— Что-то вы поздно, мисс, — сказал он. — Я уж подумал, что вы решили проспать весь день.

— Только его первую половину, — улыбнулась Кэти в ответ. Петершэм аккуратно положил деревяшку себе в карман и отряхнул руки от стружек.

— Куда собираетесь сегодня, мисс? — спросил он. — Не хотите ли снова покататься на пони?

— Нет, нет, я не могу, — не успев подумать, торопливо ответила Кэти. Она не хотела подвергать вынашиваемого ею ребенка опасным превратностям прогулки на норовистом пони, но объяснять Петершэму причину своего отказа пока не собиралась. Она хотела, чтобы первым обо всем узнал Джон.

— Не можете?! — воскликнул Петершэм, внимательно рассматривая девушку.

Кэти загляделась на одного из пестро расцвеченных попугаев, которых на острове было не меньше, чем воробьев в Англии, и не заметила, какое удивление вызвал у старика ее неосторожный ответ. Она встрепенулась, только когда Петершэм снова спросил:

— Тогда, может быть, мы пойдем к морю, мисс?

Кэти согласилась с улыбкой. Они пересекли сад и по тропинке спустились с утеса прямо на белый песок. Она нашла небольшой обломок скалы и уселась в его тень, поудобнее опершись спиной о прохладную поверхность камня. Петершэм присел рядом с ней, храня на лице задумчивое выражение. Сидеть на одном месте, вместо того чтобы сразу начать плескаться в воде, — ой, как это было не похоже на мисс Кэти!

Кэти скинула кожаные сандалии, которые ей смастерил Джон из своих старых сапог, и зарылась ступнями в теплый песок. Пе-тершэм безмолвно следил за девушкой. У него в голове уже начали складываться кое-какие подозрения.

— А каким был Джон в детстве? — нарушив тишину, спросила Кэти, мечтательно рассматривая горизонт.

— Таким же дьявольским упрямцем и сорвиголовой, как и сейчас, — усмехнулся Петершэм.

Кэти посмотрела на него с упреком.

— Я говорю серьезно, — настаивала она.

— Я тоже, мисс.

Кэти послала ему увещевающий взгляд, и старик продолжал:

— Как я помню, мисс, он был крупным ребенком и тянул при рождении на добрых десять фунтов. Мистер Хейл так хотел иметь мальчика, что мы все подумали, он лопнет от радости. Он выпил целую бочку ямайского рома, со всеми пропустил по стаканчику, даже с конюхами — я тогда конюхом был, мисс. А потом мисс Вирджиния — это была матушка мастера Джона, настоящая леди — взяла и померла. Поначалу казалось, что мистер Хейл тоже не жилец на этом свете, уж больно много он выпил с горя. Но он выжил, хотя для мастера Джона это, пожалуй, вышло не к добру. После смерти мисс Вирджинии мистер Хейл совсем изменился. Он ходил хмурый, и немного погодя увидели, что он винит мастера Джона в смерти его матери. Мистер Хейл нанимал разных женщин присматривать за мальчиком, но ни одна из них не задержалась надолго, и мастер Джон чаще всего крутился среди слуг. Отец едва на него глядел.

— Бедный малыш, — вздохнула Кэти, живо представляя себе маленького Джона, обделенного любовью и лаской. Она снова обратилась к Петершэму. — Рассказывай дальше, пожалуйста.

— Ну, значит, мастеру Джону пришлось расти самому по себе. Лет с десяти он начал пропадать в конюшне — единственное место в усадьбе, где ему были рады. Как и все мальчишки, он изрядно проказничал — простые шалости, мисс, ничего худого. Но мистер Хейл считал по-другому. Он замечал мастера Джона только затем, чтобы высечь его за какой-нибудь пустячный проступок. Потом в один прекрасный день мастер Джон достаточно подрос для того, чтобы дать сдачи, и отец больше не осмеливался его пороть. Потом мистер Хейл нашел себе прехорошенькую молоденькую девушку и во что бы то ни стало захотел на ней жениться. Мастеру Джону она тоже очень нравилась. Бегал за ней повсюду хвостом, хотя она его и не замечала. Даже злилась, что он путается у нее под ногами. Мастер Джон тогда был долговязым, неуклюжим мальчишкой, ничуть не похожим на того красавца, каким он теперь стал. — Петершэм сделал выразительную паузу. — Вы должны быть терпимы к мастеру Джону, мисс. В детстве его совсем никто не любил, и он очень страдал из-за этого.

Последнюю фразу он произнес очень серьезно. Кэти почувствовала, что у нее увлажнились глаза. Теперь она с удвоенной силой будет любить Джона и их общего первенца, чтобы подарить им все то, чего недоставало в детстве самому Джону.

— А потом он сбежал из дома? — спросила Кэти. Петершэм метнул на нее настороженный взгляд.

— Мастер Джон рассказал вам и об этом'

Кэти безмолвно кивнула. Петершэм покачал головой. o*

— Я не думал, что он кому-нибудь это расскажет. Я-то об этом знаю только потому, что нашел его тогда в сарае. Он себе жилы ножиком резал. Я ему пригрозил, что позову отца, и тут он мне все выложил. Я ему сказал, чтобы он так не горевал, но на нем все равно лица не было. На следующее утро он убежал. Сначала мистер Хейл не слишком о нем беспокоился, но через неделю в городе стали спрашивать, куда запропастился мастер Джон. Тогда мистер Хейл послал меня отыскать своего сына и вернуть его обратно. Ну, стало быть, я его и нашел. Он записался юнгой на бриг «Милосердный». Мастер Джон твердо решил уйти в море и сказал, что никогда не вернется в Вудхэм. Я мастера Джона понимал. У юнги на корабле жизнь не сахар, но все же ему там было лучше, чем дома.

— Мистер Хейл был богатым?

— Деньги у него водились, но тратить их на своего сына он скупился Даже у конюхов одежка была лучше, чем у него, да и ели они сытнее. Мистер Хейл тратил деньги только на женщин и карты. Он совсем разорил Вудхэм — это последнее, что мы слышали

— И он никогда не возвращался назад? — медленно произнесла Кэти, чье сердце ныло от жалости.

— Никогда, — ответил Петершэм. — И я сомневаюсь, что он когда-нибудь вернется. Ему нравится жить здесь, мисс. Да и мне тоже.

Некоторое время Кэти молчала, обдумывая то, что рассказал ей Петершэм. Теперь она лучше понимала характер Джона — его недоверие к женщинам, его жестокость, его гипертрофированное чувство собственности. Ничего не имея в юности, он был полон решимости самому добыть свое счастье и не упустить его.

— А как он стал пиратом? — спросила наконец Кэти. И Петершэм рассказал такую историю:

— На «Милосердном» мастер Джон работал как дьявол и накопил достаточно денег, чтобы вступить в дело с хозяевами брига. Мы плавали вдоль побережья Северной Америки и торговали всем, что попадется под руку. В тот рейс мастер Джон был капитаном, а в трюме мы везли груз новеньких английских штуцеров. Видать, мисс, о нашем грузе пронюхали пираты. Они напали на нас. Драться мы тогда были не обучены, на бриге была только одна пушка. Понятное дело, мы просто сдались. Каждого, кто отказывался к ним присоединиться, пираты убивали на месте. Мастер Джон не дурак, да и я тоже, так что мы подписали ихнюю бумажку и стали пиратами. Мастер Джон оказался настоящим морским разбойником, ему это нравится. Да и как такая веселая жизнь не понравится. Сам себе хозяин, и прибыль неплохая.

Некоторое время Кэти в тишине переваривала поведанную ей историю, а затем немного смущенно улыбнулась Петершэму.

— Спасибо, что рассказал мне, — тихо поблагодарила она. Петершэм молча кивнул, как бы принимая ее благодарность. Они сидели и смотрели на волны.

Наконец старик снова заговорил:

— Вам ведь есть что рассказать мастеру Джону, мисс Кэти?

Этот вопрос, прозвучавший словно гром среди ясного неба, застал Кэти врасплох. Она быстро посмотрела на Петершэма, чувствуя, как ее лицо заливает горячий румянец.

— Ч-что ты имеешь в виду? — замялась она. Петершэм усмехнулся.

— От меня вы это не скроете, мисс. Я на своем веку перевидал немало женщин в тягости.

Кэти покраснела еще гуще. Она еще не привыкла к мысли, что носит в себе ребенка от Джона. И хотя Кэти была счастлива, она все еще ощущала глубоко укоренившуюся застенчивость, когда речь заходила о самых интимных сферах ее жизни.

— Я… я, — запнулась она и наконец серьезно произнесла: — Разумеется, Петершэм, ты совершенно прав.

— Я так и знал, — с удовлетворением сказал старик. — Ух как обрадуется мастер Джон. Ребеночек — это как раз то, что ему нужно.