В конце концов все восходило к предательству. Необходимость доверия, реальность предательства превосходят проблему, с которой столкнулись ЦРУ и охотники на «кротов» в 60-е годы. Эти два фактора лежат в основе любых человеческих отношений.

С одной стороны, захватившая Энглтона навязчивая идея поиска «кротов» явилась поиском зла внутри организации. Явная параллель с поведением человека. В определенном смысле Энглтон и его группа охотников на «кротов» занимались изгнанием духов. В конечном счете они добились не меньших успехов, чем те, кто пытался заняться этим трудным ремеслом.

Джон Денли Уокер, видевший все это изнутри, но сумевший сохранить чувство сбалансированности, кратко охарактеризовал это таким образом: «Охота на «кротов», вероятно, все же больше способствовала защите советского агента, если таковой был, чем его разоблачению. В то же время, когда по каждому проводилось расследование, против каждого выдвигалось обвинение, настоящий «крот» посиживал да посмеивался».

26 мая 1989 года Питер Карлоу вместе со своей женой Каролиной прибыл на церемонию в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли.

Она проходила в зале совещаний на седьмом этаже рядом с кабинетом Уильяма Уэбстера, директора Центральной разведки, который наблюдал, как Ричард Штольц-младший, заместитель директора по операциям, вручал Карлоу медаль за особые заслуги.

Штольц, руководитель всех тайных операций ЦРУ, был ничем не выделяющимся человеком в очках в массивной роговой оправе. В своем темно-синем костюме и красном галстуке он мог бы сойти за директора страхового агентства, вручающего золотые часы служащему по случаю его ухода на пенсию[276].

Вместе с небольшой бронзовой медалью Карлоу вручили большую синюю папку из искусственной кожи с золотым гербом ЦРУ на лицевой стороне. Внутри на двух страницах помещался текст, прилагаемый к вручаемой медали. Над гербом ЦРУ с изображением орла и щита значилось: «Соединенные Штаты Америки». И далее: «Доводится до сведения всех, кто увидит эту награду: Настоящим удостоверяется, что директор Центральной разведки наградил медалью за особые заслуги Сержа Питера Карлоу за безупречную службу». Текст гласил, что «медаль вручается Карлоу в знак признательности за его более чем двадцатидвухлетнюю преданную службу в Центральном разведывательном управлении. Он отличался, занимая все более ответственные посты в штаб-квартире и за рубежом. На протяжении всей своей карьеры г-н Карлоу демонстрировал вдохновенные качества руководителя, оперативную мудрость и здравомыслие, отражающие его собственную репутацию, репутацию Центрального разведывательного управления и Федеральной службы».

Под текстом стояла подпись Уильяма Уэбстера.

Карлоу помнил Штольца: «Он был младшим офицером, когда я работал в Германии». И хотя Штольц никогда публично не фотографировался, в тот день присутствовал фотограф, чтобы запечатлеть церемонию. Позднее он напишет на цветном снимке: «Питеру Карлоу, в знак скромного признания выдающейся профессиональной карьеры замечательного джентльмена. Дик Штольц, 26 мая 1989 года». Карлоу повесил этот снимок на стену.

Помимо Штольца присутствовало новое поколение действующих лиц ЦРУ. Никого из должностных лиц, которые 26 лет тому назад изгнали Карлоу из Управления, на церемонии не было. Все они давно ушли.

Однако один из преемников Энглтона на посту начальника контрразведки, Гарднер («Гэс») Хатауэй, явился. «Думаю, он хотел посмотреть на меня, — сказал Карлоу. — Мы перебросились несколькими словами. Я испытал смешанное чувство, увидев его на церемонии»[277].

Затем состоялся вечер в Международном клубе в Вашингтоне на К-стрит, на который пришли многие старые друзья и коллеги Карлоу, уже вышедшие в отставку. Здесь были Траппер Драм из отдела технических служб, Рейд Денис с берлинской «базы», Питер Хейманн из Бонна и Ричард Хелмс.

«Каждый из них вздохнул с облегчением», — сказал Карлоу. Многие из его бывших коллег отказывались верить, что он нелоялен, но сомнения все же оставались до тех пор, пока директор ЦРУ не распорядился вручить Карлоу медаль.

Улыбаясь, один из людей ЦРУ поднял бокал и сказал, обращаясь к Карлоу: «Вы победили, вы одолели их».

Но в действительности Карлоу испытывал нечто другое. Не было ни горечи, ни гнева, но он 26 лет ждал этого дня. Когда в 1963 году он ушел из ЦРУ, ему исполнилось 42 года, а когда вернулся туда в 1989-м, ему было уже 63. Конечно, он добился успеха в частном бизнесе, да и ведомство выплатило компенсацию. Но охота на «кротов» украла у него целую жизнь, разрушила его карьеру, обвинила его в предательстве. Она лишила его возможности заниматься любимой работой, полезной для его страны, защищая которую он лишился левой ноги, но этого оказалось недостаточно. Питеру Карлоу пришлось пожертвовать еще и своей репутацией, и лучшими годами своей жизни.

Для Нью-Мексико характерен пустынный ландшафт. Холмистая большая пустыня к северу от Альбукерке отличается специфической красотой, красотой запустения. Среди бесплодных холмов лишь изредка встречаются кусты можжевельника да колючие кактусы.

У «Скотти» Майлера, живущего здесь, вдали от Лэнгли, была масса времени, чтобы окинуть взглядом прошлое. Он закурил сигарету и глубоко затянулся. «Хотелось бы, чтобы правительству каким-то образом удалось похоронить все это, потому что это несправедливо, — произнес он. — Если идешь работать в разведку, надо быть готовым к подобным расследованиям в отношении себя, поскольку не исключены какие-то заявления».

Не так-то просто приходилось и охотникам на «кротов». «Даже когда я вел расследование в отношении этих людей, я был обязан иметь с ними дело в повседневной практике». Это создавало «определенное неудобство».

Теперь, в ретроспективе, как он расценивает ущерб, нанесенный жизням и карьерам людей, которые были у него в руках?

«Прискорбно. Беспокоит, справедлив ли ты был. Прискорбно, что такое случается. Но приходится действовать целенаправленно, если есть достаточные основания для подозрений…Пытаешься защитить нечто большее, чем отдельную личность. Усваиваешь только одно — нет уверенности в том, кто может оказаться шпионом».

Майлер загасил сигарету и поднял глаза, «Насколько нам известно, никто из людей, в отношении которых мы проводили расследование, не оказался шпионом».

Значило ли это, что «крота» не было?

«Нет, я не сказал этого, — ответил Майлер. — Это значит, что мы не нашли такого».

Терраса дома «Скотти» Майлера смотрит на запад, в сторону Аризоны. На севере на горизонте вырисовываются горы Сангре-де-Кристо. В Нью-Мексико Майлер с женой приехал из Вашингтона в 1976 году, «чтобы скрыться от длинных рук комитетов по расследованиям».

На террасе дома Майлеры оборудовали кормушки для колибри, наполнив их подслащенной водой. Они любили наблюдать за этими крошечными созданиями, похожими на воздушных акробатов, которые быстро и шумно сновали вверх и вниз вокруг террасы. Но в 1988 году жена Майлера умерла, и он остался один в доме со своими воспоминаниями и колибри.

Сейчас колибри стало меньше, но они все еще прилетают к кормушке. «В хороший день, — сказал он, — их можно увидеть до двадцати пяти».

Почти десять лет тому назад мне довелось завтракать, как подобает, в неприметном ресторанчике в Вашингтоне с бывшим сотрудником секретных служб ЦРУ, с которым я познакомился и к которому проникся симпатией. Я уважал этого человека в силу многих причин, немаловажной среди которых была та, что он ни разу не сказал мне ничего такого, что могло бы оказаться неправдой.

Однако в тот день я подумал, что его безупречная правдивость, возможно, напускная до предела. Во время ленча он рассказывал мне, что некий советский перебежчик сообщил, что в ЦРУ действует проникший агент, фамилия которого начинается с буквы «К», и что этот факт бросил тень на многих сотрудников, причем один из них был вынужден подать рапорт.