На "глубокой тайне от них" Евгений Петрович завершил пересказ слов Щадова и речь затем повел с произнесенной уже ранее цитатой из Гоголя:

— Так вот, в ночь с 5 на 6 марта 1953-го полковника Щадова и маршала Берию сам черт веревочкой связал. Маршал Берия, он же — член президиума ЦК партии, он же — зампред правительства, он же — министр МВД, обеспечил увольнение полковника Щадова из сталинской канцелярии и списание его с воинского учета как действующего офицера. Ему выдали паспорт, и он стал простым советским безработным. Но с бесплатной путевкой на курорт.

Сразу после похорон Сталина 38-летний полковник запаса Тихон Щадов отправляется в санаторий в Сочи. Занимает там отдельный номер и на второй день по приезду идет под вечер купаться в холодном еще море. Поплыл он по волнам и обратно не выплыл. Прохожий обнаружил на берегу его одежду и вызвал милицейский наряд. Персонал санатория одежду опознал, и был составлен протокол — полковник запаса Щадов пропал, вероятнее всего, утонул. Копию протокола из сочинского райотдела милиции переслали в Министерство внутренних дел, а оттуда сведения о пропаже бывшего особиста Сталина направили в первые приемные ЦК партии и Совета министров.

Полковник Тихон Лукич Щадов исчез. Исчез для Хрущева и Маленкова. А в ведомстве Берии появился некий сотрудник Тихонов. Он обитал в строго охраняемом дачном хозяйстве советской внешней разведки в подмосковной Малаховке. Он ежедневно нечто творил — стучал на пишущей машинке. Он часто звонил по телефону. Он, обросший густой черной бородой, иногда куда-то выезжал на присылаемой за ним машине со шторами. Он регулярно получал почту, доставляемую фельдъегерями.

Законспирированный Тихонов жил напряженной жизнью. После того, как в апреле 1953-го Берия арестовал генерал-лейтенанта Огольцова, которому в Министерстве госбезопасности была подчинена Токсикологическая лаборатория, Тихонов-Щадов не только составлял текст о беззакониях Хрущева и Маленкова, но и негласно контролировал следствие об использовании ядов не по заявленному назначению.

К лету 1953-го Тихонов-Щадов свои обязательства перед Берией выполнил. Есть лаконично-точный и убедительный перечень незаконных деяний двух партийных сановников, имеются и свидетельские показания о передаче ядов приближенным Хрущева и Маленкова. Проект доклада Берия на сессии Верховного Совета с доказательными обвинениями в тяжких преступлениях секретаря ЦК Хрущева и председателя Совета министров Маленкова был подготовлен к середине июня. И доклад бы в ближайшее время состоялся, и грянул бы гром для Хрущева с Маленковым. Но им кто-то из МВД раскрыл выводы следствия по ядам. Они впали в панику и с сумасбродного страха спешно-преспешно склонили партийную верхушку преступить нормы закона и здравого смысла. Расправились с Берией в июне 1953-го с абсурдным обвинением его в шпионаже в пользу Великобритании и намерении реставрировать в СССР капитализм.

Убийство Берии было и убийством Тихонова. Тихонов приказал долго жить. А человек с документом на его фамилию превратился в Тихона Лукича Щадова и летом 1953-го затерялся на просторах одной шестой суши. А поскольку он, Щадов, полковник запаса, официально считался пропавшим-утонувшим в море, в розыск его не объявили. Власть имущие об исчезнувшем особисте Сталина забыли, он им о себе никак не напоминал.

Евгений Петрович сделал краткую паузу и продолжил:

— Минуло семнадцать лет. Теплым июльским днем 1970-го шел по северо-западной Руси кортеж автомашин — лимузин ЗИЛ, черная "Волга" и два "жигуля" автоинспекции. В лимузине помимо водителя сидели трое — завотделом и секретарь ЦК КПСС Борис Николаевич Пономарев, говорящий по-русски коммунистический деятель из Европы и сопровождавший их в поездке первый секретарь обкома партии Иван Иванович. И тем днем все трое возжелали полюбоваться видом стоявшего на их пути старинного монастыря. Вышли они из лимузина, поглазели с горы-площадки на купола церквей и стены монастыря, и тут обкомовский секретарь Иван Иванович ни с того ни с сего заповествовал:

— Интересный у нас случай недавно приключился. Готовились мы отмечать 25-летие Победы. Наметили пригласить в столовую обкома на праздничный обед ветеранский актив области и трех фронтовиков, которые, как установило Министерство обороны, живут в нашей области и которым в войну не вручили присвоенных им боевых наград. Числа 5 мая на прием ко мне напросился областной военный комиссар и доложил:

— Один из фронтовиков, не получивший в 1942-м орден, прописан — в монастыре. Он — монах.

А потом спрашивает:

— Будем его звать на обед?

— Вопрос непростой, — стал я думу думать. — Обком КПСС отвечает за атеистическое воспитание. В наших партийных стенах, вроде бы, не должно быть места монаху. Но он же за Родину воевал, Родина воздала ему за боевые заслуги, и негоже отделять его от двух других фронтовиков, награды которых не дошли до них в свое время.

Монаху передали приглашение на праздничный обед. И что? Он его не принял: "Я не могу участвовать в партийных гулянках".

Ответ его меня насторожил — попахивал он враждебностью к партии. Но орден монаху полагался серьезный — орден Боевого Красного Знамени. Не вручить нельзя. Я велел облвоенкому выехать сюда, позвать монаха из монастыря в горисполком, выдать ему орден и навести о нем справки в районном военкомате. Отчет облвоенко- ма меня просто ошарашил: оказывается, антипартийно настроенный монах служил как полковник в секретном секторе ЦК партии — в канцелярии Сталина.

От сей невзначай выданной информации у Пономарева полезли на лоб глаза, и между ним и первым секретарем обкома Иваном Ивановичем возник совершенно неожиданный для последнего разговор.

Пономарев. Вы знаете, как звать этого монаха? Как его фамилия, имя, отчество?

Иван Иванович. Еще бы, знаю. Щадов Тихон Лукич. В монашестве — отец Тихон.

Пономарев. Я хочу увидеть монаха Тихона и потолковать с ним. Завтра вернусь сюда из санатория, приеду ровно в полдень в горисполком, а вы привезете туда монаха из монастыря.

Иван Иванович. Прошу прощения, Борис Николаевич, но отец Тихон может не согласиться поехать. Мне доставлять его в горисполком с милицией?

Пономарев. Он согласится. Только пусть ваши люди скажут ему, что с ним желает встретиться не секретарь ЦК КПСС Пономарев, а Борис Николаевич Пономарев, который сменил Соломона Абрамовича Лозовского на посту начальника Советского Информбюро. Вы запомнили, как следует передать предложение о встрече?

Иван Иванович. Запомнил.

После пересказа этого диалога Евгений Петрович встал из-за стола, прошелся по кабинету ресторана туда- сюда и оглядел сверху меня и Серегу:

— Да, друзья мои, чувствую — утомил я вас своим повествованием. Буду его в темпе, вкратце доводить до конца.

Он снова сел на свой стул:

— Вернемся в июль 1970-го. Монах Тихон приехал- таки в горисполком к секретарю ЦК Пономареву. Два единомышленника в прошлом, два некогда добрых товарища встретились спустя почти двадцать лет. Встретились с теплотой друг к другу. Расстались с прохладцей.

Тихон Лукич Щадов в монашестве, как выяснилось, следил за всем происходящим в СССР и мире. И от него входивший в высшее руководство страны Пономарев услыхал:

— Вы свергли Хрущева и прекратили его бессмысленные эксперименты в управлении — ликвидировали Совнархозы и разделение парткомитетов на городские и сельские. Хорошо. Но вы точь-в-точь восстановили сталинскую систему управления, которая самого Сталина не

устраивала. Вы заморозили эту систему, и ваш режим власти не может быть эффективным.

Вы сохранили верность реанимированному Хрущевым троцкизму. Вы — меценаты компартий Запада. Вы посадили на шею нашему народу так называемы социалистические режимы в Азии, Африке и на Ближнем Востоке. Вы пытаетесь распространить социализм там, где ему ни за что не прижиться, и тратите на это страшно великие деньги.