Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Сказано было бодро, но не в шутку. Мне стало неуютно. Я снова взглянул на север:

– Вроде улеглось.

Остальные промолчали.

– Мы все равно не спим, – сказал я, – а потому давайте паковаться. Надо бы двинуться, как только развиднеется.

Никто не стал возражать. Хрипатый кивнул и сплюнул. Гоблин, ворча, принялся собирать вещи. Остальные последовали его примеру. Мурген с заслуживающей одобрения аккуратностью отложил свою книгу. Пожалуй, из этого парня выйдет летописец.

И каждый из нас, когда считал, что прочие не заметят его беспокойства, украдкой поглядывал на север.

А я, когда не смотрел туда и не терзал себя, обмениваясь взглядами с Госпожой, пытался оценить реакцию наших новичков. Мы пока что не столкнулись с мощным колдовством напрямую, однако Отряд вполне может набрести на него по пути. Рекруты, похоже, испугались не больше, чем старослужащие.

Поглядывая на Госпожу, я размышлял, способно ли то, что было, с одной стороны, неизбежно, а с другой – обречено, залечить трещину между нами. А если залечит, не перекорежит ли все прочие наши отношения? Черт побери, я просто люблю ее – как друга.

Нет на свете ничего столь непоследовательного, иррационального и слепого – и, кстати, просто глупого, – как мужчина, доведший себя до всепоглощающей страсти.

Вот женщины вовсе не выглядят глупо – им положено быть слабыми. А кроме того, им положено превращаться в бешеных сук, если их разочаровать.

13. Немного о последней ночи Лебедя

Лебедь, Корди Мэзер и Нож все еще владели таверной. В основном потому, что получили одобрение Прабриндра Дра. Но дела шли неважно. Жрецы обнаружили, что не могут управлять пришельцами напрямую, потому объявили их нежелательными персонами. А большинство таглиосцев слушались жрецов.

– Это наглядно показывает, сколько у людей здравого смысла, – сказал Нож. – Было бы хоть чуть-чуть, они бы давно своих святош окунули в реку да подержали часок, и те бы поняли: они просто трутни.

– Ты, Нож, сукин сын и зануда, каких свет не видел, – проворчал Лебедь. – Могу спорить: если бы мы тебя тогда не вытащили, крокодилы бы тебя выблевали. Такую тухлятину даже им не переварить.

Нож, усмехнувшись, отправился в заднюю комнату.

– Корди, – спросил Лебедь, – как полагаешь, может, эти жрецы и швырнули его крокодилам?

– Ага.

– Ничего сегодня выручка. В кои-то веки…

– Ага.

– А завтра, значит…

Лебедь осушил кружку залпом. В последнее время варево удавалось Корди куда лучше. Поднявшись, он ударил пустой посудой по стойке.

– Идущие на смерть приветствуют тебя, – сказал он по-таглиосски. – Пейте и веселитесь, детки. До завтра – и после. За счет заведения.

Он сел.

– Знаешь, как снова зазвать к нам публику? – спросил Корди.

– Ну зазовем, а надолго ли? Этому быстро положат конец. Ты отлично это понимаешь. Думаешь, жрецы угомонятся? Эх, добраться бы до них!..

Корди кивнул, но ничего не сказал. Плетеный Лебедь больше рычал, чем кусался.

– Значит, вверх по реке, – буркнул Лебедь. – Я тебе так скажу, Корди: вот эти ноги будут идти вверх по реке, пока в них силы есть.

– Ну конечно, Лебедь. Конечно.

– Ты что, не веришь?!

– Верю, Лебедь, верю. Если бы не верил, не торчал бы здесь по самую шею в рубинах, жемчуге и золотых дублонах…

– Слушай, а чего ты хочешь от места, о котором никто раньше и не слыхивал? За шесть тысяч миль от края любой карты?

– Нервы, ребята? – спросил вернувшийся Нож.

– Нервы? Что такое нервы? Когда делали Плетеного Лебедя, никаких нервов в него не вставили!

14. Через Д’лок-Алок

Мы вышли с первыми проблесками света. Путь наш легко катился под уклон, и только в нескольких местах нас ждали трудности с каретой да фургоном Госпожи. К полудню мы достигли деревьев. Еще через час первая партия погрузилась на паром. К закату мы уже были в джунглях Д’лок-Алока, где всего-навсего десять тысяч видов различных букашек принялись терзать наши тела. И, что для нервов еще хуже насекомьего жужжания, Одноглазый превратился в неистощимый фонтан панегириков и од своей родине.

С первого дня моей службы в Отряде я пытался расспрашивать колдуна о нем самом и о его стране. И даже самую малейшую подробность приходилось вытягивать клещами. Теперь же на любой вопрос он отвечал охотно, да еще попробуй его заткни. Не касался разве что причин, побудивших их с братцем сбежать из этого земного рая.

То есть оттуда, где я сейчас сижу, вымучивая самоочевидный ответ. Только безумец либо дурак подвергнет себя столь продолжительной пытке.

А я-то – который из двух?

Словом, мы прошли через эти джунгли, что заняло почти два месяца. Сами по себе они представляли собой значительное препятствие. Через такую чащобу протащить карету – адская работенка. Другую проблему представляло местное население.

Нет, оно не выказывало враждебности. Зачем? Здешние нравы были куда проще, чем у нас, северян. Гладкие смуглые красули никогда не видали таких парней, как Мурген, Масло, Крутой и другие солдаты, и всех потянуло на экзотику. И наши пошли им навстречу.

Даже Гоблин имел достаточно успеха, чтобы с его уродливой физиономии не сходила пресловутая улыбка от уха до уха.

Ну а бедный, злополучный, угрюмый, старый Костоправ твердо держался среди зрителей и сердечно страдал.

Я не склонен к легким случайным связям, когда надо мной простирает крылья нечто более серьезное.

Мое поведение не вызывало прямых комментариев: порой нашим парням хватает такта. Однако я уловил немало насмешливых косых взглядов. А такие вещи заставляют меня уходить в раздумья. В часы самокопания я угрюм и не годен для общества людей либо зверей. А если на меня еще и пялятся, к угрюмости добавляется естественная застенчивость и упрямство, и я палец о палец не желаю ударить – сколь бы ни были благоприятны предзнаменования.

Так вот и сидел я сложа руки и чувствовал себя гаже некуда – боялся, что ускользнет нечто важное, а я, в силу своей натуры, не смогу ничего сделать.

В старые добрые времена жизнь, безусловно, была проще.

Но настроение мое улучшилось, стоило нам отмерить последние мили сквозь буйную растительность, подняться по обжитому роями насекомых склону и выбраться наконец из джунглей на высокое травянистое плато.

Самым примечательным в Д’лок-Алоке я считаю то обстоятельство, что Отряд не получил там ни одного новобранца. Это показывает, насколько мирно его население уживается с окружающей средой. И до некоторой степени характеризует Одноглазого с его покойным братом.

Что же они такого натворили? Подозрительно, что он избегал всяких разговоров о своем прошлом, о возрасте и происхождении, пока мы пребывали в джунглях, имея в проводниках Лысого с Хрипатым. Словно кто-то мог вдруг вспомнить пару подростков, что-то натворивших много лет назад.

Лысый с Хрипатым надули нас. Едва мы вышли за пределы их страны, они заявили, что ничего не знают о лежащих дальше землях. И пообещали подыскать пару достойных доверия туземцев. Лысый объявил, что поворачивает назад, невзирая на все предыдущие договоренности. Добавил, что в качестве посредника-переводчика нам и Хрипатого хватит за глаза.

Что-то ведь должно было случиться, чтобы он так поступил! Я не стал с ним спорить – он уже принял решение. Я просто удержал часть обещанного ему гонорара.

Пугало меня то, что Хрипатый намерен остаться. Этот тип оказался второсортным – как бы младшеньким духовным братом Одноглазого. Проказлив был примерно так же. Наверное, есть что-то такое в воде Д’лок-Алока. Хотя Лысый и прочие, встреченные нами, были, в общем, вполне нормальными…

Возможно, это мой личный магнетизм привлекает таких, как Одноглазый с Хрипатым.

В недалеком будущем нас, без сомнения, ожидало крупное веселье. Два месяца Одноглазый издевался над Гоблином и не получил в ответ ни единой шпильки. Когда гром наконец грянет, это будет потрясающе!

16
{"b":"233217","o":1}