Нефедов заметно бледнеет и начинает дергаться.

— Как вы смеете называть меня лжецом? Я офицер! Офицер никогда не лжет. — Все это Нефедов произносит с пафосом, почти декламирует. Он старается разыграть возмущение, вскакивает, размахивает руками.

Но стоит Вере Петровне презрительно усмехнуться, как весь нефедовский запал мигом исчезает и он понуро опускает голову.

И снова зал с лепным потолком. Снова на допросе смертельно бледный, истерически дергающийся поручик Нефедов. Он то театрально рыдает, то произносит высокие фразы о долге и чести, то вдруг о чем-то униженно молит. А главное, виляет, виляет, виляет: скажет слово и тут же отречется от него.

Но Вера Петровна не унывает. Она чувствует, что представляет из себя этот тыловой вояка. Долго он не продержится. Олькеницкий был прав — у Нефедова «кишка тонка».

У подследственного задергалась щека. Как бы в оправдание он сказал:

— Нервный тик, знаете ли, контузия.

— Приобретенная в тыловых сражениях?

— Что, не верите? — Когда Нефедов спросил это и ждал ответа, глаза его настороженно перебегали с Веры Петровны на Олькеницкого. Щека задергалась сильнее.

— Не верю! — отрезала Вера Петровна.

Нефедов вдруг тонко, голосисто, по-бабьи завыл. «Притворяется», — пишет на клочке бумаги Вера Петровна и незаметно подсовывает Олькеницкому. Тот одобрительно кивает головой.

— Выпейте воды, — предлагает Олькеницкий.

— Покорно благодарю.

Нефедов пьет из кружки большими, жадными глотками, а руки, его руки с веснушками и рыжими волосами, дрожат.

В спокойной обстановке, в дамском обществе — другое дело: там он герой, любые опасности ему нипочем, а тут… Чека — не родная тетка. Нефедов знает: по головке здесь не погладят. Мысленно он давно проклинает себя: зачем только втесался в этот дьявольский заговор? Кто просил его лезть в эту авантюру. Карьеру собрался сделать, а что вышло?

Теперь, задумываясь над возмездием, он холодеет от страха и снова выпрашивает, вымаливает себе жизнь.

— Меня не расстреляют? — шепчет он. От трусости у Нефедова вибрирует голос. Ему трудно говорить: во рту пересохло, он лихорадочно облизывает губы и умоляюще смотрит то на Веру Петровну, то на этого «чахоточного».

В ответ Вера Петровна пожимает плечами.

— Сохраните мою молодую жизнь, — кричит он с мелодраматической хрипотцой в голосе. — Если только пощадите меня, расскажу обо всем, обо всех, ничего не скрою. Честное слово офицера!.. Клянусь вам.

— Ну и типус, — делится Вера Петровна своими впечатлениями о Нефедове с Фроловым. — Гадлив, шкодлив, наследил, напакостил, а отвечать не хочет. Другие пусть за него на смерть идут.

— Ради спасения своей шкуры он выдаст кого угодно, и с потрохами даже. Родную мать и ту не пожалеет, — резюмирует Фролов.

— Хватит с нас мелодрамы, Нефедов. Мы сыты по горло вашими заверениями, клятвами, игрой в принципиальность и порядочность. Нам ясно, кто вы и чем занимаетесь. Своей бездарной игрой вы ровным счетом ничего не измените.

— Если вы гарантируете мне жизнь, то…

— Мы не покупаем совесть, гарантии не даем.

— Пощадите, смилуйтесь, — почти задыхаясь, перебивает Нефедов. — Я согласен… Я буду говорить.

Истерика подходит к концу. Нефедов начинает рассказывать. Да. Как будто существует что-то вроде заговора. Они (заговорщики) ориентируются на генерала Алексеева. Цель — свергнуть большевиков. Руководство как будто из Москвы. По слухам, организация контактируется с Савинковым. Вот у Савинкова, говорят, целое подполье. Принцип построения организации — «пятерки». Каждая «пятерка» для конспирации связана еще только с двумя. Сам Савинков будто в Москве. Он побрился, носит красные гетры и костюм защитного цвета…

Что касается участников заговора, то тут Нефедов вопреки обещаниям несловоохотлив.

— Я вам все начистоту выложил, — заявляет он.

Вера Петровна усмехается:

— Все это нам известно и без вас, — нарочито подчеркивает она. — Самое главное — кто в заговоре? Говорите, и поскорее. От этого зависит оценка вашего поведения на следствии и вашей искренности.

Но Нефедов позирует: выдавать коллег он, видите ли, не станет, а только будет добросовестно подтверждать, если у него спросят о том или другом участнике, заговора. Он убежден, что это не встретит возражения у следователя. Ведь следователь понимает, что иначе офицер не может поступать. Это «неэтично», «неблагородно».

Но игра в благородство очень скоро кончается. Нефедов называет состав не только своей «пятерки», но и еще двух участников смежных «пятерок». Постепенно Нефедов раскрывает имена всех известных ему участников заговора.

Нефедов рисуется. На вопрос Олькеницкого он заявляет, что никаких претензий и неудовольствий по поводу своего пребывания под стражей не испытывает; что только теперь он убедился воочию, что разговоры о том, что в чека будто бы «как в ступе толкут» и «шкуры сдирают», — выдумки и враки. На самом деле обращение самое вежливое, внимательное, корректное. Нефедов даже на пищу не в претензии: хотя не очень вкусно, но зато всегда имеется.

Как дворянин и, стало быть, человек интеллигентный, он вовсе не противник Советской власти. Только поначалу как следует не разобрался, и то потому, что всякие поповичи да купчишки, вроде Сергея Сердобольского, с толку сбивали.

Сергей Сердобольский! О нем Нефедов спокойно говорить не может. Сердобольский, в его изображении, и любитель пьяных оргий, и стяжатель, и денег у него куча (золотых, разумеется). Вот кем бы заинтересовалась губчека.

А сам Нефедов, если к нему с душой, с доверием отнестись и дать возможность быть на свободе, он уж постарается: все разузнает, все сообщит. Ведь он тоже из-за куска хлеба служил, в преследовании рабочих и крестьян участия не принимал.

— Я готов вам помочь, только сжальтесь надо мной, и я исполню все, что прикажете.

Жалкий, беспомощный Нефедов готов ползать на коленях. Подобострастие Нефедова не вызывает доверия. Такие могут и подвести и себе в угоду погубить невинных.

Вера Петровна считает, что офицерская бравада, вера в безнаказанность, водка, разврат, карты — все это разрушило изнутри строго задуманную конспирацию. Заговорщики были излишне откровенны между собой. Они теперь вынуждены выкладывать все, что знают…

Вслед за Нефедовым признается младший Сердобольский, Дмитрий. Он тоже участник заговора, но менее активный, чем брат и Нефедов, поэтому менее информирован.

За Нефедовым и Сердобольским признаются еще некоторые офицеры. Одна «пятерка» тянет за собой другую.

Количество арестованных растет. Рассаживают их в комнатах окружного суда под охраной рабочих-большевиков порохового завода. Держать офицеров в городской тюрьме небезопасно: там некоторые надзиратели сочувствуют заговорщикам.

Следствие продолжается. Другие офицеры тоже заговорили…

— Как скорпионы в банке друг друга поедают, — говорит Вера Петровна.

Но при этом каждый старается выгородить себя. Кое-кто рисуется. Послушать их: они — сами «революционеры», и с каких пор!

Нефедов совсем разошелся. Ему, вероятно, захотелось вызвать сенсацию. На очередном допросе он заявил:

— Хочу полностью разоружиться. — Нефедов с опаской оглядывается по сторонам и конфиденциально шепчет: — Да, могу сообщить, но только под строгим секретом, имя самого главного руководителя губернской организации. Это генерал Попов, начальник штаба.

С кем блокируется организация? И об этом можно рассказать. Она связана с «Союзом защиты родины и свободы».

Нефедов объясняет, почему он решил все открыть: очень просто. Потому, что к нему подошли с душой, с сочувствием, нашли дорогу к его сердцу.

«Подхалимничает», — думает о нем Вера Петровна.

Все показания Нефедова подлежат проверке. Она приступает к перекрестным очным ставкам. И они не только подтверждают показания Нефедова, но проливают свет и на новые, неизвестные до сих пор обстоятельства.

Оставалось узнать место расположения склада с оружием, предназначенным для восстания.