом и приделанной к шапке огромной белой бородой.
