Лег заполночь. Увидел во сне медведя и, пробудясь, успокоился: помнится, Домникея говаривала: приснившийся медведь — враг богатый, сильный, но до смешного не умеющий сделаться страшным и опасным.

Утром стая всадников в окружении мощной охраны покинула Кремль, устремилась на северо-восток. Солнечный, теплый октябрь надумал оканчиваться ветрами и ранним снегом. Перед Гороховцем кони уже утопали в снегу по бабки. На стоянке корчмарь предвестия: оттепели не будет.

— Это ладно, — рассуждал опытный воевода Дмитрий Александрович Всеволож, когда все отдыхали в воеводской избе за чашками горячего взвару.

— Ладына, ладына, — передразнил князь Улан. — А как, бачка, будешь Бориса бить? Войска нету!

За отца отвечал сын Иван:

— Зачем бить, Улан-бек? Сам сойдет со стола.

Татарин провел под носом ребром ладони, недоверчиво сморщился:

— Сам никак не сойдет. Стол бога-а-а-атый!

За Гороховцем стоянка была в местечке Волчья вода, уже на подступах к Нижнему. Юрию отвели покой в доме местного купца Гавриила Шушеры. Тот вел торговлю дегтем и запах в его жилье был дегтярный. Князь долго не мог заснуть.

Морозов, что разделял с ним опочивальню, тоже ворочался на широкой лавке.

— Отчего не спишь, Юрий Дмитрич? Вонь мешает?

Юрий вяло ответил:

— Вони у нас повсюду столько, что она ни в чем никому не может мешать. — Помолчав, добавил: — Семейная пря гнетет сердце. Гадаю, смогу ли выполнить государево повеленье.

Семен Федорович откликнулся:

— Будь в деда и прадеда.

Племянник Гордого, внук Калиты сел в постели:

— А что дед? Что прадед?

— Учитель лег поудобнее, повел спокойную речь:

— Около ста лет тому, Даниил Александрович, самый младший из сыновей Невского, владетель маленького Московского княжества, сумел приобресть Переяславль и Дмитров.

— Как приобрел? — спросил Юрий.

— Покуда еще мирным путем, по наследству. А через год сын Даниила, твой одноименец, Юрий взял город Можайск уже силой и пленил князя его, Святослава Глебовича.

Ученик снова прервал учителя:

— Зачем нужны были моим предкам лишние города? Уж-ли причина — алчность?

— Не мысли худо о своих предках, — остерег Семен Федорыч.

— Плох князь удельный, не мечтающий о великом княжении. Для этого нужно много денег и войска. То и другое дают новые волости, города. Татарам удалось одолеть Русь раздробленную, где каждое княжество блюло независимость, а высшая власть не имела силы. Новое поколение князей видело выход из-под ига Орды в объединении всей земли под одним началом.

— Поумнели? — засомневался Юрий.

— Не все, — уточнил Морозов. — Просто несколько княжеств выделились и стали сильнее других: Тверское, Московское, Суздальско-Нижегородское, Рязанское. О главенстве же мечтали в Твери и Москве. Рязань с Суздалем старались лишь сохранить себя. Мелкие князья или продавали уделы, или стремились под крыло сильных. В конце концов сошлось так, что два володетеля объявились наследниками великого княжения Владимирского: Михаил Тверской и Юрий Московский. Первый — дядя, второй — племянник. Прав больше у того, кто старейший в роде.

— Так было, — перебил Юрий. — Ныне не так.

— Ныне! — усмехнулся Семен Федорыч. — Ныне — слово нестойкое. Завтра может сызнова объявиться вчерашнее. Да и не в этом суть. А в том, что каждый дерется за свою правду. Князья-соперники умчались в Орду. На Руси между их сторонниками разгорелась пря. С великокняжеским ярлыком вернулся Тверской. Московский же пробыл в Больших Сараях несколько лет, пытаясь изменить положение в свою пользу, даже женился на ханской дочке Кончаке. Вернулся, как царский зять, тоже с ярлыком да к тому же с татарским войском. Пошел смирять Тверь в паре с темником Кавгадыем. Тверичи встретились с москвичами у села Бортнова. Михаил одержал победу. Кавгадый и Кончака оказались в плену. Юрий убежал в Новгород.

— Для чего ты об этом рассказываешь? — спросил Юрий-потомок, недовольный Юрием-предком.

— Для того, — пояснил учитель, — чтоб знал: ведь ты завтра довершишь то, что началось век назад.

— Что началось? — не понял Юрий. — Мой двуродный прадед бежал…

— В жизни порой кажется, все кончено, — продолжил Морозов. — Ан, нет! Конец — оборотень начала. В тверском плену умерла Кончака. Эта смерть, — как ушат ледяной воды. Отравлена! Московскому Юрию ох как был выгоден такой слух!

— Хочешь обвинить прадеда? — насторожился потомок.

— Боже упаси! — взмолился Морозов. — Хочу подвести к тому, что всем пришлось сызнова отправляться в Орду, дабы оправдаться в смерти столь высокой особы: и Кавгадыю, и московскому Юрию, и… Жаль, Михаил Тверской поехал не сам, послал юного сына на свою погибель.

— Почему гибель? Татарскую княжну отравили?

Семен Федорыч подумал:

— Не скажу «да» и «нет». Тогда не доискивались до истины. Кавгадый с твоим прадедом убедили хана Узбека[41], что тверской князь виновен. Михаил был вызван в ханский стан и казнен. Говорят, перед смертью он повторял псалом: «Сердце мое смятеся во мне, боязнь смерти нападе на мя». Великим князем Владимирским вновь стал Юрий Данилович.

Рассказчик умолк и долго не доносилось ни слова. Наконец, Юрий подал голос:

— Повесть окончена?

Морозов промолвил:

— Доведена до аспидной[42] середины. Сын казненного Михаила Дмитрий выходил в Орде ярлык для себя. Юрий Московский снова побежал в Новгород. Затем бросился к хану, как его бывший зять. Тверской за ним. В Больших Сараях два врага встретились: убийца и сын убитого. Дмитрий, по прозвищу «Грозные очи», заколол Юрия. В Москве стал княжить его брат Иван, твой прадед. В Твери — брат Дмитрия Александр, ибо ордынский хан самосуд карал смертью[43].

— Убийца моего одноименца был предан казни? — уточнил Юрий.

Морозов подчеркнул главное:

— Два самых крупных русских княжества вновь возглавили два врага! — И присовокупил: — Удивления достойно: ярлык на великое княжение получил Александр Тверской!

— Почему не Иван Московский? — подосадовал Юрий.

Семен Федорыч не смог объяснить:

— Прихоть ханская! Больше того, властелин всего Улуса Джучи послал собственного брата Шевкала посадить Александра на Владимирский стол. Этот братец загостился в Твери и успел восстановить против себя местичей[44]. Поползли слухи: монголы, прибывшие с Шевкалом, мыслят захватить Тверь, убить князя, разорить область. По ничтожному поводу разгорелся мятеж. И — небывалое дело в порабощенной Руси — поработители были умерщвлены в городе до единого. Мстителями руководил Александр. Горячий, молодой, опрометчивый! Пришлось ему бежать во Псков, а тверичам испытать ужас, хуже Батыева разорения. Великим снова стал князь Московский, Иван, твой прадед.

— Хвала Богу! — вздохнул Юрий.

— Спустя десять лет, — довершил учитель повествование, — Александр Тверской сам явился на ханский суд и — представь себе! — был прощен.

— Неужто?

— Именно это воскликнул Иван Московский. С двумя сыновьями — Семеном и Иоанном — он приехал в Орду. Вместе убедили хана, что Александру, закоренелому ордынскому недругу, верить нельзя, а тем более оставлять его на свободе. Тверской князь с сыном Федором были вызваны и лишились голов. Тверь признала главенство Москвы, отослав ей свой главный соборный колокол.

— Борьба кончилась, — вздохнул Юрий, удрученный рассказом.

Семен Федорыч ненадолго перевел дух.

— Как любили говаривать наши предки, — начал он сызнова, — всякая рать — до мира, а любой мир — до рати. Двадцать лет минуло. Отдышались. И продолжили прерванное. Ведь главное было не решено: кто возглавит Русь, Москва или Тверь? Казалось бы, спорить не о чем. По смерти деда твоего Ивана ярлык на великое княжение получил в Орде Дмитрий Суздальский. Многие считали это несправедливым, привыкли, что Владимирский стол принадлежит роду князей московских. Хотя, если разобраться, Дмитрий Суздальский был прапраправнуком Всеволода Большое Гнездо[45], а твой родитель — лишь сын его прапраправнука. Следовательно, суздальские князья коленом старше московских.