«Голдберг был в Германии, — говорил Майлер. — Он же был перебежчиком»[176]. Он приехал из Советского Союза. Расследование проводилось не как прямой результат наводок Голицына, но его изучали в свете этих наводок, чтобы узнать, нет ли какой-либо связи. Начиная с 1958 года Голдберг завербовал Бориса Белицкого, корреспондента Московского радио, псевдоним «Вайр-лес», которого Носенко впоследствии разоблачил как двойного агента, действовавшего под контролем Москвы, и вместе с Гарри Янгом руководил его работой.
Не поэтому ли Голдберг попал под подозрение? «Одна из причин состояла в том, что он руководил Белицким, — сказал Майлер. — Голдберг работал в Германии. Были и другие вещи — операции, закончившиеся неудачно».
Все это время Голдберг работал по контракту, ему отказывали в предоставлении полного статуса штатного сотрудника, которого он добивался. В 1969 году он отправился в Чикаго с отделом внутренних операций ЦРУ для вербовки иностранных студентов. «С наступлением 1970 года меня должны были взять в постоянный штат, поскольку в Чикаго я исполнял обязанности начальника «базы», — говорил Голдберг. — Меня могли бы взять, если бы не эта неприятность». Начальник отдела внутренних операций сказал Голдбергу, что его повышение заблокировал «кто-то вне отдела». Голдберг, поскольку ему не давали ходу, в 1975 году вышел в отставку и уехал в штат Колорадо.
Типичным объектом для группы специальных расследований в этот период стал Вася Гмиркин, оперативный работник советского отдела. Яркая биография Гмир-кина была необычной даже для отдела, многие сотрудники которого имели корни, уходившие в шквал русской революции. Его отец раньше служил царским советником в Урумчи, в китайской провинции Синьцзян, граничившей с Россией. Когда началась революция, старший Гмиркин возвратился в Россию бороться с казаками против большевиков. Его отряд был изгнан в Китай. Губернатор провинции знал и любил его, он предоставил ему китайское гражданство и присвоил звание генерала. В 1926 году там родился Вася. Молодой Вася говорил на двух языках — русском и китайском. В 1934 году отец Гмиркина отправил свою жену, дочь и двух сыновей в безопасное место, в Тяньцзинь, близ Пекина. Вскоре после этого вступили войска китайской Красной армии, схватили и расстреляли отца Гмиркина. В 1941 году пятнадцатилетнему Васе и остальным членам его семьи удалось выбраться из Китая и эмигрировать в Сан-Педро (штат Калифорния). Он поступил на военную службу в ВМС и возвратился в Китай в качестве переводчика ВМС. В 1951 году Вася пришел в ЦРУ. После четырех лет работы в Лос-Анджелесе он был переведен в советский отдел в штаб-квартире ЦРУ. Одна из его обязанностей, которую он выполнял под прикрытием сотрудника госдепартамента, состояла в сопровождении советских работников сельского хозяйства в их поездках по Соединенным Штатам.
Работая в Африке и на Ближнем Востоке, включая Багдад, Гмиркин добился впечатляющих успехов, включая и вербовку одного сотрудника противоборствующей разведки. К 1968 году он был уже начальником направления в советском отделе. Но в этот год Дэвид Мэрфи, начальник советского отдела, уехал резидентом в Париж. В советском отделе его заменил Рольф Кингсли, выпускник Йельского университета и опытный работник спецслужб.
К этому времени фактически каждый сотрудник отдела русского происхождения находился под подозрением, и Кингсли предложил Гмиркину уйти; его карьера как начальника направления закончилась. На протяжении семнадцати лет Гмиркин не получал повышения. Непосредственные начальники рекомендовали его, но затем, как ему говорили, контрразведка накладывала свое вето.
Последние годы службы Гмиркина в ЦРУ стали воплощением парадоксальности целой эпохи. Для Гмиркина, хотя он и был жертвой охоты на «кротов», карьера закончилась на должности оперработника, руководившего Голицыным. Он работал с Голицыным с 1976 года в течение трех лет до выхода в отставку. И хотя он не принимал теорий Голицына, в личном плане сблизился с перебежчиком, помогал ему редактировать книгу и был одним из двух сотрудников ЦРУ, подписавшихся под предисловием. Вторую подпись поставил «Скотти» Майлер.
Одним из более чем странных эпизодов в анналах группы специальных расследований стало расследование по делу Аверелла Гарримана, продолжительная и блестящая карьера которого включала работу на постах посла в Советском Союзе, заместителя госсекретаря, члена кабинета министров и губернатора Нью-Йорка. Но для контрразведки Гарриман был одним из возможных советских «кротов» под псевдонимом «Динозавр»[177].
Неудивительно, что проверка дипломата-мультимил-лионера началась с Голицына. «Вследствие заявлений Голицына», подтвердил «Скотти» Майлер, группа специальных расследований решила, что «некоторые вещи, происходившие в то время, когда Гарриман находился у советских дел, следовало проверить». Когда Гарриман работал в Москве, Советы подарили ему герб Соединенных Штатов, в котором находилось подслушивающее устройство. Разве не могло это стать причиной для подозрения? «Конечно, — сказал Майлер, — тот факт, что он принял герб с подслушивающим устройством, было лишь малой толикой».
Но другой бывший сотрудник группы специальных расследований смог пролить больше света на это дело. «Гарриман был в Советском Союзе еще раньше, помогая ему строить заводы и тому подобное, — заявил он. — У Голицына есть сведения, что бывший посол США в Советском Союзе был близок с одной советской женщиной, у которой от него родился сын. И что Гарриман все еще привязан к своему сыну и, следовательно, завербован КГБ. Когда этот агент, предположительно Гарриман, приехал в Советский Союз с визитом, в Москве готовился к постановке спектакль по пьесе известного драматурга под названием «Сын короля». Гарриман присутствовал на премьере, пьеса была написана столь явно о нем, что он выразил сильное неудовольствие и добился, чтобы пьесу сняли».
Голицын даже вышел на сына. В 1956 году Гарриман написал книгу о поездке в Советский Союз, в которой выразил благодарность за помощь, оказанную ему сопровождавшим его человеком, которого Советы предоставили в его распоряжение, и Голицын пришел к заключению, что он-то и был его сыном[178]. В мире Энглтона, подобном Стране чудес Алисы, фантазия на тему операции «Динозавр» получила свою собственную жизнь.
Расследование продолжалось, несмотря на то что Эд Петти, сотрудник группы специальных расследований, установил, что в те дни, когда ставилась эта пьеса, Гарримана в Москве не было. Не эти сведения хотелось бы услышать Энглтону. Операция «Динозавр» подпитывалась также тем фактом, что в советских шифр-сообщениях, перехваченных в ходе операции «Венона», Гарриман проходил под двумя псевдонимами. «Одно из них было «капиталист», — вспоминал бывший охотник на «кротов». — Но это ничего не доказывает. Никакого дела. Советы давали кодовые обозначения всем и вся».
Фактически все наводки Голицына, независимо от их нелепости, тщательно проверялись группой специальных расследований. Ее сотрудников не страшил тот факт, что, согласно свидетельствам Джона Харта, Голицыну, их основному источнику, был поставлен диагноз — паранойя. «В ходе его отношений с Центральным разведывательным управлением, — свидетельствовал Харт в конгрессе, — он был обследован психиатром и отдельно клиническим психологом, поставившими диагноз — параноик. И я уверен, каждому это известно. Этот человек страдал манией величия. Ему позволили создавать широчайшие, фантастические заговоры…»[179].
Возможно, наиболее притянутой за уши была точка зрения Голицына относительно того, что китайско-советские разногласия, возникшие в конце 50-х годов, оказались не чем иным, как акцией КГБ, призванной ввести в заблуждение. Когда Энглтон предложил организовать встречу ученых и заслушать теорию Голицына, ее тут же окрестили «Конференцией на тему „Плоская ли Земля“»[180]. По мнению Голицына, советско-югославский разрыв был еще одним крупным заговором КГБ, как и «пражская весна» Александра Дубчека — неудавшийся мятеж, подавленный советскими танками, введенными в Чехословакию в 1968 году. Энглтон верил большинству этих глупых теорий.
