Однажды он уже встречался с капитаном. И сейчас, благодаря цепкой памяти, сразу узнал его:
— Милости просим, товарищ Сысоев, рад видеть во здравии! Чем могу служить? К нам ведь редко кто просто так припожалует, стало быть, вопросик какой-то имеется.
— Иначе чего же мешать людям работать?.. Меня интересует прописанный в вашем районе бывший морской офицер Константин...
— Зорин, — сразу подхватил Хумин. — Обретается такой, как же! И даже к нам наведывается. Правда, не всегда доброхотно, но захаживает. Сейчас мы его вам точно нарисуем... Соколов, зайди, пожалуйста, — сказал Хумин в микрофон пульта связи.
Почти тут же в кабинет начальника вошел рослый молодой человек в модном костюме с университетским ромбиком на лацкане. «Вот как времена меняются! Лет двадцать-тридцать тому человек с высшим юридическим образованием был в милиции — ого! Сразу в большие начальники выдвигался. А нынче — обычное явление», — с удовольствием отметил капитан, посмотрев на вошедшего.
— Вот товарищ из Комитета интересуется Зориным. Выдай, Вячеслав Иванович, объективную характеристику.
— Нет ничего проще, — ответил тот и «выдал»: — Зорин как офицер уволен в запас за пьянство. Поступил в рыболовный флот — уволен за пьянство. Устроился к речникам — уволен за пьянство. Поступил матросом на баржу портофлота — списан за пьянство. Ошивался в разных береговых службах, нигде тоже не задержался. Имевшуюся комнату, хотя и прописан в ней, фактически пропил, уступив квартирантам, сам обитает у собутыльников...
— В этом я уже убедился, — заметил Сысоев.
— Ну, что еще... Имеет широкие знакомства среди моряков и береговых работников порта. Перебивается поденными заработками... Уличался и подозревается в мелких нарушениях.
— Простите, что вы под этим подразумеваете?
— Именно мелкие. На какую-нибудь серьезную кражу или аферу он не пойдет. А на мелочевку польстится: подсобить спекулянту, обтяпать какое-нибудь левое дельце... Прямых улик сейчас нет, но подозрения имеются.
— Например.
— Ну, вот недавно. Пропил он с дружками довольно крупные для него деньги, а ни в каких кражах замешан не был и честных заработков не имел. Он постоянно халтурит: то машину в магазине разгрузить, то старые ящики на складе разломать, то еще что... Но там заработки — на бутылку, а тут посолиднее.
— Любопытно. А когда это было, поточнее? С кем он до этого...
— Понял. Видите ли, специально мы этим не занимались: дел у нас и без того хватает, так что... Но если нужно — поработаем, установим.
Где-то к обеду Сысоев заехал в госпиталь.
Открыв дверь, увидел в палате Лиду. В белом по фигуре халате и косынке она была тоже мила. «Во всех ты, душенька, нарядах хороша!» — весело подумал Сысоев, подавая ей знак молчать: сейчас он не хотел открывать Сергею их знакомство. Лида поняла.
— Разрешите?..
— Да, пожалуйста. Сергей, к вам пришли, — ответила Лида и вышла из палаты.
Сысоев приблизился к племяннику:
— Здравствуй, страдалец. Ну, как дышится?
— Спасибо, дядя Шура, дышу, — шепнул Сергей.
— Молодец. И врач тобой доволен... Ах, черт! Забыл шоферу сказать!.. — спохватился Сысоев и выскочил из палаты.
Нагнал на лестнице Лиду, сказал, чтобы она подождала его. Вернулся к Сергею.
— Сам догадался, ждет. Это тебе дары солнечного Кавказа, — положил на тумбочку апельсины. — Извини, Сереженька, я лишь на минутку заскочил и по делу. Тебе знакома эта физиономия?
Сергей посмотрел на фотографию: лицо «рыбного» моряка было уже изрядно потрепанным, но несомненно знакомым.
— Да, дядя Шура. Это тот самый, портрет которого я у Лиды видел. Только там он — офицером.
— Лида тут ни при чем, — отводя от нее удар, сказал дядька. — Это приятель подруги, у которой Лида поселилась. Подружка уехала, а снимок завалялся. Значит, точно? Тот самый. Добро. Я помчался, Сережа, дел много...
Дел и впрямь хватало. Поэтому, посадив Лиду в служебную «Волгу», Сысоев сразу повел беседу.
— Это очень удачно, что я вас тут встретил. Кстати, Лида, о Зорине я сказал Сергею, что это приятель вашей Катюши...
Лида посмотрела на чекиста и благодарно кивнула.
— Это так, к слову. А главное вот что. Мне нужен Зорин. Дома он не живет. Вы, вероятно, помните его излюбленные кабаки. Помогите, пожалуйста, найти его.
— Боже мой, допился! Докатился до...
— Нет еще. Он просто знает человека, который нас интересует, — пояснил чекист. — Только и всего. Поможете, Лида?
Она озабоченно молчала.
— А при чем тут Сер... Сафонов? — осторожно поинтересовалась она.
— Сережа? — Сысоев рассмеялся. — Понимаю: вы увязываете это с моим приездом в госпиталь. Так ведь Сережа мой племянник, почти сын.
— Вот как?! — обрадовалась Лида. — Ну конечно же, помогу. Только это вечером надо, попозже.
В их чекистском тандеме Сысоев, хотя и старший по годам, был подвижным и неутомимым, любил живую оперативную работу, а рано начавший полнеть Рязанов предпочитал «штабную». Вероятно, даже наоборот — поэтому он и начал полнеть. Но не в том суть. Главное то, что они отлично дополняли один другого и работали споро, ладно и дружно.
И сейчас Рязанов сидел за ворохом бумаг, папок, карт и альбомов. Посмотрел на вошедшего, снял очки и, щурясь, спросил:
— Набегался? С толком?
— Кое-что принес. Между прочим, Петрович, я еще занялся и Зориным. Ну, тем — бывшим офицером флота...
— А-а, — вспомнил Рязанов. — А какие, собственно, тому причины?
— Да прямых вроде бы и не было. Так, по наитию.
— Не имела баба хлопот!.. Впрочем, интуиция — суть не осознанная еще проницательность, подсказанная логическим анализом обстоятельств и предшествующим опытом... Ну, так что же этот Зорин?
— Сам по себе уже подонок. Типичный алкаш. Но что любопытно: последние и крупные деньги появились у него невесть откуда точненько в день подводного грабежа, вечером.
Майор кисло поморщился, потирая пальцами пухлую щеку.
— Водолазным делом он никогда не занимался?
Сысоев посмотрел на патрона огорченно:
— Напрямую тянешь? Ай-яй-яй. Нет-с, не занимался. И аквалангом тоже. И не может уже — спился. И с водолазами не знаком, и со спортсменами. А денежки все же заполучил именно в тот вечер. Как это тебе нравится?
— Чему ж тут нравиться? Вот что меня всегда умиляет, так это твое феноменальное умение в самый неподходящий момент принести какую-нибудь пакость! Вот, извольте: Зорин. Времени ни копейки, работы невпроворот, вероятность причастия мизерная, а прокрутить все же необходимо. Вот и крути сам!..
— И прокручу — с божьей, а лучше — с твоей помощью.
Рязанов извлек из распечатанного пакета две тонкие папки:
— Вот, пришли затребованные нами материалы. На, почитай свежие показания Федотова, а я само «Дело» посмотрю. Потом поменяемся.
Майор раскрыл «Дело по обвинению капитана III ранга Рындина», Сысоев — «Повторные показания Н. Н. Федотова», и оба углубились в уже далекое прошлое.
Названный Лидой не то Филиппов, не то Филимонов на деле оказался Федотовым. Учитывая распространенность этих фамилий, можно представить, каких трудов стоило чекистам одно это установление! А ведь нужно было не только установить, но еще и найти его! И это лишь малая толика всей работы чекистов.
Повторные показания Федотова дублировали прежние, подшитые к делу Рындина. А из дела вырисовывалась такая картина...
Командир корабля Рындин, выйдя в море с секретным заданием, тайно вызвал по радио на рандеву корабли врага. Встретясь с субмаринами Деница, принял на борт переодетых в советскую форму гитлеровцев, собрал «для важного сообщения» в салон свой экипаж и там запер его. А пока гитлеровцы разделывались с палубной и машинной вахтами, отбыл сам на подошедший миноносец «Мюнхен», который и завершил пленение советского корабля.
Далее Федотов по-военному кратко, без «лирики» описывал, как ему с тремя матросами удалось бежать, когда «Мюнхен» проходил близ берега. На суше беглецы тут же нарвались на гитлеровцев и были вынуждены разделиться. Какая участь постигла двух других смельчаков — Федотов не знал. Сам же он с матросом Кирилловым был схвачен и помещен в шталаг[8], где назвался тоже матросом. Вскоре бежал. И опять был схвачен. На этот раз его, как особо непокорного, отправили в глубокий тыл в специальный лагерь — каторжный. Но Федотову повезло: он дожил до освобождения. Их лагерь захватили американцы и тотчас перевели узников на «санаторный режим»: помыли, переодели и стали усиленно питать тушенкой и агитацией не возвращаться на родину. Русские и французы оказались особенно неподдающимися. Первому же представителю советского командования Федотов вручил рапорт о предательстве Рындина, а затем сплотил соотечественников в лагере и возглавил борьбу за немедленную передачу их советскому командованию...
