При всем своем желании Тайлер не мог уследить за всем. Обнаружив мертвецки пьяного мясника Бучера, уснувшего возле расколоченной бочки, он велел немедленно разыскать командира.

— Скажи своим приятелям, Джек, что нам не нужны пьяницы и дебоширы, — гневно процедил сквозь зубы. — Через час мы выступаем.

— Как, разве мы не имеем права малость отдохнуть и развлечься?!

— Ни отдыха, ни веселья. Плохо же ты понимаешь войну за справедливость… Даю тебе час на сборы, Джек Строу. Пьяниц, пока не проспятся, в погреб. За разбой спрошу с тебя. Помни об этом.

— Разбой? — клокоча от гнева, переспросил Строу. — А это ты видел? — указал он на обезглавленное тело.

— Правильно поступили, — помедлив, словно бы нехотя одобрил Тайлер. — Ворам нет среди нас места. И с пьяным разбоем надо кончать. Это наша земля, и здесь живут наши люди. Ты их защитник, Джек, а не кондотьер, ворвавшийся в неприятельский город.

— Уил! — считая, что разговор закончен, Тайлер подозвал молчаливого Хоукера. — Поставь здесь охрану. Деньги пересчитать. Муку и продовольствие в обоз, пшеницу продать крестьянам по самой низкой цене.

— А деньги куда?

— Сдашь на хранение мэру.

— Пусти лису в виноградник! — Хоукер разочарованно присвистнул. — Магистратским крысам только того и надо.

— Они принесли присягу, Уил, — напомнил Тайлер. — Кентербери теперь наш город, — он смущенно улыбнулся. — Ты хоть понимаешь, что это значит?.. Все графство в наших руках!

— Не верю я королевским чиновникам, Уот, хоть убей!

— За короля и общины, — строго напомнил Тайлер. — Ступай.

Перед тем как протрубить поход, Тайлер собрал командиров.

— Все готовы? — он каждому глянул в лицо. — Ты, булочник Кейв?.. Ты, Джон Цирюльник? Добрый Каменщик? Твои люди, Джек Строу?

Все подтвердили готовность.

— Теперь на Лондон! — он выдержал паузу, давая прочувствовать важность момента. — Прошу не задерживаться по пустякам. Чем скорее овладеем столицей, тем вернее добьемся своего. У кого есть вопросы?

— Какой дорогой, Уот? — спросил Джон Шерли.

— Как сюда шли: через Мейдстон и Рочестер.

— А как быть с изменниками королевства? — запальчиво выкрикнул Строу. — Прикажешь обойти Крессинг? Маноры Гонта?

— Если ты не понял, Джек, я еще раз повторю: Лондон прежде всего. Изменники окажутся там, как в мышеловке. Кара их не минует… А с челядью или, там, семьями воевать негоже. Помните, братья, идем мы через родную страну.

В тот же день — первый после троицы понедельник — восставшие жители Эссекса штурмом овладели крепостью Крессингтемпл. Логово «разбойника Хоба», где хранилось оружие госпитальерского капитула и годовой запас продовольствия, было обращено в руины.

Разгромом руководил Ричард Дин, бейлиф Ганнингфилдской сотни. Он начал с того, что собрал под страхом смерти всех мировых судей в церкви, где заставил их на Евангелии принести священную клятву. О верности королю и общинам в ней, однако, почему-то не упоминалось. Напротив, Ричард Дин со всей ясностью заявил, что идет войной на короля:

— Сначала возьмем Крессинг, — объявил он свой план. — Потом ударим на Бекингэм. Перебьем всех лордов и спалим их замки, а уж после отправимся в Лондон. Там уже нас дожидаются верные люди.

Напуганные событиями в Брентвуде, судьи не посмели возразить и послушно присоединились к ополченцам и вольным братьям из Ретингдонского леса.

Крепость сдалась без боя. По такому случаю было выпито три бочки вина. В разгар пира, который длился всю ночь, судейские дали деру.

Особых ценностей в усадьбе не обнаружили. Все, что только можно, лорд-казначей увез с собой. Оружие и сорок тысяч локтей сукна из Арраса крестьяне честно разделили между собой.

Опустошив подчистую погреба и подвалы, Дин, как намеревался, сжег усадьбу королевского дяди и взял прицел на столицу. Страшная весть о приближении дикой орды, которая уничтожает все на своем пути, оставляя мертвое, выжженное пространство, разнеслась с быстротой урагана. И хотя никто не мог перечислить имена жертв или хотя бы назвать их приблизительное число, паника овладела всеми, от мала до велика. Не только лорды и причастные к налогообложению лица, но и самые незначительные чиновники спешили убраться куда подальше. Одни опасались за жизнь и имущество, другие боялись оказаться втянутыми в преступную авантюру.

— Идти войной на богом данного короля? — перешептывались, пугливо озираясь. — Да это хуже, чем бунтовать против бога.

Но Ричард Дин уже не настаивал на первоначальном намерении. По мере продвижения к Темзе к ополчению присоединялись беглые работники, вечные подмастерья, странствующие рыцари, у которых не было за душой ничего, кроме заржавленного меча. Большинство видело в Ганнингфилдском бейлифе важного посланца «Большого общества», а некоторые божились, что он-то и есть тот самый вождь, о котором возвестил знаменитый колчестерский проповедник, — Джон Правдивый.

Дин не открещивался, но и не подтверждал слухов, чем лишь способствовал их распространению.

Летели ночи к вершине лета, хмельные ветры ласкали вереск. Каждую былинку, каждый листок пронизывал ток планетных вихрей. Убыстрялся круговорот живительных соков. Зелейные травы и корешки запасали чудодейную силу.

За старой Эстрильдой, что жила в границах манора эрла Уорика, поблизости от дороги на Блекхиз, давно утвердилась репутация доброй колдуньи. Лестные слухи насчет тайного искусства ее ходили по всему графству Серри. Были у нее благодарные пациенты и в самом Лондоне.

В Саусуарке, где обреталась Безумная Гвенделон, внучатая племянница знаменитой знахарки, многое могли бы порассказать про целебные отвары и порошки, которыми старуха пользовала свою весьма разношерстную клиентуру. Местные волоокие жрицы в тонких туниках с соблазнительными разрезами и знаком ремесла на плече не чаяли в ней души, чуть что, сломя голову кидались со своими секретами. И не было случая, чтобы Эстрильда кому-то отказала, не помогла.

Помимо врачевания плоти она щедро отпускала склянки с любовным эликсиром, гадала на далекое и близкое, отыскивала пропажу. Ведомо было ей и чуткое ремесло водознайства, и всякие иные таинства, вроде птичьего языка и магнетизма камней. При всем при том никто из честных людей не посмел бы упрекнуть Эстрильду в служении темным силам. Она не торговала отравой, не наводила порчу. Даже речи о таких вещах не могло быть. Точно так же никакие уговоры не могли заставить ее войти в горницу, где уже побывали важные господа в беретах и замшевых рукавицах. Дипломированных медиков, чьи наветы убивали вернее хирургической пилы, она страшилась пуще черта и не бралась исправлять чужие грехи.

Впрочем, никто б не посмел, положа руку на сердце, засвидетельствовать подлинное отношение старой Эстрильды к князю мира сего. Вполне возможно поэтому, что как раз черта, в отличие от эскулапов, она-то и не боялась. Во всяком случае, в церкви ее не видели. Уж это-то абсолютно точно и уж наверное неспроста.

Всему, однако, рано или поздно приходит конец. Эстрильда, поднимавшая мертвых из гроба и возвращавшая молодость, состарилась. Сначала ей стало невмоготу обрабатывать свои восемь акров, и она за гроши сдала землю в аренду соседям, потом сделались обременительными и далекие прогулки по лесам и болотам.