До отъезда из Хельсинки Логинов сообщил об этих встречах Ковичу и согласился остаться в качестве агента на месте. ЦРУ присвоило ему кодовое имя «Густо».
Спустя семь месяцев одно из первых сообщений, которые Голицын сделал ЦРУ, касалось существования Юрия Логинова, нелегала КГБ, фантастически владевшего английским языком. Голицын высоко оценил способности Логинова. Поскольку теперь Логиновым руководило ЦРУ, маловероятно, хотя и не исключено, чтобы Голицыну, перебежчику, сообщили, что Логинов завербован ЦРУ. Если бы Голицыну сказали об этом, это было бы нарушением всех правил шпионского ремесла.
Но в 1964 году Голицыну показали личное дело Ковича, и если он видел, что Кович находился в Хельсинки в середине мая, в то время, когда Голицын встречался с Логиновым, он мог уловить определенную связь. Голицын почти наверняка догадывался, что присутствие Ковича в Хельсинки было связано с Логиновым.
Дело Юрия Логинова — одно из наиболее спорных в истории ЦРУ. Именно его Управление долго пыталось замалчивать. Но до развязки еще оставалось пять лет.
Детство Логинова, сына партаппаратчика, проходило в Курске, промышленном городе, расположенном к югу от Москвы, а затем в Тамбове. Во время второй мировой войны семья переехала в Москву, и там, еще в школе, у Логинова проявились способности к иностранным языкам. В свои двадцать с небольшим он был принят на работу в КГБ и прошел подготовку для работы нелегалом. Во время нескольких выездов на Запад он после Хельсинки побывал в Париже, Брюсселе, Австрии, ФРГ, Бейруте и Каире.
Весной 1964 года, к тому моменту, когда Голицыну показали личное дело Ковича, уже другие оперативные работники — вначале Эдвард Ячниевич, затем Питер Капуста — руководили Логиновым. Кович приобрел славу своего рода «охотника за головами»: опытного сотрудника ЦРУ в резерве, которого можно послать в любую точку земного шара, чтобы взять какого-либо советского. В Берлине он женился на Саре Артур, секретарше на берлинской «базе». Теперь, в 1964 году, проведя в Вене три года, Кович с женой возвратились в штаб-квартиру.
Его не повысили в должности, как он надеялся, и казалось, что его карьера застыла на мертвой точке. Разумеется, он и не догадывался, что охотники за «кротами» со второго этажа сделали его новым главным подозреваемым, хотя и чувствовал, что что-то не так. Только по прошествии более десяти лет его официально уведомят, что его подозревали как советского агента. ЦРУ пришло к верному выводу — Ричард Кович не тот человек, которого можно смести с пути и забыть.
Были и другие, много других. Одним из попавших под стекло микроскопа контрразведки оказался Александр Соголов, большой шумливый оперативник русского происхождения из Киева, который имел несчастье быть известным в Управлении под именем Саша.
Именно о Соголове подумал Питер Карлоу, когда оператор полиграфа спросил его о «Саше», что заставило подпрыгнуть иглу самописца и еще глубже затянуть Карлоу в трясину. В России многие имена имеют уменьшительные, ласкательные формы, которыми друзья и члены семьи пользуются вместо более официального полного имени. Так, уменьшительная форма от имени Александр — Саша.
До Соголова, назначенного в 60-е годы на работу в штаб-квартиру ЦРУ после командировки в Германию, дошли слухи, что охотники на «кротов» в Лэнгли разыскивают какого-то «Сашу». Будучи в Вене, он облегчил свою душу Ковичу, который в то время служил в ре-зидентуре в Вене.
«Они собираются преследовать меня, — посетовал он. — Я в опасности. Говорят, его имя «Саша»».
«Черт побери, — успокоил его Кович, — расслабься. В Советском Союзе восемнадцать миллионов Саш». По иронии судьбы, Кович впервые услышал о поиске агентов проникновения в штаб-квартире. Он не знал, что сам под подозрением.
Саша Соголов родился в царской России в 1912 году в семье процветающего предпринимателя-еврея, поставлявшего обмундирование русской армии. У Соголова вошло в привычку рассказывать историю о том, как после революции его семья бежала в Германию, спрятав драгоценности в игрушечной палочке, которую дали ему. Семья благополучно добралась до Германии, но маленький Саша потерял палочку. По крайней мере именно так Соголов любил рассказывать эту историю[174].
В 1926 году семья Соголовых иммигрировала в Нью-Йорк, где Саша окончил финансовый колледж и юридическую школу Сент-Джонского университета. Наступили годы «депрессии», и Соголов, по словам одного из его коллег по ЦРУ, «некоторое время торговал машинками для ощипывания кур, пока его не избила кучка людей, ощипывавших кур вручную»[175]. В период второй мировой войны он служил офицером разведки армии США — вначале в качестве переводчика генерала Эйзенхауэра и генерала Патона, затем при Верховном командовании в Берлине. В ЦРУ он пришел в 1949 году и был направлен в ФРГ.
Поскольку Советский Союз был главным объектом для ЦРУ, оно нуждалось в людях, которые говорили по-русски. Многие сотрудники в советском отделе, подобно Соголову, неизбежно были русского происхождения, что только усугубляло подозрения охотников на «кротов».
А Соголов, несмотря на ироничные успокаивающие слова Ковича, все-таки находился под подозрением у группы специальных расследований. Он был славянского происхождения и служил в Берлине. Правда, его фамилия начиналась не на букву «К», но к этому времени контрразведка уже не придерживалась этой детали в описании «крота». Поиск агентов проникновения уже начал распространяться на другие буквы алфавита.
Хуже всего для Соголова было то, что его звали Саша. Во всем этом казалось невероятным, чтобы КГБ использовало псевдоним «Саша» для человека, чье настоящее имя тоже было Саша. Но это не исключалось, и в царившей в то время атмосфере контрразведка ни в чем не полагалась на волю случая.
«Мы смотрели его дело, — вспоминал Майлер. — Мы изучили операции, в которых он участвовал в Германии во время своего пребывания там». Группу специальных расследований, сказал Майлер, особенно интересовала «близость» Соголова с Игорем Орловым, вольнонаемным агентом ЦРУ русского происхождения, который работал на Соголова во Франкфурте в конце 50-х годов и теперь возник как последний подозреваемый.
Что касается Соголова, заявил Майлер, на него «ничего не нашли». Его не понизили в должности, утверждал Майлер, и не заключили в тюрьму, которая ждала другой добычи охотников на «кротов» из коридора «D». Но Соголов так и не достиг того уровня в Управлении, до которого надеялся дорасти.
Группа специальных расследований обратила свое внимание на Джорджа Голдберга, плотного, симпатичного латыша, уехавшего из Риги вместе с отцом перед приходом Красной Армии. Остальные члены его семьи — мать и сестра — погибли от рук нацистов. Голдберг, коренастый, сильный человек, водил такси в Чикаго, прилетел во Францию на планере со 101-й военно-воздушной дивизией в день начала военных действий, был ранен в голову и, истекая кровью, вдруг увидел направленное на него дуло немецкого автомата марки «шмайссер».
«На третий день войны они не брали пленных, — вспоминал Голдберг. — Я сказал по-немецки: «За что ты хочешь меня застрелить?» В этот момент в молодом солдате проснулись человеческие чувства. «Ты истекаешь кровью, — сказал он. — Подержи мой автомат, давай, я перевяжу тебя»».
«Моя война продлилась три дня. Остальную ее часть я провел в лагере для военнопленных 4В близ Лейпцига». Русские, освободившие Голдберга из немецкого лагеря, заставили его короткое время служить в Красной Армии в качестве переводчика. Он находился в советских войсках, когда произошла встреча с американскими войсками на Эльбе.
После войны Голдберг работал в армейской разведке, служил в Корее, в ЦРУ пришел в 1954 году. В 60-е годы он находился в Мюнхене и Бонне под армейским прикрытием. Но после его возвращения в штаб-квартиру группа специальных расследований начала проверять его без его ведома.
