5 сентября царь, изводимый своей женой, всецело подчиняющейся Распутину, сместил своего кузена, великого князя Николая, отправив его на Кавказский фронт, и объявил себя главнокомандующим. Беспокойство, которое вызывала в военных кругах очевидная некомпетентность государя в военных вопросах, улеглось, когда стало известно, что начальником штаба он назначил генерала Алексеева.

В середине сентября Брусилов отдал приказ 8-й армии переходить в контрнаступление. Железная дивизия пошла на Луцк, но так как не хватало снарядов, то взять город не удалось. На подмогу прибыли войска генерала Зайончковского, подчиненным которому оказался Деникин. Он поручил Деникину расчистить ему дорогу с помощью «тактической ночной артиллерийской подготовки». Скрепя сердце, зная, что этим он раскроет противнику свои позиции, Деникин израсходовал свои последние снаряды. На рассвете разведка донесла ему: «Мы окружены». Оставалось одно: взять Луцк.

В «Воспоминаниях» Брусилова, вышедших в свет в советской России, где он остался после гражданской войны, командующий 8-й армией рассказывает: «Деникин, не отговариваясь никакими трудностями, бросился на Луцк одним махом, взял его, во время боя въехал сам на автомобиле в город и оттуда прислал мне телеграмму, что 4-я стрелковая дивизия взяла Луцк».

Вслед засим Зайончковский донес о взятии им Луцка. Но на его телеграмму Брусилов сделал шутливую приметку: «… и взял там в плен генерала Деникина».

Через несколько недель русские войска оставят Луцк, и с середины ноября для 8-й армии начнется позиционная война.

Для Антанты, куда с начала войны кроме России, Франции и Великобритании входили также Япония (с августа 1914 года) и Италия (с 23 мая 1915 года), 1915 год не был счастливым. Конечно, франко-британские войска заставили немцев отступить при Артуа, а турки, присоединившиеся к Германии 3 ноября 1914 года, были основательно потрепаны русской армией на границах с Кавказом. Но проводимая под руководством Черчилля Галлиполийская операция окончилась катастрофой, под Багдадом турки разбили англичан, а франко-британским войскам, усиленным четырьмя русскими бригадами, высадившимся в Салониках как только Болгария приняла сторону Германии, не удалось справиться с противостоящими им немецкой армией и двумя болгарскими. Итальянцы не добились никаких успехов. Что касается одиннадцати сербских дивизий, они растаяли в сражениях с двадцатью девятью дивизиями Германии, Австрии и Болгарии. Пятьдесят пять тысяч уцелевших солдат и офицеров отправили, как и королевскую семью, на остров Корфу. Россия потеряла убитыми около миллиона человек. Офицерский корпус понес тяжелые потери, моральный дух армии был очень низким.

Деникин писал своей матери: «Газетные телеграммы мало вносят успокоения в Вашу жизнь — и нам не очень легко. Но невзирая на все наши невзгоды, на все временные неудачи — неотвратим и неизбежен, как судьба, один конец: полный разгром Германии.

Дивизия моя, хотя и переменившая несколько раз свой состав, все еще держится на высоте, созданной ее кровью и ее подвигами. Растаем в грозном бою и вновь возродимся…

Условия нашей домашней жизни вполне благоприятны (режим, жилье, питание), и здоровье мое едва ли не лучше, чем до войны. Только седина — результат всех наших волнений и переживаний — окончательно покрывает мою голову. Но это не беда.

Достаточно ли Вам содержания при теперешней дороговизне? Крепитесь, дорогая моя, не падайте духом и ждите спокойно конца наших злоключений.

От Вас около трех недель не имею ни строчки. Прошу Вас сейчас же телеграфировать, как только получите это письмо. Обнимаю».

Елисавета Деникина писала сыну очень редко. В письмах она рассказывала только о домашних делах, рождениях и смертях соседей и знакомых да беспокоилась о здоровье Антона. Однажды она все же сообщила ему новости об их старой знакомой Асе Чиж.

Антон ничего не знал о судьбе Аси с того самого дня, когда в желто-черном салоне с Седльце она призналась ему, что ждет любовь в образе большого и белокурого молодого человека. Эта мечта нашла свое воплощение. Она встретила Мишу Масловского, корнета 13-го нарвского гусарского полка. Масловский был крупным мужчиной с непокорными белокурыми волосами, небольшими усами, иронической улыбкой и неотразимым взглядом глаз небесной синевы. В течение нескольких месяцев молодые люди пережили время страстной любви и рассчитывали официально зарегистрировать брак, когда их разлучила война. Однажды в октябре 1914 года некто Николай Байков передал Асе последнее из ее посланных Мише писем: его нашли в кармане убитого Масловского.

Ася бросила исторический факультет в Петербурге (город в то время переименовали в Петроград), переезжала от тетки к дедушке и от дедушки к матери, переживая свое горе. Потом слез больше не стало, и она вспомнила о старом друге семьи, который «выводил» ее на прогулки, когда она училась в Варшаве, о полковнике, который, как она видела, был так смущен и тронут ее красотой, когда приехал к ней в Седльц. Она читала о нем в газетах, знала, что Антон Иванович теперь командует дивизией. Захочется ли ему, такому известному и знаменитому, получить весточку от той «маленькой Аси», которую он знает уже 20 лет? Но с чего начать? Ее мать, теперь мадам Иванова, собиралась в Киев и намеревалась нанести визит Елисавете Деникиной. Ася поехала с ней. Мать Антона, оправившаяся от болезни, очень рада была поговорить о своем сыне.

Все произошло, как она рассчитала. Ася рискнула пойти на маленькую ложь: «Я несколько раз писала Антону Ивановичу, но не получила ответа». Мать удивилась, обещала сделать сыну выговор за такую небрежность. Она сдержала слово, и получилось так, что генерал первым взял перо и написал письмо, адресованное Ксении Васильевне Чиж:

15 (28) октября 1915.

«Милая Ася!

Быть может, так нельзя обращаться? Но я иначе не умею. Мать писала мне, что я не отвечаю на Ваши письма… Если это было, я их не получал. И грущу. Потому что образ милой Аси жив в моей памяти, судьба ее меня живо интересует и я от души желаю ей счастья.

Жизнь моя так полна впечатлениями, что их хватит на всю жизнь. Горишь, как в огне, без отдыха, без минуты покоя, испытывая острые ощущения боли, скорби, радости и внутреннего удовлетворения.

Славная дивизия, которой — судьба улыбнулась — я командую 14 месяцев, создала себе исключительное положение: неся огромные потери, исколесив всю Галицию, побывав за Карпатами — везде желанная — то растаявшая, то вновь возрожденная пополнениями, исполняет свой долг с высоким самопожертвованием. Достаточно сказать, что в двух операциях, в сентябре и первой половине октября, взято ею до 12.000 пленных, 4 орудия, до 50 пулеметов и проч.

Здоровье лучше, чем в мирное время. Самочувствие — отличное. Но нервы истрепаны. И не раз в редкие минуты затишья мечтаешь о тех благотворных днях, когда кончится война (победой, конечно, — не раньше) и получишь нравственное право на… отдых. Отдых полный, ничем не омраченный: мир, покой — как хорошо. Счастье? Его почти не было. И будет ли? Но на покой я, кажется, имею право…

А до тех пор, до славного исхода кампании — полное напряжение сил, воли, мысли.

Асенька, милая, Ваше здоровье меня печалит, Ваша жизнь, насколько могу судить, не вошла еще в колею. Почему?

Напишите несколько строк. Буду рад искренне. Жду…»

10 (23) ноября 1915 года.

«Вспомнил…» — это неверно. Не забывал.

Но… сантименты не идут старому генералу, который по рангу должен представлять нечто важное, бородатое и хриплое…

Вы шутите в письмах своих, Асенька, а я за шутками вижу хмурое личико и мятущуюся душу. И вместе с Вами искренне желаю, чтобы неведомое мне на Вас свалившееся горе прошло мимо, чтобы там, действительно, оказалось «что-нибудь не так».

Распутица на время приостановила наши действия. Живем среди сплошных болот, среди обугленных развалин в скучном пустынном месте. Вместо кровавых боев — нудная позиционная война с ее атрибутами: заплывшие водой окопы и сырые холодные землянки. Непосредственно чувствуя пульс жизни, мы видим, что в рядах противника нет той нравственной силы, с которой он начал кампанию. В отбираемых у пленных дневниках — апатия, усталость, желание конца. Он не близок, он далек еще, но ясно чувствуется фатальная неизбежность поражения австро-германцев. И настанет новая светлая эра, если только кормчие сумеют уберечь страну нашу от внутренних потрясений.