А они, наверное, высматривают тех, кто еще на берегу.
…Потом я у дверей, и меня проводят через эти двери.
…Потом я ступаю по аккуратно расстеленной бумаге. Кто-то так позаботился о паркете.
…Потом был зал… В этом дворце, наверное, ремонт.
Кто меня сюда привел? Почему я здесь?
Картины…
Пейзаж. Река, парус. Тишина. Войти внутрь — и уже никогда не вернусь… Человеческая жизнь.
* * *
Зачем эта лодка пристала к берегу? Вода в реке чистая, пахнет травой…
Это вечер или утро?
Утро.
А что там?.. Коровы спят в траве. Большие глаза…
Кормилицы, вечные рабыни человеческие.
А что здесь?
Стены холодные…
Хочу идти быстрее, но что-то мешает… как будто могу пройти мимо чего-то важного для меня.
Я преодолел огромное пространство, и в мгновение я здесь… Но вокруг пусто… и темно.
И в этой раме нет картины…
Сквозняк.
Высокое окно…
Какая-то музыка…
Мне кажется, там кто-то прошел?..
Нет ли кого там? Нет? Нет…
…Потом я оказался около мельницы и наконец увидел людей.
Вот они… Они сидят в лодке… Вот так однажды сели и остались в родных местах, и этот вечер — их вечный день…
А мельница, наверное, на острове…
* * *
…Потом я попал в какой-то лабиринт.
До сего момента не понимаю, кто так вольно играет со мной…
На стене, но почти в углу странная картина в тяжелом золотом багете.
А это что? Улица города…
Но это же зима…
Они все как будто замерзли… Прошлое, видимо, было холодным временем, и вся эта красивая жизнь была такой красивой от жестокости ветров и холода небес…
Наверное, тогда Господь Бог особенно внимательно следил за жизнью людей и строго испытывал их…
Наверное, сейчас Он занят созданием нового мира — другого, совершенного, а наша жизнь идет самотеком.
…Потом… Какие-то звуки вокруг меня… Что под ногами тут?
Когда я переступил порог, я замер…
Это же «Вавилонская башня». Брейгель, Брейгель. Брейгель…
Что это? Мировоззрение или сама жизнь? Свобода — или мечта о клетке?
Кто они, строители этой башни? Христиане или язычники?
Какая разница… Христиане… Язычники…
* * *
…Башня Вавилонская, и лодки под парусами… Разумно… Одно для другого…
…Потом я подумал, что это, конечно, моя последняя встреча с «Вавилонской башней», и я сказал ей ласково «прощай».
Я боялся, что слишком обнаружу свою печаль, тоску расставания. Поэтому сразу и отвернулся.
…Потом я с трудом пошел туда, где видел свет…
Потом я увидел солнечную аллею…
Легкий, совсем добрый Ван Гог. Золотая аллея на резком осеннем ветру. Мгновение.
Но какое длинное.
…Потом мне послышались чьи-то легкие шаги, но я по-прежнему был совершенно уверен, что здесь один, и был уверен, что все это только для меня, иначе зачем было проносить меня через время, воду, через ветер по этим страшным дорогам, мимо брошенных деревень и замерзающих лесов.
Здесь, наверное, только что висели картины…
…А это зачем здесь?
…Потом вернулась Луна, она заставила меня обернуться…
Площадь старого города… летняя тишина… вечная жизнь…
…Не я ли когда-то написал эту картину, не я ли когда-то видел все это перед собой, каждое дерево, каждую тень?
…Я хорошо помню это небо…
Хорошо помню, потому что долго ждал, когда облако начнет удаляться от меня и я увижу его оборотную сторону и прочту, что там написано…
Если есть вера — небо живое…
Все мертво внизу? — все живо здесь, наверху!..
И все здесь легко…
Вечная жизнь…
1765 год. Питер Санредам…
А, да… это все же его работа… я же тогда стоял рядом с ним…
Вот справа стоял…
А это он дописал позже — в тот момент коляски не было…
А эти горожане… они на самом деле часто бывали здесь… о чем-то разговаривали.
…Деревья помню, но мне кажется, их было больше, а детей не помню…
Нет, нет…
Детей не было!
Вон то окно никогда не открывалось… Питер это придумал, никто не знал, кто здесь живет.
…И этого господина со шпагой я никогда не видел…
Площадь Марии.
Это площадь Марии.
* * *
Краска высохла, и все остановилось.
Все неподвижно, пока мы все или некоторые из нас не вернемся в этот город…
Все будет так же неподвижно…
Так, может быть, вернуться?
Только как?
Часы-то остановились.
Так запустим… запустим…
Башня…
Тени неподвижны… солнце уже далеко ушло. Не вернуть…
А холст еще теплый!
Свет Луны погас.
И в темноте мне некуда было идти.
И незачем.
ВОСТОЧНАЯ ЭЛЕГИЯ
…Всё как во сне…
Я вижу облака… туман…
…сосновый лес…
…знакомый берег моря…
…И тяжести на сердце нет.
На море лунный свет.
Мне кажется, что меня кто-то позвал…
Темный лес, белые стволы берез.
…Нет, никого нет…
В море появился остров…
Из ничего, из соленых брызг и пены, из чьего-то желания.
А на острове появляется лестница — и путь наверх по ее каменным старым покусанным ступеням…
…И вот я уже на острове…
Старая каменная лестница…
Огромные криптомерии…
Тишина, земля мягкая, как тесто.
Я глубоко вдыхаю запах жасмина…
И на меня из травы, по-детски задрав голову, смотрит мальчик-Будда.
…Звуки, звуки…
Я взмахнул крыльями и полетел над лесом.
И над туманом.
Под облаками показались серые кирпичные крыши…
Дома маленькие, но по два этажа, окна — как глаз птички…
Дома с маленькими — для Дюймовочки — балконами.
Окаменевшие — брошенные — мгновенно — как во смерти.
Город ровесников, город близнецов, убежавших из жизни в одно мгновение.
…Запах жасмина.
Маленькие двери, дверки.
Полумрак… или сумерки?
Ночь или день без человека?
Где я? В раю?..
…Но тогда почему мне так грустно?
Эти дома в лунном свете, как детская книжечка: все есть, но чего-то не хватает.
…Какой странный остров…
Раскачивается фонарь перед входом в дом. Скрип.
Туман.
Каменный мальчик-Будда с закрытыми глазами спит в траве.
Улица остановилась на наклонной улице. Туман. Я сложил крылья и сел на краешек крыши… Дома словно окаменели…
Мешали крылья, но прыгнул на землю. Больно.
Пошел.
…Совсем не слышу своих шагов…
Я в этом тумане, как в воде — рыба, но зябко мне — как человеку…
…Вижу свет в окне…
…Может быть, это для меня?
…Может быть, для меня на двери дома, оклеенной бумагой, вижу мою тень…
…Тень опережает…
…Я чувствую запах свечи…
…Дверь, как лист бумаги, невесома…
— Здравствуйте… — слышу свой шепот.
Темная комната, старая женщина сидит, что-то шепчет.
— Нет, она еще не совсем пришла ко мне… — Я громко сказал это, но она не захотела услышать…
