Госпожу, похоже, это ничуть не трогало.

– Империя возвращается в русло обычной жизни. Войнам конец. В строгостях прошлого времени более нет нужды.

– То есть пора расслабиться?

– Отчего нет? Ты же громче всех жаловался, что за мир заплачено слишком дорого.

– Ну да. Но относительный порядок, защита прав граждан… Против этого я никогда ничего не имел.

– Как ты мил, Костоправ! Значит, мы были не так уж плохи?

Она и раньше чертовски хорошо знала, что я об этом думаю!

– Я, понимаешь ли, не верю в зло без примеси добра.

– Тем не менее оно существует. Зреет на севере, в серебряном клине, забитом твоими друзьями в ствол отпрыска древесного бога.

– Даже во Властелине может быть крупица хорошего. Предположим, он любил свою мамочку…

– Скорее всего, вырвал из ее груди сердце и съел. Сырым.

Я хотел сказать нечто вроде: «Но ты же была его женой», да только не следовало давать ей поводов для возвращения в Башню. Их и без того хватало с избытком.

Но я отвлекся. Я заметил перемены в мире Госпожи. Последней каплей стала дюжина людей, явившихся с намерением вступить в Черный Отряд. Все как один бывалые солдаты. А это означало, что мужчины, годные по возрасту для воинской службы, ныне не у дел. На войне были заняты все. Кто не носил серой формы, тот был в армии Белой Розы.

Шестерым я отказал сразу, а одного, с золотыми коронками на передних зубах, принял. Гоблин с Одноглазым, будучи самозваными распределителями имен, окрестили его Вашим Сиятельством.

Из остальных пяти трое мне понравились, а двое – нет, однако веских доводов за или против кого-либо из них не нашлось. Я был вынужден соврать, что все они приняты и пусть явятся на борт «Черных крыльев» к отплытию. Затем посоветовался с Гоблином. Тот обещал позаботиться, чтобы двое непонравившихся опоздали.

Вот тогда я впервые сознательно обратил внимание на воронье. Особого значения не придал, просто подивился: куда ни пойди, всюду вороны.

Одноглазый захотел поговорить со мной с глазу на глаз.

– Ты не пробовал сунуть нос туда, где остановилась твоя подружка?

Я уже устал оспаривать подобное определение Госпожи.

– А надо бы.

– Как-нибудь потом. И тебя с собой возьму. А что стряслось?

– А то, Костоправ, что это тебе не в жабу гвоздь забить. Трудновато будет туда пробраться, ведь Госпожа получила здесь целую армию. Куда бы мы теперь ни направились, с нами потащится и ее войско.

– Ну уж нет. Может, она и правит этими землями, но не Черным Отрядом. Ни один человек, не подчиненный мне, и только мне, не будет командовать этим формированием.

Одноглазый захлопал в ладоши:

– Замечательно сказал, Костоправ! Ну совершенно как Капитан! Даже вздыбился точно так же – громадный старый медведь перед атакой.

Я, конечно, оригинальностью не отличаюсь, но не думал, что могу быть уличен в плагиате.

– Так в чем дело, Одноглазый? Чем именно она тебя напугала?

– Не напугала, Костоправ. Просто осторожность не помешает. Видел ее багаж? Целый фургон барахла.

– Ну, с женщинами всегда так.

– Только вещи там не женские. Если, конечно, она не носит где-нибудь магических кружавчиков; тут уж тебе лучше знать…

– Магических?

– Что бы ни лежало в ее фургоне, оно содержит в себе заряд колдовства. И надо сказать, мощнейший.

– И что мне, по-твоему, делать?

Он пожал плечами:

– Не знаю. Просто решил, что ты должен быть в курсе.

– Колдовство – это твоя компетенция. Глянь хоть одним глазком… – тут я хихикнул, – и сообщи, если найдешь что-нибудь полезное.

– Костоправ, твое чувство юмора катится к черту…

– Да я в курсе. С кем поведешься… Еще мама предостерегала меня насчет таких, как ты. А сейчас пошел вон. Помоги Гоблину отвадить тех двоих или еще чем-нибудь займись. И держись подальше от неприятностей. Не то поплывешь за кораблем на буксире, в верткой и хлипкой шлюпке.

Вообще-то, чернокожему трудно позеленеть. Одноглазому это удалось.

Угроза подействовала. Он даже удержал Гоблина от излишнего озорства.

Здесь я, хоть и нарушая хронологию событий, упомяну четверых новых членов нашего Отряда. Это Ваше Сиятельство, Бадья (не знаю, почему его так нарекли, он пришел с этой кличкой), Рыжий Руди и Свечка. Последний тоже получил прозвище не от нас. История этой клички долгая и не особенно интересная, нет смысла приводить ее здесь. Новички вели себя тихо, под ногами не путались, выполняли всю грязную работу и приглядывались к нам. Лейтенант Мурген был счастлив – у него наконец появились подчиненные.

Наши черные стальные кареты прогрохотали по улицам Опала, наполняя раннее утро громом и ужасом. Гоблин превзошел самого себя. Вороные жеребцы на сей раз извергали из пастей и ноздрей огонь, а там, где копыта касались дороги, к небу вздымались языки пламени, угасавшего лишь после того, как мы уносились прочь. Горожане забились по норам.

Одноглазый, опутанный пристежными ремнями, трясся рядом со мной. Напротив нас, сложив руки на коленях, сидела Госпожа. Казалось, ее ничуть не волновала тряска.

Затем наши кареты разделились. Ее свернула к северным воротам, направляясь к Башне. Весь город сочтет, что она находится в этой карете, – таков был наш план. Потом карета должна исчезнуть где-то в малонаселенной местности. Кучер, получивший изрядную мзду, направится на запад, чтобы начать новую жизнь в одном из отдаленных городов на побережье. Мы надеялись, что след затеряется, прежде чем кто-нибудь спохватится.

Госпожа была одета броско и безвкусно – это чтобы ее принимали за путешествующую куртизанку, мимолетное увлечение посланника. Карета была набита ее вещами, а ведь Одноглазый доложил, что целый фургон багажа уже доставлен на борт «Черных крыльев».

Одноглазый сомлел, доверху накачанный особым снадобьем.

Столкнувшись с необходимостью плыть морем, он заартачился. Как всегда. Но Гоблин, издавна знакомый с повадками Одноглазого, все устроил. Лошадиная доза, подмешанная в стакан утреннего бренди, сделала свое дело.

Так с грохотом неслись мы пробуждающимися улицами, направляясь к морю, распугивая бредущих в порт грузчиков. Подкатили к самому краю большой пристани, взлетели по широченным сходням. Подковы загремели по доскам палубы, и тут мы остановились.

Я вышел из кареты. Капитан встретил меня со всеми подобающими почестями, не преминув злобно выругаться по поводу варварского обращения с палубой. Я осмотрелся. Четверо наших новичков были на месте. Я кивнул. Капитан заорал. Матросы разбежались по местам. Другие принялись помогать нам распрягать и расседлывать лошадей. И тут я заметил ворону, устроившуюся на самой верхушке мачты.

Маленькие буксиры с гребцами-каторжниками оттащили «Черные крылья» от причала. Тут заработали наши весла. Забили барабаны. Квинквирема развернулась носом в открытое море. Через час мы, пользуясь отливом, уже были далеко в проливе, и попутный бриз наполнил громадный черный парус. Оснастка корабля не изменилась после нашего плавания на север, хотя сама Душелов была уничтожена Госпожой, когда отбушевала битва при Чарах.

А ворона все сидела на своем шестке.

Для плавания через Пыточное море сезон был самый благоприятный. Даже Одноглазый признал, что путешествие прошло быстро и гладко. Мы увидели берилльский маяк на третье утро, а с полуденным приливом вошли в гавань.

Появление «Черных крыльев» подействовало на местную публику именно так, как я ожидал и опасался.

В прошлый раз, когда это чудище появилось здесь, скончался синдик, последний вольный доморощенный тиран этого города. Его преемник, которого назначила Душелов, стал имперской марионеткой. А уже его преемники имели должность губернатора империи.

Едва квинквирема подошла к причалу, гавань наполнилась чиновниками.

– Мокрицы, – сказал Гоблин. – Мздоимцы и бумагомараки. Крохотные подколодные насекомые, стыдливо прячущиеся от честной работы.