своей любви, пока она не убедится в его взаимности, Кэти пребывала в постоянном страхе, опасаясь выдать себя.

Девственно чистый песок и сверкающая голубизна моря призывали немедленно насладиться их прелестями. Свое первое утро на Лас-Пальмасе Кэти провела вместе с Джоном, загорая на солнышке и плескаясь в бухте. Собираясь к морю, Джон надел только пару укороченных, выше коленей, бриджей, которые оставляли обнаженными его мощный торс и длинные мускулистые ноги. Извилистая рваная рана на его бедре в лучах яркого солнца приобрела густой пурпурный оттенок, а шрамы на груди блистали, словно драгоценные медали. Движимая сочувствием, Кэти прижалась губами к этим памятным знакам былых страданий. Она сделала это так нежно, что у Джона от наслаждения перехватило дыхание. Остаток дня они провели на огромной кровати с бронзовыми шишечками на спинках.

К своему удовольствию, Кэти обнаружила, что она плавает лучше, чем Джон. Проведя на море многие годы, он плавал, как большинство матросов, размашистыми грубыми саженками и не мог противостоять отточенному, филигранному стилю Кэти. Сначала он был задет ее первенством, но потом стал гордиться ее способностями так рьяно, словно сам давал ей уроки плавания.

В один жаркий день спустя месяц после того, как «Маргарита» встала на якорь в бухте Лас-Пальмаса, Джон, опершись на локоть, лежал на песке и изучал лицо спящей девушки, которая растянулась рядышком с ним. Она дышала, чуть-чуть посапывая. Они занимались любовью всю ночь, до рассвета, и усталая Кэти уснула, едва коснувшись головой песка.

Ее сливочная кожа уже покрылась золотистым загаром, а волосы, выгоревшие под тропическим солнцем, стали еще ярче. Девичья фигура, чьи безупречные линии отчетливо вырисовывались под коротким муслиновым платьицем, успела созреть за немногие месяцы их знакомства. Ее грудь стала полнее, а талия и бедра приобрели дополнительную гибкость. Из девушки она постепенно превращалась в женщину. Джон чувствовал, как учащенно забилось его сердце. Неземная красота Кэти казалась ему порой призрачным видением.

Но еще важнее внешней красоты, размышлял Джон, были ее нежность и теплота. Эти качества, словно масло, которое льют за борт, чтобы унять разбушевавшийся шторм, заставили Джона забыть о его предыдущих небезоблачных отношениях с так называемым слабым полом. Среди миллиона женщин она была единственной, которой он мог поверить.

Джон мысленно вернулся к сцене на палубе «Маргариты», когда он обнаружил Кэти в объятиях другого мужчины. Боже, он был готов искромсать Гарри на кусочки, и шпильки Кэти, которые она отпускала впоследствии, били точно в цель, приводя его в бешенство. Он ее ревновал — вот простая загадка его гнева. Одного воспоминания об этом случае было достаточно, чтобы разбудить в его душе самых безобразных демонов. Он перевернулся на спину, закрыл глаза и продолжал размышлять.

Джон не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь ревновал других женщин, с которыми оказывался в постели, и ему на ум приходило единственное этому объяснение: ревность происходила из любви. Поиграв некоторое время с этой странной мыслью, Джон отбросил ее как смешную и недостойную внимания. Он был застрахован от такой глупости, получив болезненную, но необходимую прививку еще в юности.

Однако ему что-то мешало окончательно оставить свою мысль, и он нерешительно бродил вокруг нее, словно медведь вокруг капкана с соблазнительным кусочком мяса. Возможно ли, чтобы его одержимое стремление обладать этой девушкой уходило корнями в область более возвышенных чувств?

«Нет, нет!» — быстро ответил Джон, но затем поневоле вернулся назад. Если он будет честным с самим собой, то признает очевидное: он был по уши влюблен в семнадцатилетнюю девчонку, и одна ее улыбка могла заставить его сердце биться быстрее. Джон постарался осторожно свыкнуться с этим предположением. Он обдумывал новый вопрос. Любит ли его Кэти? Он знал, что нравится ей, и порою, когда его искусные ласки приводили девушку в любовный экстаз, он угадывал в ее горячих глазах нечто большее, чем простое плотское удовлетворение. Однако, переспав с многими десятками женщин, Джон знал, как мало на самом деле значат все ночные всхлипы и стоны. Гордость не позволяла ему прямо признать, что он любил Кэти без всякой уверенности в ее взаимных чувствах. Если она не любит его, то, признавшись ей в своей страсти, он вручит ей в руки кнут, которым она сможет его погонять, как только вздумается. Он поступит куда мудрее, если добьется ее любви исподволь — своим обаянием, мужеством и умом. А то, что такая задача ему по плечу, Джон нисколько не сомневался. Может быть, он даже на ней женится…

Он немного нахмурился, представив себе Кэти в роли своей жены. Какой бы довольной она ни выглядела на Лас-Пальмасе, не стоит забывать, что она была приучена к совершенно другому образу жизни. Она была знатной леди, дочерью графа и вращалась в самых высших кругах английского общества. Она жила, окруженная роскошью, и ни в чем не знала отказа. Если бы не вмешательство судьбы, толкнувшей девушку в его руки, она могла бы выбрать себе другого мужа, даже из королевской семьи.

«Но теперь она принадлежит мне, — возразил Джон с испугом, словно опасаясь, что потеряет ее, — и я ее никому не отдам». Он был достаточно богат, чтобы не лишать ее привычного комфорта, а если и это не сделает ее счастливой, что ж, он даже пойдет на то, чтобы бросить свой теперешний промысел. В Англию путь для него был заказан — слишком много британских кораблей стали его добычей, — но он мог вернуться с ней назад, в Южную Каролину. Вопреки всему случившемуся, там была его родина. Конечно, на первых порах американский уклад жизни покажется Кэти странным, но ничего, она вытерпит. Если она его любит…

Пригоршня холодной воды, выплеснутая ему на лицо, моментально развеяла прихотливую вязь его полугрез. Их предмет, хихикая, стоял у его ног: голубые глаза Кэти искрились от смеха, светлые волосы в беспорядке вились вокруг стройной шейки. Когда он ошеломленно открыл глаза, она вытряхнула на него из своих сложенных горсткой ладоней последние капли.

— Сейчас я тебя как следует проучу, — проворчал он с шутливым гневом и, вскочив на ноги, бросился к Кэти.

Она легко увернулась от его рук и резво, как молодая газель, помчалась к спасительному морю, а за ней, словно колокольчик, несся ее звонкий смех.

— Ну, повезло тебе, лисичка, — быстро бегаешь, — крикнул ей вдогонку Джон и, сбавив шаг, следом за ней окунулся в лазурные волны.

В этот вечер Джон был непривычно тихим, и Кэти раз за разом обращала на него тревожные взгляды. Может быть, он из-за чего-то на нее рассердился? Он казался расстроенным, а его серые глаза затянула задумчивая поволока. За ужином он выпил несколько стаканов вина, но совсем не притронулся к пище. Кэти беспокойно подумала, что он, наверное, нездоров. Скорее всего, у него опять заболела нога, и он не хочет в этом признаваться.

Наконец Кэти не удержалась.

— Джон, ты себя хорошо чувствуешь? — озабоченно спросила она.

Он поднял на девушку отсутствующий взгляд. Его глаза сфокусировались на ней только через минуту.

— Что? Ах да, конечно, очень хорошо. Почему ты спрашиваешь?

— У тебя болит нога? — настаивала Кэти, еще больше озадаченная его рассеянностью. Она уже привыкла, что он с жадным вниманием ловит каждое ее слово Что с ним произошло? Неужели она начала ему надоедать?

— С ногой у меня все в порядке. Почему ты вдруг так обеспокоилась моим здоровьем? — рассеянно произнес он, как будто находясь за миллион миль от нее.

— Тогда скажи, что с тобой происходит? — взорвалась Кэти.

— Да ничего особенного, насколько я знаю. А что? — вяло спросил он.

— Ты так притих. Ты на меня за что-то сердишься? — помимо ее воли ее голос зазвучал почти заискивающе.

Джон засмеялся, остановив на девушке внезапно потеплевший взгляд.

— Я просто задумался, милая.

— О чем? — подозрительно спросила Кэти.

— В один прекрасный день ты узнаешь сама, — таинственно ответил он, вызвав сварливое недовольство Кэти.