Хохот я аплодисменты заставили его прерваться. С улыбкой поглядывал на слушателей, готовясь сказать кое-что посерьезней.

— Изучение родной речи — это великое дело. Самые высшие достижения человеческой мысли, самые глубокие знания и самые пламенные чувства останутся неизвестными для людей, если они не будут ясно и точно оформлены в словах. Язык — это орудие для выраже-ния мысли… Вторым предметом, который я также считаю совершенно необходимым для вас, является математика. Она дисциплинирует ум, приучает к логическому мышлению. Недаром говорят, что математика — это гимнастика ума. Я не сомневаюсь, что голова у вас ломится от мыслей, — снова пошутил Калинин, — но эти мысли надо упорядочить, направить, если можно так выразиться, в русло полезной работы… Диапазон практического применения математики огромен. Какую бы науку вы ни изучали, в какой бы вуз ни поступали, в какой бы области ни работали, если вы хотите оставить там какой-либо след, то для этого везде необходимо знание математики…

Очень заинтересовал Михаил Иванович молодых слушателей, приковал к себе их внимание. Ведь речь-то шла о том, что важно для каждого из них. Скоро закончат они школу. С какими знаниями, с какими убеждениями вступать им в самостоятельную жизнь?

А Калинин между тем изложил свое мнение о занятиях физкультурой. Сказал об изучении других школьных предметов. Заговорил о том, что последнее время тревожило его:

— Мне кажется, в наших школах слишком изнеживают ребят и не приучают их ценить физический труд. Видимо, в какой-то степени здесь еще сказывается влияние пережитков старины в отношении к физическому труду. И, может быть, семья здесь больше всего виновата, но школа не дает этому влиянию должного отпора. Поэтому многие ребята неохотно занимаются физическим трудом, расценивают его как что-то зазорное и унизительное. Я считаю это крупной ошибкой. Нет у нас труда низшего сорта и труда высшего сорта. Делом чести, славы, доблести и геройства является в нашей стране любой труд. Каждый советский молодой человек должен ценить физический труд и не избегать самой простой работы. Кто из вас приучится к физическому труду, будет лучше знать жизнь, кто будет уметь делать для себя, по крайней мере, самое необходимое — стирать и чинить белье, готовить пищу, содержать в чистоте комнату, кто будет знать хотя бы какое-нибудь ремесло, тот, будьте уверены, никогда не пропадет.

Михаил Иванович сделал паузу, подумав: а не утомил ли он серьезными рассуждениями молодых слушателей? Нет, на лицах ребят по-прежнему глубокий интерес, любопытство. Пожалуй, именно такой "взрослый" разговор им как раз и нужен больше всего. А еще надобно предупредить о том, что им наверняка придется сдавать экзамены гораздо сложней, неизмеримо сложней, чем школьные. В мире, и на Западе, и на Востоке бушуют битвы, пламя сражений в любой момент может переброситься на наше Отечество, и кому, как не молодым патриотам, предстоит подняться на защиту его!

— Мне хочется, чтобы советский человек был здоровым, сильным, выносливым и непримиримым к врагам нашей Родины, чтобы он умел великолепно драться за свой народ, за полную победу коммунизма. Значит, надо готовить из себя людей, способных выдержать любые испытания и преодолеть любые трудности…

И никто, конечно, не знал в тот день, что до нападения гитлеровцев на нашу страну, до начала самой кровопролитной в истории человечества войны оставалось всего лишь два месяца. И что старшеклассники, слушавшие Калинина, сразу же после школьного выпускного бала сменят свою привычную одежду на строгую военную форму.

Дорога, укатанная колесами тяжелых грузовиков, темной лентой тянулась через заснеженные поля и леса. На подъемах она была обильно посыпана песком, чтобы не буксовали машины. На перекрестках, в населенных пунктах несли свою службу регулировщики и патрули. Стрелки указывали, где водитель может получить горячую пищу. Михаил Иванович подумал: "Молодцы дорожники! Хозяйственные, заботливые люди".

С запада доносился приглушенный расстоянием рокочущий гул, напоминавший раскаты грома.

Утром, когда выехали из Кремля, совсем не было ветра, то ли туман, то ли низкие облака затягивали небо. А теперь денек разгулялся, облака поднялись выше и так истончились, что сквозь них просвечивало неяркое январское солнце. Окреп мороз. Не снег, а вроде бы мельчайший, сверкающий иней сыпался иногда сверху. Иссяк поток грузовиков на дороге. Лишь изредка попадались навстречу автобусы с ранеными. Шофер и помощник Калинина беспокойно вертели головами, осматривая горизонт. За железнодорожным переездом, увидев черные, свежие воронки авиабомб, водитель притормозил.

— Переждать бы, Михаил Иванович. Вон там, возле стены, под деревьями.

— А чего выждем?

— Может, снег пойдет или тучи пониже сядут, прижмут немцев к аэродромам.

— Нет, дорогие товарищи, — возразил Калинин. — Этак и до сумерек простоим. А у нас время назначено. Если уж мы опаздывать будем…

— Я-то что! — Шофер прибавил скорость. — За вас спросят…

— За меня как раз беспокоиться нечего, — успокаивающе улыбнулся Михаил Иванович. — Я еще на гражданской под бомбами-то побывал. В Минске стоял наш поезд "Октябрьская революция", так белые прямо на станцию самолет послали. Только все бомбы мимо… — Задумался, качнул головой и продолжал весело: — Есть у меня один давний друг-товарищ, с детских лет знаю его — Митя Мордухай-Болтовский. Ну, теперь-то, конечно, давно не Митя, а Дмитрий Дмитриевич. Ученый человек, профессор математики. К тому же греческий язык досконально знает. Сочинения древнегреческих математиков переводил. Вот и объяснил он мне когда-то еще когда гимназистом был, откуда фамилия моя произошла. "Каллиникос" по-гречески будет "одерживающий славные победы". Отсюда имя у них пошло — Каллиник. Ну а у нас со временем на русский лад переделали. Калина, Калинин… Если просто сказать — победитель. А победителей не убивают, по крайней мере до тех пор, пока они не одержат победу. Убедил вас? — засмеялся Михаил Иванович. И, видя, что его слова не очень-то подействовали, добавил серьезно: — В самом деле, товарищи, опаздывать нам никак нельзя. На фронте особенно важна точность.

Штаб армии, куда они прибыли, размещался в небольшой лесной деревушке, поодаль от шоссе. Среди старых берез и сосен, под прикрытием густых зарослей, были выстроены для встречи бойцы. Они стояли двумя шеренгами, образуя широкий коридор от перекрестка, где остановилась машина, до крайней избы, над трубой которой чуть приметно струился дымок.

Командарм и начальник политотдела представились Калинину. Командарма он знал, вручал ему когда-то орден, поздоровался, как со старым знакомым. Начальник политотдела был молод и, вероятно, недавно на своей должности. Он явно стушевался перед Председателем Президиума Верховного Совета, поэтому Михаил Иванович, чтобы приободрить, заговорил о самом простом: о дорожниках, которые хорошо содержат шоссе, спросил, как называется деревушка.

Командарм назвал фамилии и звания встречавших, среди них было несколько генералов, полковники, комиссары. Михаил Иванович каждому пожал руку:

— Прошу! — Командарм сделал приглашающий жест, а сам отступил назад. Михаил Иванович, опираясь на палку, пошел между шеренгами, вглядываясь в бойцов. Все они рослые, плечистые, в добротных валенках, в шапках-ушанках. Шинели туго запоясаны, грудь колесом. У командиров — белые полушубки.

Медленно шагая вдоль строя, Калинин останавливался, спрашивал громко, обращаясь к кому-то одному, но чтобы слышали многие:

— Как морозец-то, жмет?

— Ничего, мы привычные! — раздавалось в ответ. — Выдюжим.

— У нас с вами и обмундирование подходящее, — приподнял он ногу в валенке. — Вся страна сейчас на своих защитников трудится.

— Понимаем! Не подведем!

— А я хочу порадовать вас. Есть сообщение, что Московская область полностью освобождена от оккупантов, до последней деревни. И Тульская тоже. Здесь москвичи, туляки имеются?