В комнате на какое-то время воцарилось молчание.

Наконец автономник Олфес-Хреш встряхнулся.

— Гмм, — сказал он Хьюэн, — я думаю, нас опять никто не подслушивает и он отключился. Но, с другой стороны, то же самое я думал и в прошлый раз.

Ледедже, которая лежала на полу, раскинув руки и качая головой, вздохнула.

Хьюэн перевела взгляд с нее на Йайм и Химеранса.

— Очевидно, — сказала она, — есть такие вещи, которые мы не должны здесь делать и в которых не должны участвовать, либо исходя из принципиальных нравственных представлений, либо ввиду прискорбных обстоятельств реалполитики. — Она помолчала секунду. — И тем не менее.

— Я думаю, нужно взять эту картину Скаундерфаста. Нет, Джаскен, это Скундрундри. А Скаундерфаст вон там — фиолетовый с желтыми мазками. Я всегда считал, что Скундрундри переоценивают. И потом, если эти картины исчезнут, то те, что у меня в городе, будут стоить больше. Нольен, помоги господину Джаскену отнести это в верхолет.

— Да, господин Вепперс.

— И побыстрее.

— Да, господин Вепперс. — Он поднял целую груду старых мастеров и направился к концу длинной, округлой галереи, за ним двигался Нольен с таким же грузом. В доме стоял мрак, хотя и горело аварийное освещение, впрочем, не все световые приборы работали. Нольен — крупный глуповатый деревенский парень, работавший на кухне, — уронил одну из картин и теперь пытался ее поднять. Джаскен вернулся и ногой приподнял картину, чтобы парню легче было ее ухватить занятыми руками. Вепперс, вздыхая, наблюдал за этим.

Вообще-то он был немного разочарован в своем персонале и их преданности. Он предполагал найти в доме больше людей, обеспокоенных судьбой хозяина — ведь они в конечном счете все еще считали, что он мертв — и исполненных решимости спасти дом от окружающих и надвигающихся пожаров. А он обнаружил, что большинство из них уже бежало из дома.

Они захватили колесные транспортные средства, использовавшиеся в имении повседневно, и машины из личной коллекции автомобильной экзотики Вепперса, которую хранили и лелеяли в одном из подземных гаражей особняка. В имении оставалось еще и несколько верхолетов, но, похоже, они стали жертвами того же рассеянного излучения, которое вывело из строя местную связь.

Когда они вышли из верхолета, их весело приветствовал Нольен, и кто-то прокричал с крыши: «Как хорошо, что вы живы, господин!» или что-то в таком роде, когда они шли по двору. «Неблагодарные», — пробормотал Вепперс, выходя в галерею с самыми дорогими картинами.

— Через четыре минуты жду тебя в сейфовой комнате номер три! — прокричал Вепперс вслед Джаскену, который повернулся, держа в руках целую кипу картин, и кивнул. Вепперс думал, что они могли бы вырезать холсты из рам, как это делают воры, но это почему-то показалось ему неправильным.

Вепперс засеменил по галерее, потом по радиальному коридору к очаровательно высоким окнам (ой-ой, тут клубился дым и даже виднелись языки пламени, к тому же здесь было слишком темно для этого времени) и прошел в свой кабинет, сел за стол.

В кабинете горело неровное аварийное освещение и потому стояла полутьма. Он позволили себе горькую роскошь в последний раз осмотреть комнату, думая, как это грустно и в то же время как странно волнительно, что все это вскоре может исчезнуть. Потом он стал открывать ящики. Стол (питавшийся автономно, стол опознал его по запаху, а также по рисункам на коже пальцев и ладонях) производил тихие звуки — посапывал, похохатывал, подчиняясь ему; маленький знакомый оазис спокойствия и уверенности среди всего этого хаоса. Он заполнил небольшую кожаную дорожную сумку самыми дорогими и полезными вещами, какие ему попались. Последнее, что он взял, немного поколебавшись, была пара ножей в мягких кожаных ножнах, которые принадлежали его деду, а до этого — еще кому-то.

Ветер вроде бы стал усиливаться, судя по тому, как двигался дым в дальней стороне едва различимого регулярного сада. Но несмотря на весь хаос, царивший снаружи, звуки сюда почти не проникали — окна были многослойные, пуленепробиваемые. Он закрывал последний ящик, когда раздался слабый хлопок.

Он поднял взгляд и увидел высокого смуглого инопланетянина — тот стоял у закрытых дверей и смотрел на него. На мгновение ему показалось, что это посол Хьюэн, но это был кто-то другой — худой, со слишком прямой, болезненного вида спиной. На нем была одежда различных оттенков серого.

— Чем могу вам помочь? — спросил он; поставив сумку у ног, он запустил в нее руку и принялся шарить там. Другой рукой он сделал неопределенное отвлекающее движение. — Например, научить вас хорошему тону. Здесь, прежде чем войти, принято стучать.

— Господин Джойлер Вепперс, меня зовут Пребейн-Фрултеза Йайм Люйтце Нсокий дам Волш, — сказала фигура; голос ее звучал довольно странно — он был похож на женский, а слова явно не совпадали с движениями губ. — Я из Культуры. Я здесь, чтобы задержать вас по подозрению в убийстве. Вы пойдете со мной?

— Как бы мне использовать вот это? — сказал он, одним движением поднимая пистолет — инопланетную штучку — и нажимая на его спусковой крючок. Раздался громкий хлопок выстрела, в погруженном в сумрак кабинете сверкнула вспышка — и фигура исчезла в серебряном мерцании. Двери — а фигура стояла прямо перед ними — распахнулись на своих петлях, сорвались и повисли наискосок в коридоре за облаком поднявшейся черной пыли, в каждой из створок образовалась полукруглая дыра, по кромкам которой сверкали желто-белые искры. Вепперс посмотрел на пистолет — давний подарок джхлупианца Ксингре, — потом на все еще раскачивающиеся створки дымящихся дверей и, наконец, на пятно на ковре в том месте, где только что стояла фигура. — Гммм, — промычал Вепперс.

Он пожал плечами, встал, засунул пистолет за пояс, защелкнул замок сумки, помахал рукой, разгоняя зловонные пары, и направился к разбитым дверям, которые теперь занимались огнем.

— Джаскен.

Он услышал у себя за спиной женский голос, окликающий его. Аккуратно положив картины на пол верхолета, он повернулся. Нольен остановился в дверях и над кипой картин в его руках смотрел на молодую женщину, стоящую у дверей пилотской кабины. Возможно, его напугало вихрящееся плетение светлых линий татуировки на ее лице.

— Госпожа, — сказал Джаскен, кивая ей.

— Это я, Джаскен.

— Я знаю, — сказал он, неспешно повернул голову, кивнул Нольену. — Оставь это здесь, Нольен, больше ничего не надо. И уходи. Постарайся уйти как можно дальше от дома.

Нольен положил картины, помедлил.

— Уходи, Нольен, — повторил Джаскен.

— Слушаюсь, — сказал молодой человек и повернулся спиной к Джаскену.

— Ты позволил ему убить меня, Хиб.

Джаскен вздохнул.

— Нет, я пытался его остановить. Но по большому счету — да. Наверно, я мог сделать больше. И, наверно, я мог его убить, после того как он убил тебя. Так что я не лучше его. Можешь меня ненавидеть, если хочешь. Я не претендую на звание порядочного человека, Лед. И потом, есть еще такая вещь, как долг.

— Я знаю. Я думала, что ты испытываешь ко мне что-то в этом роде.

— Но первейший мой долг — перед ним, нравится это нам или нет.

— Потому что он платит тебе, а я всего лишь позволяла тебе трахать меня?

— Нет. Потому что я связал себя обещанием служить ему. Я никогда не говорил тебе ничего такого, что противоречило бы этому.

— Да, не говорил, верно? — Она улыбнулась ему едва заметной улыбкой. — Наверно, я должна была заметить это. Как это корректно с твоей стороны, хотя при этом ты… тайком пользовался его собственностью. А все эти словечки нежности — как много я для тебя значу, на что мы можем надеяться в будущем. Ты эти свои слова взвешивал потом, обдумывал? Пропускал их через юриста в твоей голове, отыскивал в них нестыковки?

— Что-то в этом роде, — сказал Джаскен, встречаясь с ней взглядом. — У нас не могло быть никакого будущего, Лед. Во всяком случае такого, которое ты себе воображала. Так, перепихнуться несколько раз у него за спиной, чтобы никто не засек, пока одному из нас это не наскучило бы или пока он бы не дознался. Ты была обречена вечно оставаться в его собственности, неужели ты этого никогда не понимала? Мы бы никогда не смогли убежать вдвоем. — Он опустил глаза, потом снова посмотрел на нее. — Или ты хочешь мне сказать, что любила меня? Я всегда думал, что взяла меня в любовники, только чтобы отомстить ему и иметь поддержку, когда надумаешь бежать в следующий раз.