«Снарк» – парусник. Он так и строился, чтобы ходить под парусами. Но, между прочим, в качестве дополнения на нем был установлен двигатель в семьдесят лошадиных сил. Двигатель хорош. Я это знаю. И не могу не знать, так как заплатил за его доставку из Нью-Йорка. На палубе над машинным отделением помещается брашпиль. Это чудеснейшая штука. Она весит несколько сот фунтов и занимает немало места. Вы понимаете, смешно выбирать якорь вручную, когда у нас на судне машина в семьдесят лошадиных сил. Мы установили соединенный с мотором привод, который был специально заказан на чугунолитейном заводе в Сан-Франциско.

«Снарк» решено было сделать комфортабельным, и денег на это не жалели. Например, ванная. Правда, она невелика, но зато в ней все удобства любой ванной комнаты на суше. Это не ванная, а мечта, пленительный сон о насосах, рычагах, клапанах, кранах и прочих остроумных изобретениях. Ну, зато я лежал ночи напролет с открытыми глазами, обдумывая эту ванную. Но ванная – это еще не все, у нас есть спасательная шлюпка и моторная лодка. Они помещаются на палубе и отнимают там последнее свободное место. Но ведь это своего рода страхование жизни, и всякий осторожный человек, даже если ему и удастся построить такое крепкое и стройное судно, как «Снарк», непременно захочет иметь в придачу спасательную лодку. А у нас хорошая шлюпка. Прямо игрушка, а не шлюпка. По смете она должна была стоить сто пятьдесят долларов, а когда дошло дело до платежа, мне пришлось выложить триста девяносто пять. По этому можно, конечно, судить, насколько она хороша.

Я мог бы очень долго перечислять все разнообразные достоинства и преимущества «Снарка», но я воздерживаюсь. Я и так хвастался достаточно и сделал это с определенной целью, как станет видно еще до конца настоящей главы: будьте любезны вспомнить ее заголовок – «Непостижимое и чудовищное». Решено было, что «Снарк» отплывает 1 октября 1906 года. Что он не отплыл, было непостижимо и чудовищно. И, главное, не было никаких разумных оснований для этого, разве вот только, что он не был готов. Но почему он не был готов, на это опять-таки не было никаких разумных оснований. Окончание постройки было обещано к 1 ноября, потом к 15-му, потом к 1 декабря, но «Снарк» не был готов и к этому сроку. Первого декабря мы с Чармиан покинули нашу милую, тихую Сономскую Долину и переехали в душный, зловонный город – ненадолго, конечно, о нет, всего каких-нибудь недели на две: 15 декабря мы должны были выйти в плавание. В этом не могло быть никаких сомнений, потому что так сказал Роско, это был его совет – переехать в город за две недели до отплытия. Увы, прошло две недели, прошло четыре недели, прошло шесть недель, прошло восемь недель, а мы были дальше от этого долгожданного момента, чем когда-либо. Вы ждете объяснений? От кого? От меня? Я не могу их дать. Это единственная вещь в моей жизни, от объяснения которой я просто увернулся. Да и нет никаких объяснений, а то я бы, конечно, дал их. Я работник слова, и я признаю свою полную неспособность объяснить словами, почему «Снарк» не был готов. Я уже сказал и должен повторить еще раз: это было непостижимо и чудовищно.

Восемь недель превратились в шестнадцать, и тогда в один прекрасный день Роско порадовал нас словами:

– Если мы не выйдем в море к первому апреля, отдаю вам свою голову, и можете сделать из нее футбольный мяч.

А через две недели он сказал:

– Боюсь, что мне пора пустить голову на футбольные тренировки.

– Ну, не беда! – говорили мы с Чармиан друг другу. – Зато какое это будет удивительное судно, когда оно будет готово!

И тогда, для обоюдного ободрения, мы принимались перечислять все многочисленные и разнообразные достоинства «Снарка». А я опять занимал деньги и опять сидел за письменным столом, писал еще настойчивее и героически отказывался от воскресений и от прогулок за город с друзьями. Я строил судно – и, клянусь вечностью, оно должно быть настоящим судном, с большой буквы – Судно, чего бы это мне ни стоило.

О, я забыл еще одно удивительное качество «Снарка», которым я должен похвастать, – это конфигурация его носа! Ни одна волна не могла бы залить такой нос. Ему не страшны никакие волны. Он смеется над ними. Он бросает океану вызов. И при всем том он красив: его линии – это целая сказка. Вряд ли есть еще судно на свете, благословенное таким же красивым и в то же время практичным носом. Он создан для того, чтобы побеждать ураганы. Один взгляд на него убеждал, что ради такого носа все затраты – ничто. И всякий раз, когда наше плавание откладывалось или приходилось делать дополнительные расходы, мы вспоминали об изумительном носе и успокаивались.

«Снарк» – небольшое судно. Когда я прикинул, что оно обойдется мне в семь тысяч долларов, мой подсчет был трезв и щедр. Мне приходилось строить амбары и дома, и я знаю, что стоимость постройки всегда имеет склонность выйти далеко за пределы первоначальной сметы. Это я знал, я это учел, когда исчислял предположительную стоимость «Снарка» в семь тысяч долларов. Но он обошелся мне в тридцать тысяч. И, пожалуйста, не задавайте мне вопросов! Это истинная правда. Я сам подписывал чеки и добывал деньги. Разумеется, объяснить это невозможно. Это непостижимо и чудовищно, как вы, конечно, со мной согласитесь, когда дочитаете мой рассказ.

Потом началась история со сроками. Я имел дело с представителями сорока семи артелей и со ста пятнадцатью различными фирмами. И ни один рабочий, ни одна фирма не сдали мне работы в заранее установленный срок – вовремя они являлись только за деньгами и счетами. Все клялись мне бессмертием своей души, что исполнят работу в такой-то срок, и, как правило, после такой клятвы больше чем на три месяца не опаздывали. Так шло время, и мы с Чармиан утешали друг друга разговорами о том, какое чудесное судно «Снарк» – остойчивое и крепкое; мы садились в маленькую лодочку, объезжали вокруг «Снарка» и восхищались его необыкновенным, чудесным носом.

– Представь себе, – говорил я Чармиан, – шторм у берегов Китая, «Снарк» лежит в дрейфе, и его изумительный нос направлен наперерез волнам. Ни одна капля воды не перекатится через него. Он будет сух, как перышко, а мы, пока бушует буря, будем внизу, в каюте, играть в вист.

И Чармиан восторженно сжимала мою руку и восклицала:

– Он стоит всего этого – просрочек, расходов, усталости и всего прочего! В самом деле, что за чудесное судно!

Когда я глядел на нос «Снарка» или думал о его водонепроницаемых переборках, я ощущал прилив бодрости. Но на остальных это не действовало. Мои друзья начали каждый раз заключать с нами пари, что мы не снимемся в назначенный срок. Первым выиграл пари мистер Виджет, которому мы поручили следить за нашей усадьбой в Сономе. Он выиграл это пари в день нового, тысяча девятьсот седьмого года. Вслед за тем пари на нас так и посыпались. Мои друзья набросились на меня, подобно толпе гарпий, держа пари против любого срока отплытия, который я назначал. Я был безрассуден и упрям. Я заключал одно пари за другим, и мне приходилось платить. Жены моих добрых друзей осмелели настолько, что даже те, которые никогда до сих пор не бились об заклад, заключали пари со мною. И им я тоже платил мои проигрыши.

– Это ровно ничего не значит, – сказала мне Чар- миан. – Подумай только, какой у «Снарка» нос и как мы будем лежать в дрейфе в Китайском море!

– Видите ли, – сказал я моим друзьям, рассчитываясь за последнюю партию проигранных пари, – мы не жалеем ни трудов, ни денег, лишь бы «Снарк» был самым лучшим судном, какое когда-либо выходило под парусами через Золотые Ворота. Вот и задерживаемся немного.

Между тем издатели, с которыми у меня были заключены договоры, осаждали меня и требовали объяснений. Но что же я мог объяснить им, когда я и себе-то объяснить ничего не мог и когда никто, даже Роско, ничего не понимал? Газеты стали подсмеиваться надо мной и помещать юмористические куплеты на отплытие «Снарка» с припевами вроде: «Скоро, скоро, только не сегодня!»

Но Чармиан снова подбадривала меня, напоминая мне о носе, и я шел к банкиру и брал еще пять тысяч долларов под векселя.