Через три дня после последнего допроса в первом отделе Девятого главного отдела 27 марта 1987 года инженер В. умер в возрасте почти 81 года от кровоизлияния в мозг, наступившего одновременно с сердечным приступом. МГБ отправило материалы следствия о широкомасштабной и многолетней шпионской деятельности В. в архив.

Если Хильдегард Цикманн была «деликатесной шпионкой», то Бернда М. можно было бы назвать «шпионом-антикваром». М. родился в декабре 1942 года в Тале и был яркой личностью. Он был сыном певицы, не придерживавшейся строгих семейных правил. Плохие отметки в школе, детский дом, прерванное обучение на стеклодува — таковы были дальнейшие этапы его жизненного пути. Его отправили в трудовую колонию для несовершеннолетних, там он доучился до восьмого класса и стал учиться на земледельца и животновода. В 1960 году он один год проучился в театральной школе в Западном Берлине. В дальнейшем он нашел работу пескоструйщика, полтора года отслужил в армии, а затем работал звукооператором и осветителем в Берлинском кукольном театре, потом специалистом по звукозаписи в театре Фридрихштадтпаласт. В сентябре 1968 года М. был приговорен к двум годам тюрьмы за соучастие в незаконном прерывании беременности. Выйдя из тюрьмы, Бернд короткое время поработал водителем, затем стал перебиваться временными заработками и втянулся в нелегальную торговлю антиквариатом. В ней он и нашел свою страсть. В январе 1986 года он был задержан при попытке совершения нелегальной сделки с антиквариатом на транзитном автобане. Ему удалось спастись бегством, и несколько месяцев он прятался в Восточном Берлине. В июне 1976 года его арестовали при попытке перейти границы Чехословакии с ФРГ. В октябре 1976 года он снова был приговорен к двум с половиной годам тюрьмы, но в июле 1977 года в обмен на готовность сотрудничать с МГБ его досрочно освободили. Ему, наконец, удалось получить законную лицензию, и в 1978 году он открыл свой антикварный магазин в берлинском районе Панков. Но из-за укрывательства от уплаты налогов в декабре 1981 года его в очередной раз посадили на четыре с половиной года. Их М. отсидел полностью. Освободившись в июле 1985 года, он подал заявление на эмиграцию в Западный Берлин в целях воссоединения со своим сыном, который в 1981 году нелегально сбежал из ГДР в машине супруги одного французского дипломата. С французским послом и другими французскими дипломатами супружеская пара М. была хорошо знакома. Одновременно М. как неофициальный сотрудник МГБ «на дипломатической линии» добросовестно сообщал «Штази» о своих контактах с этими французами. В октябре 1985 года он с женой выехал в Западный Берлин и уже в сентябре 1986 года открыл там свой антикварный магазин на улице Курфюрстендамм.

Еще до эмиграции, в августе 1985 года М. познакомился с гражданином ГДР Экхардом Б. В лагере для переселенцев в западноберлинском районе Мариенфельде М. попробовал выйти на контакт с БНд, очевидно, по инициативе Б. Этот Б. еще раньше рассказал ему о некоем офицере ННА — сначала капитане, потом майоре, который был готов поставлять сведения, касающиеся своей части. Но вот чего М. не знал: Б. был одновременно неофициальным информатором МГБ, контактирующим с противником (под агентурным псевдонимом IMB Детлеф Нитше). Вплоть до этого момента нет никакого основания говорить о блистательной операции восточногерманской контрразведки. Ведь МГБ долго не могло узнать, занимается ли М. (теперь на него было заведено оперативное дело «Кукла») нелегальной контрабандой антиквариата, или прежде всего служит Западу как агент — особенно ввиду того, что было известно, что Бернд М. планировал совершить в ГДР и кражу антиквариата со взломом. Еще в 1986 году окружное отделение «Штази» в Хальберштадте ломало себе голову, «в какой степени действия и высказывания «Куклы» правдивы и объяснимы в плане разведывательной деятельности, или они служат частично или в целом лишь тому, чтобы поддерживать к себе интерес нашего информатора, которого он может использовать как контактное лицо в ГДР для своих частных целей (антиквариат)». Хотя госбезопасность все еще блуждала в тумане — или как раз поэтому, выяснение возможной шпионской подоплеки в действиях М. было специально форсировано. Потому Б. на следующих встречах с М. попытался разговорить того об его дальнейших действиях.

Со своей стороны М. в ноябре 1986 года встретился с одним сотрудником БНД в Нюрнберге. Пуллах проявил большой интерес к возможной шпионской работе офицера ННА и потребовал от М. запросить у его контактного лица, т. е. «Детлефа Нитше» больше информации. БНД якобы пообещала М. и Б. за успешную вербовку этого офицера премию по пятьдесят тысяч немецких марок каждому. Офицер, о котором шла речь, существовал на самом деле, но никогда не говорил с Б. ни о какой-то шпионской работе, и никогда не вступал в контакт с М., который встречался со своим связником Б. в ЧССР, и иногда на транзитном автобане в ГДР.

Несмотря на то, что М. своевременно почувствовал за собой слежку МГБ, он не отказался от своих контактов и продолжал использовать транзитные трассы. Позднее на допросах М. утверждал, что во время одной из встреч с Б. в придорожном кафе на транзитном автобане БНД даже вела контрнаблюдение (т. н. мероприятие «очистки», dry cleаn), заметив в результате слежку МГБ. Даже если это было не так, М., во всяком случае нюх не подвел. Его сотрудничество с Федеральной разведывательной службой было особенно рискованным не только из-за его яркого прошлого, но и потому, что ни со стороны сотрудников БНД, ни со стоны самого М. никогда не было прямого контакта с упомянутым офицером. Очевидно, в Пуллахе желание добиться большого успеха возобладало над здоровой осторожностью. Сегодня можно сказать, что 90 % внутренних источников БНД в ГДР в семидесятых и восьмидесятых годах работали на две стороны, то есть, одновременно служили и МГБ, участвуя в так называемых разведывательных играх против Федеральной разведывательной службы.

В номере журнала «Бурда Моден» весной 1987 года БНД поместила замаскированные задания, которые должны были быть переданы ему через М. и Б. Эта «шпионская инструкция БНД помимо наставлений офицеру по приему голосовых радиопередач и других важных для разведывательного сотрудничества указаний содержала подробные вопросы об интересующих западногерманскую разведку сферах, например о боевой технике, вооружении и боеприпасах, находившихся в месте службы офицера. К примеру, БНД требовала от него сообщить точное количество танков и БМП, грузовиков «Урал-375», «КрАЗ», «ЗИЛ» и «Татра», количество типов различных боеприпасов, противотанковых ракет и типов бомб».

13 апреля неофициальный сотрудник МГБ Б. должен был передать сведения М. Для этого они встретились в восемь часов утра в туалете придорожного кафе Цизар на транзитном автобане. Покинув стоянку кафе, антиквар был тут же арестован. Мотивом его с самого начала провальной вербовочной попытки, как установило МГБ, было был постоянно углублявшееся и после осуждения за неуплату налогов ожесточившееся презрение М. к ГДР. Рискованное продолжение своей деятельности в пользу БНД Бернд М. объяснял в разговоре с неофициальным сотрудником тем, что «он сам достаточно боится, но у него, мол, есть личные счеты с коммунистами, и только поэтому он ввязался в это рискованное и сложное дело. 10 ноября 1987 года почти 45-летний антиквар предстал перед военным трибуналом Восточного Берлина и по обвинению в военном шпионаже против ГДР и в изменнической передаче секретных сведений был приговорен к восьми годам тюрьмы.

В поисках международного признания ГДР времен Эриха Хонеккера после подписания с Бонном договора об основах взаимоотношений между ГДР и ФРГ, вступления в ООН и подписания Заключительного акта Конференции о безопасности и сотрудничестве в Европе обязалась в будущем учитывать правовые нормы. «Концентрированные удары» государственной безопасности, подобные проведенным в 1953–1955 годах операциям «Фейерверк» и «Стрела», приведшим к массовым арестам агентам и к их казни или длительному тюремному заключения после приговоров на политических показательных процессах, два десятилетия спустя стали уже невозможными. Борьба против шпионажа БНД обязательно должна была привести к результатам, пригодным для рассмотрения в судах, причем приговоры этих судов воспринимались бы международной общественностью как справедливые, по крайней мере, как отвечавшие нормам правового государства. Именно это оказалось для МГБ трудным. «Увеличившаяся скрытность шпионских действий, особенно что касается шпионов из «оперативной области» все больше усложняет сбор доказательств на территории ГДР». Так резюмировал этот процесс начальник Второго главного отдела. Но в новых политических условиях было необходимо, «чтобы при контрразведывательной защите военных объектов обрабатывались и собирались такие данные, содержание которых соответствовало бы составу преступления, предусмотренному Уголовным кодексом ГДР, и они могли бы быть с уверенностью использованы в качестве доказательств согласно законам ГДР».