Что за шесты у соседа Хочбара?
Разве он шейх? Или все мы обмануты?
Нет у Гимбата к циркачеству дара,
Так почему же канаты натянуты?
Прямо направлены к небу, не так ли?
С кем же сосед мой решил разговаривать?
Иль на канате, висящем над саклей,
Славу танцора он хочет оспаривать?
Может быть, он телефон себе ставит?
Что же его мы не спросим, хозяева?
Может быть, он телеграф себе ставит?
Нет, в небеса вознеслись провода его.
Может, полна голова его вздору?
Может быть, думая: это – безделица,
Новую хочет он строить контору?
Впрочем, быть может, нужна ему мельница?
Или пред нами – невиданный провод,
Лампа берет от него электричество?
Или – найдется для этого повод —
Звезд пожелал он измерить количество?
Трудно Гимбата невеждой представить:
Там, на заводах, увидел он многое.
Техник его навестил неспроста ведь…
Лучше отбросим суждение строгое.
Вот и Гимбат появился с друзьями.
«Доброе утро! Быть может, откроешь ты —
Мы разобраться не в силах тут сами, —
Экое чудо над саклею строишь ты?»
«Э, кунаки, не мое это чудо,
Выдумка техники необычайная,
Чтобы стекались в Хунзах отовсюду
Новости непознаваемо-тайные».
«Шест да канат… Это даже обидно.
Не понимаем такого мы довода.
Что ты? Столбов на дороге не видно,
Как же придет телеграмма без провода?»
«Слушайте: музыкой слух оживится.
В дальней Москве заиграет гармоника
Или споет в Ленинграде певица, —
Голос дойдет до любого поклонника.
Тот, кто остался глупцом и невеждой,
Плюнет, назвав эту выдумку сказкою.
Тот, кто не смотрит на школы с надеждой,
Плюнет и прочь отойдет да с опаскою.
Между отставшим и дальше идущим
Взглядом нельзя охватить расстояния.
Вся революция дышит грядущим,
И обнажается дно мироздания.
Вы позабыли, как встарь отправлялись
Наши отцы в путешествие дальнее: 2
Долго по каменным тропам скитались,
Нет, не видал я картины печальнее.
Ныне в ауле, когда-то забытом,
Ставят над саклею звонкое радио.
Летчик вздымается к звездным орбитам,
Разум свой связью с вселенною радуя».
Милые дочери! Слово я взять хочу.
Славить сегодняшний добрый день хочу.
Ненарушимые – вольных людей права
Радостным женщинам нашей страны даны.
Юные и свободные внучки мои!
Что это значит – можете ли понять?
Новое по достоинству оценить?
Прошлое и теперешнее оглядеть?
Встретил меня Магома давным-давно —
Три десятилетия с лишним прошли…
Белое и черное узнать довелось…
Что осталось неведомым? – Смерть одна.
Мне в ту пору исполнилось десять лет…
Выдали за хозяина баранты.
Ясно помнится – мой отец говорит:
«Он из рода хорошего, он богат».
Разве юношей мало у нас в роду?
Часто взглядами провожали меня.
Разве не было сверстников молодых?
Разве друга сердца не выбрать из них?
Был уже стар супруг нареченный мой,
Не подружилась его судьба с моей.
Всюду богатому привет и почет, —
Неимущая – разве пара ему?30
Если где-нибудь встречному улыбнусь —
Будь он родственник, – улыбаться нельзя!
Если по воду шла, он и то следил,
Всех и каждого заподозрить готов.
Если вышла я воздухом подышать,
Он терзал меня по ночам в тишине,
Он словами позорящими хлестал.
Люди добрые крепко спали кругом…
Если жаловаться бежала к отцу,
Тот кричал: «Ты – замужняя! Хоть умри».
Соберешься ли с жалобами в Хунзах —
Прав останется, кто имеет стада.
Надрываясь, работала я, как мул, —
Не похвалит, не пожалеет старик.
Были тяжести не под силу ослу,
Что таскала я, только брань заслужив.
Оборвашкою он меня обзывал…
Разве бросишь приданое? Убежишь?..
Взял со временем он вторую жену, —
Вдвое стало мне тяжелее тогда.
В теплой комнате зимовали они —
Ветер хозяйничал в сарае моем,
Выше кровли у них поленница дров,
Мне и детям моим – саманный огонь.
Туши вяленые баранов у них —
Хоть бы косточку мне и детям моим!
Поедали чуреки мешками они —
Хоть лепешку мне и детям моим!
Чаю с сахаром сколько хочешь у них —
Слезы горькие с горьким хлебом у нас…
Как забиты и тощи дети мои, —
Он смеялся язвительно с той женой…
Сколько так провела я зимних ночей
С плачущими на соломе детьми!
Сколько так провела я долгих ночей,
К люльке сонную голову приклонив!
Он кунацких ко мне посылал коней —
Чистить, выходить их приказывал мне…
Он захожих ко мне отсылал бродяг,
В саклю чистую не пускал меня.
Привезут ли друзья корзины плодов, —
Шли корзины к нему, а ослы – ко мне.
Со свежинкой придут ли с гор пастухи, —
Значит, мясо – к нему, пастухи – ко мне.
Если сам приезжал откуда-нибудь, —
Поглядели бы, как подарки делил!
Поснимает хурджины с коня: «Бери!»
Но хурджины-то ей, а седло-то – мне.
Что, не нравится мне расседлать коня?
Добавлял охотно удар камчой.
Всякий раз привозил башмаки жене, —
Как была, босиком осталась я.
Сколько шелковых подарил ей платков!
Шею не во что мне закутать зимой…
Я служанкой бесплатной ему была,
Как служанку, выгнал меня наконец.
Он развода страшное слово сказал, —
Невозвратное при мулле произнес.
Я невестой приданое ему принесла, —
Мне он к старости ничего не вернул.
Понапрасну я жаловалась мулле.
Топорище, шутит, испачкал бычок.
Все я думала, как покончить с собой,
Смертью дикой, безумною умереть?
Вниз бы ринуться головой со скалы.
Да расколется ли еще голова?
Не железная ли она, говорю,
Сколько палок он об нее изломал!
Сколько палок он об меня обломал,
О согбенную спину мою, – спроси.
Не под бременем ноши согнулась я, —
Это сгорбило бремя горя меня.
Рано волосы побелели мои, —
Думы тяжкие пали снегом на них…
Так прославим же тех, кто сбросил ярмо, —
Славен класс пролетариев – наш класс!
И да здравствует наш весенний день,
Женщины свободной страны!
