— Тебе кого? — поинтересовался мужчина с мокрой головой, в махровом халате на голое тело.

— Нину.

— Я ее отец, — представился Виктор Тимофеевич. — А тебя зовут Василием?

— Да, — машинально ответил парень, абсолютно ничего не понимая. Главу семейства он видел впервые.

— Подожди минуту.

Мужчина скрылся в глубине квартиры, но сразу вернулся и сунул визитеру запечатанный конверт.

— Мне? — неуверенно протянул руку Груздев.

— Если ты Василий, бывший Нинкин жених, то тебе, — усмехнулся Колесников.

— Это именно я. Но почему бывший? — Виктор настолько растерялся, что не мог сразу сообразить, что происходит. — Мне бы поговорить с Ниной или хотя бы с Натальей Михайловной, — как-то робко попросил он.

— Они больше не живут здесь, — буквально огорошил его собеседник.

— Как не живут? Где теперь я их могу найти?

— С Натальей Михайловной мы сегодня официально развелись. — Чувствовалось, что сообщение данной новости Виктору Тимофеевичу доставляло немалое удовольствие. — Она уехала из города вместе с дочкой, а куда, мне не докладывали. — И очередной щелчок двери известил парня, что хозяину квартиры больше не о чем разговаривать с ним.

Василий вышел на улицу, до конца не веря в действительность происходящего. Он не знал об утренней встрече отца с его любимой девушкой.

Василий не заметил, сколько и в каком направлении он брел, очнулся в незнакомом месте, на какой-то захолустной улочке окраины города. Он сидел на придорожном бордюре, и редкие машины обдавали его пылью, а на небе светила полная луна. Только сейчас Груздев обратил внимание, что в руках у него конверт. Василий тяжело поднялся и направился к столбу с фонарем, который разбрасывал вокруг себя тусклый свет, достаточный для того, чтобы прочитать письмо.

Чтобы не ронять своей чести и гордости, девушка оставила такое послание, где уверяла, что не он, а она бросает его.

— Лицемерка, — произнес вслух парень и смял письмо, но не выкинул, а сунул его в боковой карман брюк. Домой Груздев-младший явился лишь под утро.

Неизвестность гнала от Николая Сергеевича сон, и он встретил сына бодрствующим, но вопросы задавать опасался.

— Водка осталась? — спросил Василий, ничего не объясняя.

— В холодильнике две бутылки «Смирновской», сейчас принесу.

Николай Сергеевич поспешил на кухню. Он принес одну бутылку водки, минеральную воду и на двух тарелках холодную закуску. Затем разлил спиртное по рюмкам и пододвинул одну сыну. Тот молча перелил горячительный напиток из рюмки в фужер и долил емкость уже из бутылки. Не произнося тоста и не чокаясь с Николаем Сергеевичем, на одном дыхании влил в себя содержимое фужера, даже не поморщившись.

— Тяжело мне, отец, — произнес он лишь спустя некоторое время.

— С Ниной поругался? — осторожно задал вопрос отец.

— Она меня бросила. — И сын, порывшись в кармане брюк, выложил на стол смятую бумажку.

Груздев-старший поставил рюмку, которую до сих пор продолжал удерживать в руке нетронутой, взял и расправил лист, пробежав глазами рукописный текст.

«Ничего, придет время, и я сам помирю их», — подумал он, а вслух сказал:

— А кто передал тебе письмо? Ее мать?

— Ее отец, а мать уехала вместе с дочерью.

Если бы Василий не был рассеян, то заметил бы, что при упоминании о Колесникове отец недовольно скривил губы.

— Они его бросили одного?

Этот вопрос интересовал собеседника в неменьшей степени, чем остальные.

— Они развелись.

И Василий рассказал все, что ему стало известно из короткого общения с Виктором Тимофеевичем, опять не заметив, как при этом внимательно и настороженно слушает его Николай Сергеевич.

— От кого, от кого, а от Нины подобного не ожидал, — напустил он на себя удивленный вид.

— Можно подумать, что я ожидал? Как гром среди ясного неба… — И сын замолчал, не закончив мысль.

— Плюнь на все и женись на богатой, — посоветовал отец.

— Верно! — воскликнул Василий. — За это стоит выпить. — Он разлил оставшиеся полбутылки водки по фужерам, поднял свой и произнес: — Не любовь, так богатство. — В этот раз сотрапезник одобрительно кивнул и поддержал сына. Через пятнадцать минут они распевали застольные песни, разбудив соседей, которые стучали в стены со всех сторон, но они их игнорировали.

Два часа сна хмель из головы Николая Сергеевича не выветрили, но бодрости немного добавили. Он взглянул на спящего сына, решил не будить его и отправился в ванную комнату. Прохладная вода несколько взбодрила. Мысли о еде вызывали тошноту, поэтому завтракать он не стал. Надел на себя белую рубашку, темно-синий костюм и галстук того же цвета, тщательно расчесал перед зеркалом волосы и отправился на работу.

Застав Татьяну Самойлову, болтающую с секретаршей, предупредил, что через пять минут сможет принять ее.

— Что-то шеф сегодня чересчур серьезен, — заметила Элен, когда тот скрылся за дверью своего кабинета.

— Никак с похмелья, — выдвинула версию собеседница. — Видала, какая у него опухшая рожа?

— Ну, поговорил с сыном? — поинтересовалась Самойлова, устроившись напротив Груздева.

— Поговорил, — кивнул тот. — У меня для тебя две новости: одна понравится, а вторая вряд ли. С какой начинать?

— Начни с хорошей. — Заговорщики настолько спелись, что общались теперь между собой, как давние знакомые.

— Сын согласен взять тебя в жены, можете завтра же подавать заявление в ЗАГС.

— Отрадно слышать, а ты боялся. Хозяин кабинета не ударился в полемику, а сообщил вторую новость:

— Колесниковы вчера официально оформили развод.

— Не может быть! — Самодовольная улыбка стерлась с лица собеседницы. — Наталья Михайловна обещала мне вообще не ходить на суд. Неужели без согласия обеих сторон и в ее отсутствие?

— С обоюдного согласия.

И Николай Сергеевич поведал причину, из-за которой Колесникова изменила свои планы.

— Брак Виктора Тимофеевича с моей мамашей нам лично не сулит ничего хорошего, а только добавляет головной боли, — недовольно заметила Татьяна.

— Всего не учтешь, — развел руками Груздев. — Но в ближайшем будущем они не распишутся.

— Почему?

— Начнут приходить траурные сообщения о родственниках Елены Ивановны. После двух таких сообщений ты негласно зарегистрируешь брак с моим сыном на основе оговоренного контракта.

— Теперь тянуть нельзя.

— Сам понимаю. Адреса брата и сестры твоего деда у меня есть, завтра же вылетаю в командировку.

— Ни пуха ни пера.

— К черту…

Петр Николаевич Миронов жил в свое удовольствие. Дети давно выросли и завели свои семьи. Они занимались бизнесом, помогал и брат Петра Николаевича, который хоть раз в год, но навещал близких родственников. Ольга Сидоровна, пожилая, солидная женщина, занималась с внуками, посвящая им все свободное время неработающей женщины. Свободному от семейных и коммерческих дел мужчине ничего не оставалось, как заниматься самим собой. Десять лет назад он увлекся парашютным спортом и совершил уже более тысячи прыжков. В свои пятьдесят два года он выглядел моложавым. Ростом и привлекательным лицом судьба не обделила его, поэтому женщины еще заглядывались на Миронова, немаловажную роль в этом играло и то, что в карманах у Петра Николаевича, что называется, звенело.

Однако в последние годы, кроме парашюта, для него ничего не существовало. Если время от времени он и встречался с какой-то женщиной, то их отношения носили мимолетный, а то и разовый характер.

Вот уже трое суток, как за Петром Николаевичем наблюдал Груздев Николай Сергеевич, и его спортивное увлечение не осталось для приезжего секретом. Свое алиби Груздев построил таким образом: выписал себе командировку в совершенно другой город, сделал там все дела, связанные с фирмой, а сюда приехал на поезде и снял квартиру, заплатив за целый месяц, чтобы не регистрироваться в гостинице. Причем командировку отметил с запасом. Теперь, лежа на диване и бездумно глядя на включенный телевизор, который работал вхолостую, так как абсолютно не интересовал его, Николай Сергеевич обдумывал план убийства.